Чтоб не пропасть поодиночке

Тяжкая доля выпала на этих выборах российскому гражданину. Нет, не тому, который «гражданин, подвиньтесь» или «гражданин начальник». Я веду речь о том гражданине, который не просто знает, что ему принадлежит конституционное право «участвовать в управлении делами государства», «избирать и быть избранным в органы государственной власти и органы местного самоуправления», но также абсолютно уверен в том, что никто не смеет лишить его этого права, заменив соской-пустышкой. Ибо он, гражданин, и есть персонализированное воплощение народа-суверена, являющегося «единственным источником власти в Российской Федерации». Он, гражданин, твердо верит в то, что Конституция – это главный закон страны, а следовательно, Российская Федерация – это «демократическое федеративное правовое государство», в котором «органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны», где «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной», где «признаются политическое многообразие, многопартийность», а «общественные объединения равны перед законом». Он, гражданин, не может, конечно, не видеть, мягко говоря, некоторого расхождения между записанным в Конституции и происходящим на самом деле. Но он не может и отбросить свою веру в Конституцию, в демократию, в правовое государство, ибо в таком случае он из народа-суверена превратится в безликое «население» или, того хуже, в «широкие массы» – то ли народные, то ли творожные. Помните у Пушкина: «К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь». Он, гражданин, не хочет, чтобы к нему относились как к персонализированному воплощению стада. Он требует уважения к своему мнению, к своим правам, к своему достоинству.

Увы, по большому счету, всем или почти всем участникам и организаторам нынешнего политического действа глубоко безразличны эти требования гражданина. Для них он – статистически не значимая величина в общем массиве электората. Да и вообще, всякая общность, насчитывающая менее семи миллионов человек, то есть менее 7 процентов от числа избирателей, не воспринимается у нас теперь как имеющая право голоса в общенациональном представительном и законодательном органе. Получается, что семь миллионов человек равны нулю. И даже если таких «обнуленных» общностей окажется миллионов 30 – 40, но все-таки меньше половины всех проголосовавших избирателей, то и тогда депутатские мандаты отойдут только тем партиям, которые преодолели пресловутый «заградительный барьер». И только в том случае, «если избирательные объединения, преодолевшие этот барьер, тем не менее все вместе не получат хотя бы абсолютного большинства голосов избирателей (т.е. 50 процентов плюс один голос), принявших участие в голосовании», то тогда применение заградительного барьера станет недопустимым. Так решил Конституционный суд в 1998 году, когда барьерная планка уже висела на уровне 5 процентов.

Как же в сложившихся обстоятельствах поступить гражданину? Один мой знакомый, искренне симпатизирующий главе государства, решил проголосовать сразу за обе «России», поскольку обе они в равной степени привязаны к общепризнанному, как заметил спикер нижней палаты, «лидеру «большой восьмерки»». На мое замечание, что такой избирательный бюллетень будет признан недействительным, он ответил: «Я следую в русле верховной власти, но в отличие от нее могу сделать фикцией только собственное голосование». Другой мой знакомый решил проголосовать вовсе не за ту партию, линию которой действительно поддерживает, а за политически прямо ей противоположную, но зато имеющую хорошие шансы перескочить 7-процентный барьер. «Главное, – объяснил он, – сохранить в стране хоть какую-то парламентскую оппозицию».

Единственным мероприятием, способным поддержать гражданское самосознание, стал вечер, организованный в минувшую субботу в Концертном зале имени Чайковского Фондом Булата Окуджавы. Как и в глубоко советские 70-е годы, никто не поминал здесь ни выборы, ни партии, ни власть, но почти в каждой звучавшей строке слышался голос, звавший к свободе, к уважению человеческого достоинства. «Порядок вечен, порядок свят./ Те, что справа, стоят, стоят./ Но те, что идут, всегда должны/ Держаться левой стороны». И зал аплодировал, прекрасно понимая, кто в нынешних условиях стоит справа, а кто идет слева. Это так важно: в трудный момент политического выбора услышать звук нравственного камертона и осознать: «Совесть, Благородство и Достоинство –/ Вот оно, святое наше воинство./ Протяни ему свою ладонь,/ За него не страшно и в огонь./ Лик его высок и удивителен./ Посвяти ему свой краткий век./ Может, и не станешь победителем,/ Но зато умрешь, как человек».

На рубеже 80-х – 90-х годов мы впервые после советской немоты голосовали чувством протеста – против руководящей и направляющей роли партии власти, против безудержной бюрократизации и милитаризации страны, против цензуры, против диктатуры страха. И обрели свободу. Потом, в середине 90-х, нас убедили голосовать сердцем – и мы оказались заложниками так называемых олигархов, хотя и не лишились свободы. Теперь нам предлагают широкий выбор – голосовать пропагандистской отрыжкой, пищеварительным трактом или чувством страха. Но у гражданина всегда остается неотъемлемое право: голосовать совестью, руководствуясь чувством собственного достоинства. «Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого ничего/ Не придумало человечество для спасения своего».