Директор «Левада-Центра» Лев Гудков

– На недавних выборах в Госдуму одна из партий набрала в некоторых регионах 94% голосов, 96%, и даже 99%. Такое в природе бывает?

– На исход выборов повлияла не столько фальсификация, сколько давление на избирателей. Людей убедили, что выбора нет, и они присоединились к предполагаемому победителю, не связывая с этим каких-то своих надежд и интересов. Но с точки зрения социологии эта ситуация ненормальная.

– Ненормально, когда две трети избирателей голосуют за одну партию?

– В обществе обычно существует определенный минимум разногласий, поскольку разные люди думают по-разному в зависимости от своего положения, образования, культуры. В Америке сейчас несколько кандидатов в президенты, и пока что ни один из них, от республиканцев или демократов, не набирает сколько-нибудь заметного преимущества. А когда дело идет к 70%, то это говорит о ненормальности ситуации, о воздействии каких-то исключительных факторов консолидации. Чаще всего такое бывает в чрезвычайных условиях – войны или этнических конфликтов. Или диктатуры.

– Но у нас же ничего этого нет.

– Объективно нет. Но мы возвращаемся в эпоху показного единомыслия. Многопартийность у нас возникла из раскола прежней властной верхушки, а не из политических движений. Наши политические партии – продолжение фракций советской номенклатуры. Этим они отличаются от западных партий, которые возникли для выражения массовых групповых интересов – слоевых, региональных. Поэтому наши партии никак не связаны с политическими движениями, борьбой идей. У нас партийная конкуренция на выборах не имеет отношения к столкновениям мнений, политических или социальных целей. Сверхвысокие цифры «Единой России» – это символическая демонстрация лояльности власти, первому лицу в государстве, показатель того, насколько эффективным было организовано выражение массового одобрения. Поэтому у наших «выборов» совершенно другой смысл, и не надо путать их внешнюю демократическую форму и реальные механизмы российской власти.

– То есть наше общество разделилось на лояльное большинство и недовольное меньшинство?

– Недовольные в основном просто не пришли на выборы. Демократы потеряли голоса именно потому, что прозападные и либерально настроенные граждане не верят в успех этих партий. Проголосовали же в основном избиратели из периферии. Жители сел, малых городов, менее образованные, бедные, старшее поколение. В меньшей степени – крупные города. А Москва и Питер – в последнюю очередь. Здесь и явка была самой низкой, и процент «Единой России» – ниже среднего по стране.

– Почему?

– Потому что жители столиц менее зависимы от власти и более недовольны существующим курсом.

– Но они же лучше всех живут.

– Лучше всех живут, но лучше всех понимают, чем грозит нынешняя политика властей. А периферия до сих пор не оправилась от развала советской системы социального обеспечения. И других возможностей выйти из затянувшегося кризиса, кроме как ждать помощи от государства, там нет, или люди их не видят, не знают. Поэтому складывается парадоксальная ситуация. Власть разрушила советскую систему, люди этим крайне недовольны и в то же время надеются на власть, что она эту систему восстановит. Больше им надеяться не на что.

– А начать работать, как в столицах, чтобы так же жить?

– Они не могут. Там нет ни соответствующих ресурсов изменения, ни даже представления о том, что могут быть другие, альтернативные источники занятости. Чем сильнее распад, тем сильнее люди ощущают зависимость от государства.

– И чем хуже будет их положение, тем больше голосов будет набирать партия власти?

– До известного предела, пока люди не потеряют надежду. Все-таки наше общество очень не развито. За годы реформ изменились экономические отношения, характер потребления, массовая культура. А власть осталась такой же – абсолютно бесконтрольной по отношению к обществу, занятой только собой, самосохранением, и опирается она в первую очередь на репрессивные силовые структуры. И выстраивается она сверху вниз, то есть каждая вышестоящая инстанция подбирает себе исполнителей, а не снизу вверх, как в демократических обществах, когда через систему выборов устанавливают механизм ответственности чиновников, начиная от муниципальных служб и вплоть до высших должностей в государстве.

– На грядущих президентских выборах результат преемника будет таким же – 64% в целом по стране и 99% в особо отличившихся регионах?

– Похоже на то. Люди надеются на доброго царя, и готовность продемонстрировать символическую поддержку первому лицу, царю выше, чем любой партии.

– Все уложится в один тур?

– Вероятность второго тура невелика. Сегодня Медведева готовы поддержать 36% от числа имеющих право голоса. А если брать тех, кто придет на выборы, это половина или даже чуть больше.

– Что будет с рейтингом Владимира Путина после президентских выборов?

– Это зависит от его роли. Если глава правительства будет главной фигурой, то рейтинг Путина будет по-прежнему высоким. А если власть перейдет к Медведеву, то к нему же перейдут надежды и массовые ожидания, а также лояльность и преданность чиновников.

– Что нужно делать новому президенту, чтобы быстро завоевать популярность?

– Повышать зарплату, чтобы она хотя бы компенсировала инфляцию. Решать социальные проблемы, вкладывать деньги в образование, в медицину.

– А если он проведет либеральные реформы? Смягчит закон о партиях, отменит цензуру на телевидении…

– Едва ли это произойдет. Но если случится, то новый президент получит поддержку наиболее образованной и активной части населения.