Экс-спикер Госдумы Геннадий Селезнев

– Геннадий Николаевич, сегодня многие говорят о том, что нынешнюю Думу трудно считать преемницей царской. А каково ваше мнение на этот счет?

– Преемственность действительно трудно углядеть. Первые царские Думы, которые были образованы по манифесту Николая II, резко отличались от тех законодательных органов, которые были при Советской власти, и от постсоветского парламента. Раньше депутаты избирались из сословий, которые существовали в России. У них было мало законодательных прав. Думы тогда больше выступали как представительные органы. Однако заседания первого российского парламента и первых постсоветских роднит то, что принималось очень много воззваний, постановлений, а не законов. Кроме того, первая дореволюционная Дума появилась в результате конфликта императора с обществом. Царь был вынужден подписать манифест о создании органа представительной власти. Наша первая постсоветская Дума тоже родилась после расстрела Верховного Совета, то есть опять-таки на крупном конфликте между главой государства и обществом.

– Вы работали в Думах четырех созывов. Каковы характерные особенности каждой?

– Первый созыв был очень короткий, всего два года. В тот период очень многие депутаты верили в то, что вернется советская избирательная система, принципы работы будут такие же, какие были и у Верховного Совета. Тогда многие надеялись на то, что после распада СССР начнется обратный процесс интеграции. Казалось, вот-вот, и час наступит. Не все понимали, что старое время ушло навсегда. Это был период организационного становления. Тогда самое главное было – понять, как должны работать фракции, депутатские группы, как должна проходить сама процедура приятия закона. А вторая и третья Думы войдут в историю тем, что приняли все основные кодексы и, по сути дела, вытеснили старые законы. Сложность тогда состояла еще в том, что за тот период сменилось шесть кабинетов министров. Они тогда не успевали толком ничего сделать. Сама атмосфера чехарды в исполнительной власти порождала напряженность. Но у того периода были и преимущества. Например, тогда в Думе был представлен весь политический спектр – от правых до левых. Приходилось очень много проводить согласительных комиссий, искать компромиссы. Это было время нервотрепное, творческое и напряженное. Тогда не раз звучали угрозы роспуска Думы, но несмотря на это и вторая, и третья отработали полностью свои сроки.

– Сегодня приходится слышать утверждения, что у парламентаризма в нынешнем его состоянии в России нет будущего. Что скажете по этому поводу?

– У парламентаризма есть будущее. Но я думаю, для того чтобы парламент сегодня стабильно работал, нужно иметь стабильное законодательство. Скоро будет избираться очередная Дума по новому закону, не будет у нас никакой мажоритарной системы, будут только партийные списки, а это значит, что законодательная власть еще больше отдалится от своих избирателей. Депутат, избранный от конкретного округа, зависим от своих избирателей, он каждый месяц с ними встречается, читает их почту. А теперь уже фракции будут назначать каких-то ответственных за округа. То есть для избирателей они будут чужими людьми, которых они лично не знают. Люди голосуют за список партии, а кто там, в партии будет отвечать за округа – большой вопрос. Я думаю, что эта система себя не оправдает, потому что стабильных, состоявшихся партий, у нас нет. Я не исключаю, что мы можем вернуться к мажоритарной системе.

Кроме того, я бы лично хотел видеть российский парламент многопартийным. Конечно, правительству удобнее работать, когда у него есть одна мощная фракция, которая поддерживает все инициативы почти без обсуждения, но от этого страдает качество законов. Очень многие законы, которые шли на ура и принимались быстро, сегодня исправляются. На каждом заседании вносятся поправки даже в те законы, которые принимались в спешке в декабре прошлого года: в документы, связанные с жилищным кодексом, с ипотекой. Закон не может печься вот так, как блин, и это нужно понять. Оптимальный срок для его прохождения – сто дней. Как говорят, серьезный закон должен отлежаться, чтобы о нем знали депутаты, а не возникал неожиданно.

– А возможен ли в перспективе переход к парламентской республике?

– Нет, в ближайшей перспективе невозможен. Я всегда выступал за большую власть парламентариев. Дума должна участвовать не только в утверждении премьер-министра, но и вице-премьеров, и силовых министров. Надо дать Думе большие полномочия, но и жестче спрашивать. Сегодня, когда работает одна партия власти, численность которой уже перевалила за миллион, нет оппозиции, которая могла бы власть контролировать. Мы знаем, что такое бесконтрольная власть, и к чему это может привести. А пока у нас нет зрелых партий, переход невозможен. Все они или слишком молодые или слишком старые. Пройдет, наверное, десяток лет, прежде чем мы сможем понять, какие силы смогут участвовать в формировании кабинета министров.