Руководитель фракции «Справедливая Россия» в Госдуме Николай Левичев:

– Николай Владимирович, разговор в редакции мы обычно начинаем с вопроса о прессе. Как вы оцениваете качество российской журналистики?

– После того, как я стал публичным политиком, мне очень редко доводилось встречать политических журналистов, с которыми было бы интересно разговаривать. Наверное, отчасти потому, что многие очень молоды – студенты. Например, однажды в субботу мне позвонили с одного из центральных телеканалов и говорят: «Срочно нужен ваш комментарий». Я объяснил, что живу за городом, на что мне ответили: «Ничего, сейчас приедем». Тогда, помнится, речь шла о нашумевшей встрече актива Партии жизни с Владиславом Сурковым, и как раз тогда в прессе появилась фраза о создании «второй ноги» власти. Через два часа приезжает ко мне корреспондент – студент и я понимаю, что ему просто сказали: «Езжай, задай этому хмырю такой-то вопрос». Парень даже не знает, по поводу чего берет у меня комментарий – опубликованной стенограммы встречи в глаза не видел. Еще пример – на региональную конференцию политической партии посылают корреспондента – девушку. Но по ней видно, что она никогда ни в одной общественной организации не состояла и даже не знает, что такое кворум, не знает элементарных демократических процедур и пытается взять комментарий. В общем, знающий, интересный политический журналист нынче большая редкость.

– Как вы думаете, свобода слова сейчас есть в стране?

– Если кому-то захочется полить меня грязью, то это довольно просто сейчас делается. Есть издания, которые не гнушаются это сделать за определенную плату. Я думаю, что сегодня у свободы слова есть определенный тариф. У кого есть финансовые возможности, тот и осуществляет свободу слова. Так, например, в период избирательной кампании была запущена «деза» о моей якобы причастности к сайентологам.

– Но действительно ходят слухи, что вы, Сергей Кириенко и еще несколько политиков были связаны с сайентологами.

– Ни сном, ни духом! Хорошо еще пока не говорят, что я под столом ем младенцев по ночам! Вы сами видите, что у нас, с одной стороны, полная свобода слова. Сейчас я уже добился публичных извинений от г-на Дугина, устами которого запускали эту «жареную утку», и пытаюсь судиться с интернет-ресурсами, которые эту информацию опубликовали. Но в судах мне говорят, что не туда обратился, потому, что они зарегистрированы как электронные версии печатных изданий, которые на самом деле не выходят. Боюсь, эти иски растянутся еще года на полтора. Поэтому в определенном смысле – полная свобода слова.

– Тогда по-другому: в стране есть цензура?

– Ну, цензуры у нас нет точно. В букинистических магазинах можно приобрести старые досоветские издания, где строчки вымараны черными чернилами. В советский период также была даже профессия такая – цензор и был соответствующий государственный орган, который занимался цензурой. С ним согласовывали материалы до напечатания, а еще раньше, до революции, цензуре подвергались даже уже напечатанные книги – простым физическим способом при помощи чернил. В этом смысле цензуры нет. Но, как известно, многие прихожане склонны быть святее Папы Римского. В качестве примера возьмем прошедшие думские выборы. На них избирателей порой склоняли к голосованию за бутылку водки, или грозили, что уволят с работы, или ребенка перестанут пускать в детский садик, если родители не отдадут голос за нужного кандидата. И действительно, люди шли на избирательный участок, брали бюллетень и выражали то мнение, к которому их склоняли. При этом многие держали в кармане фигу. Но некоторые люди не могут жить с фигой в кармане – и начинают писать письма типа: «Уважаемый Сергей Михайлович, в нашу деревню приходил начальник, все дома обошел и сказал, что нам не будет счастья, если мы не проголосуем за такую-то партию. Мы, конечно, проголосовали, но вы этого дядьку накажите». Или директор школы по деревне ходит и собирает паспорта с родителей. Но если вы паспорт ему отдаете, то на что же потом жалуетесь? А потом подводят итоги – а демократические ли были выборы? Как говорил мой любимый учитель: «Математика может проверить очень многое», – к тому же я оканчивал математическую школу. Так вот, я недавно в Интернете нашел очень интересный график: в нем по горизонтальной оси обозначен процент явки на думских выборах от 0% до 100 %, а по вертикали процент голосов, отданных за партию «Единая Россия». Там, где явка составила 50% населения, за «Единую Россию» проголосовали всего 25–35%. Но там, где явка была ближе к 99%, растет и количество голосов, отданных за партию власти. То есть это в Чечне, Ингушетии и других подобных регионах.

– А в Мордовии, говорят наблюдатели, и вовсе вначале насчитывали явку 109 %?

– Значит, она выпала даже из этого графика. Но в целом тенденция понятна – там, где усилия по увеличению явки не предпринимались – результат один, там, где предпринимались – другой. Если обозначить на графике результат оставшихся партий, то, как только явка увеличивается – результат других партий ползет вниз.

– А если бы «Справедливая Россия» оказалась на месте «Единой России» и получила большинство мест в Госдуме, вас бы волновали эти графики?

– Мы не можем поменяться местами с «Единой Россией» в принципе. Но сначала расскажу, почему не удалось нас не пустить в Государственную думу. Примерно за две недели до выборов в наших независимых СМИ стали появляться комментарии кремлевских, как я их называю, экспертократов. Они наперебой высказывались, что «Справедливой России» в Думу ходу нет потому-то, потому-то и потому-то. Но это нас не испугало – так как мы к выборам начали готовиться заранее – у нас на съезде была принята предвыборная платформа, которая была издана тиражом 25 млн. экземпляров, и мы ее сумели распространить по российским городам и весям. Часть этих брошюр осела где-то в гаражах и под столами в партийных офисах, но за 20 млн. я ручаюсь. Мы потом получили несколько десятков тысяч откликов, комментариев и предложений в эту программу. И уже новая программа, принятая на съезде партии в минувшем сентябре, была переписана на три четверти, и в ней учтено огромное количество этих предложений. Например, пункты, касающиеся проблем военных пенсионеров, взяты из писем наших избирателей. В стране нашей оказалось достаточно много людей, чьи аналитические материалы по качеству превосходят работы профессиональных аналитических центров. Поэтому, когда брошюра со словами «План Путина» попадала в руки людей, которые нашу книжечку до дыр зачитали, эффект от нее был нулевой. И поэтому бесполезно нас с «Единой Россией» менять местами, потому что состав нашего основного ядра качественно отличается от состава ядра этой партии. У нас уже почти пол- миллиона членов партии. И огромное большинство этих людей пришли в партию сознательно.

– Но все-таки, чем отличается «Справедливая Россия» от «Единой»?

– Совсем недавний пример – мы не голосовали за поправки в бюджет, которые пришли из правительства, вроде бы с благими целями – увеличить социальные выплаты. Но, по сути, делалась попытка изменения структуры трехлетнего бюджета. То есть его хотели превратить из бездефицитного в профицитный. Дополнительные доходы в размере 1 трлн. 400 млрд. рублей предлагалось распределять таким образом – 331 млрд. рублей – на увеличение социальных выплат, а 1 трлн. 87 млрд. – отправить в стабилизационный фонд. То есть вместо того, чтобы вкладывать их в экономику России, о чем мы уже не первый год говорим, деньги опять будут вкладываться в экономику других стран. Мы понимали: шансов, что эти поправки учтут, у нас не было. Но в целом наша позиция на эти четыре года заключается в том, чтоб будоражить общественное мнение и подталкивать «Единую Россию» в нужном направлении, потому что какие-то наши наработки и предложения частично все же принимаются. И хоть все кричат, что главное для политической партии взять власть, в законе сказано, что на первом месте у партии стоит функция формировать общественное мнение. Мне кажется, что с этой функцией мы худо-бедно справляемся. Вообще попадание партии «Справедливая Россия» в Госдуму является серьезной исторической вехой. Потому что впервые в истории партия, открыто провозгласившая социал-демократические принципы, прошла в Госдуму.

– Если вы себя считаете социал-демократами, вас не смущает, что вас называют «эсерами»? Они были тоже социалисты, но все-таки революционеры.

– Меня лично название «эсеры» не смущает вообще, так как один из моих дедов был членом партии эсеров и депутатом Петросовета, он был балтийским матросом в 1905 году, сгинувшим в 37-м в океане репрессий. Но понимаете, перед нами сейчас стоит проблема вступления в Социнтерн – нам кажется, что для России это будет достаточно значимым событием на международном уровне. Социнтерн на сегодняшний день объединяет более 160 партий из 130 стран. Более 55 этих партий являются правящими в своих странах. Так что это очень авторитетная международная организация. Однако сегодня мне представляется преждевременным констатировать формально, какая на самом деле наша партия: социально-демократическая или социалистическая. Мы свою программу писали, не исходя из наследия Плеханова, а основываясь на сегодняшних мыслях и чаяниях нашего народа, и поэтому мы себя определили «актуальными левыми».

– Вы говорите, что находитесь в оппозиции к партии власти, а какое отношение к самой власти?

– Мы противники революционных изменений, которые связаны с растратой жизненного потенциала нации, и все-таки пытаемся оставаться в том правовом пространстве, которое существует, и улучшать его. Даже в 2003 году, когда Партия жизни на выборах набрала 1,9%, мы стали единственной политической партией, которая поступила по закону и полностью погасила долги за бесплатный эфир – 56 млн. рублей. Кроме нас никто этого не сделал.

– Вы называете крупные цифры – 56 млн. за эфир, брошюра издана 25 млн. экземпляров. Откуда такие деньги?

– Сейчас наша партия ежемесячно сдает справку о доходах и расходах в территориальные избирательные органы. Региональные отделения партии предоставляют данные в региональные избиркомы, а федеральная бухгалтерия контролируется ЦИК. Соответственно налоги платим вовремя. Пока мы не получали положенное по закону по итогам выборов в Госдуму государственное финансирование, партия живет на средства спонсоров.

– Это какие-то бизнес-структуры, которые разделяют ваши взгляды?

– Перечень организаций, которые нам помогают, доступен. Но не будем скрывать, что после съезда «Единой России» с участием Владимира Путина перед думскими выборами, у нас возникла проблема – примерно 9 из 10 потенциальных спонсоров воздержались от выполнения своих, скажем так, фьючерских контрактов.

– Сами воздержались или их кто-то попросил?

– Кто-то сам воздержался, а кого-то, может, и попросили, мне трудно судить. Может, они сами когда-нибудь напишут об этом в воспоминаниях через много лет.

– Тем не менее ждать, что вы перейдете в оппозицию не только «Единой России», но и исполнительной власти, бесполезно?

– А почему вы считаете, что мы не в оппозиции к исполнительной власти? Ведь партия «Единая Россия», которой мы противостоим, это зеркальное отражение КПСС. Только КПСС представляла из себя структуру, которая сформировалась в процессе полного огосударствления партии, а «Единая Россия» формируется за счет партизации властной вертикали. На региональном уровне руководителями этой партии являются люди, занимающие высокие посты в исполнительной власти. Они, обращаясь к избирателям, говорят – если вы проголосуете за «Единую Россию» – мы достроим мост или, скажем, больницу за год, а если вы проголосуете за кандидата от «Справедливой России», то средств на его строительство у государства не будет. Вот и скажите, как не быть в оппозиции исполнительной власти, если она срослась со своей партией?

– А почему вы решили поддержать Дмитрия Медведева?

– Когда партия вырабатывала решение о поддержке, мы с Дмитрием Анатольевичем официально встречались, задали ему вопрос, не планирует ли он в скором времени вступить в какую-то политическую партию. Он ответил, что в обозримом будущем у него таких планов нет. Именно это обстоятельство позволило нам консолидировано выступить в его поддержку. На самом деле я считаю, что неплохой это вариант.

– Последние соцопросы показали, что больше всего россияне не доверяют депутатам, как вы считаете почему?

– В том числе и потому, что у нас представители партий любят поупражняться в остроумии. Они изощренно подбирают какие-то оскорбительные эпитеты для того, чтоб охарактеризовать коллегу по Госдуме. Я считаю, что употребление непарламентских выражений в этом заочном диалоге разрушает политическую культуру общества, формируя негативное отношение граждан к институту политических партий. Поэтому мы и не движемся вперед к правовому государству, к свободе слова, к демократии. Кроме того, демократия развивается на благо человека там, где присутствует многопартийность. А как же развивать многопартийность, если представители разных партий друг друга поливают грязью.

– В итальянском парламенте депутаты частенько дерутся, и никто не скажет, что в Италии нет демократии…

– Можно будет драться, когда у нас доверие к институту политических партий приподнимется хотя бы до 20%, а сейчас оно на очень низком уровне.

– Так откуда быть доверию? Ведь люди видят, каким образом кандидаты попадают в парламент…

– Тут я вас отошлю к классикам, которые говорили «других писателей у меня для вас нет». Вот и у нас в стране других партий, к сожалению, нет, и вряд ли они появятся в обозримом будущем. У меня складывается ощущение, что 29 июня 2002 года мы вспрыгнули на подножку последнего вагона уходящего поезда – именно в этот день возникла и начала расти Партия жизни. Я думаю, что если бы мы затеяли этот процесс с опозданием на полгода – ничего бы не вышло, так как все начинания последних шести лет не состоялись. Но и создать такую партию, провозгласившую демографическую проблему центральной политической проблемой страны, даже на полгода раньше мы тоже не могли, так как в России такая историческая возможность сложилась только к весне 2002 года. Соответственно и условия для объединения «актуальных левых» созрели только к середине 2006 года.

– Не тяжело работать в Госдуме?

– Я когда был маленький – родственники собирались по праздникам вместе – отмечали 7 ноября, 1 Мая – уж какие были праздники. В основном все разговоры за столом в интеллигентской семье сводились к тому, какая глупая и тупая власть. Рос я тоже с этим же убеждением. Но когда начал знакомиться с людьми на разных уровнях власти, понял парадокс – оказывается, человек внизу этой властной вертикали смотрит наверх, думает – какие же там идиоты. А человек, который находится на верху и смотрит вниз, думает – какой же никчемный народец мне достался. Как руководить таким народом? Какое ни дашь указание, какой закон ни придумаешь – его тут же извратят, вывернут наизнанку и доведут до абсурда. Что касается проблем – у нас в думе 38 мандатов, у ЛДПР 40, и у КПРФ 57 мандатов, а субъектов Федерации в России больше 80. Но в законе о статусе депутата есть норма – что депутат обязан осуществлять связь с избирателями и ему обязаны предоставить помещение и еще ряд дополнительных возможностей для организации общественной приемной только в том субъекте федерации, который входил в региональную группу, по которой избран кандидат. Это значит, что в 30 регионах мы это можем сделать, а в 50 оставшихся нет. Перед «Единой Россией» такая проблема не стоит, так как она имеет как минимум по одному депутату от каждого региона. Сейчас решением нашей фракции мы закрепили за депутатами в порядке обременения дополнительные регионы. Например, Краснодарский край – где за нас проголосовали 195 тыс. человек и нет ни одного депутата от этого региона. В этом вопросе представители всех «малых» фракций Госдумы уже достигли объединенной позиции, и мы надеемся, что нам удастся убедить думское большинство ввести соответствующую поправку в закон о статусе депутата и изменить ситуацию. Эти четыре года мы хотим работать с избирателями, в том числе и в тех субъектах, где за нашу партию голосовали, но депутат от региона в Госдуму не попал.