Александр Федута: разгоном демонстрантов командует старший сын Лукашенко

Александр Федута, политолог, Минск

— Лукашенко…

Главным было — не обернуться. За спиной никого не было, кроме «черных». Они шептались:

— Всем командует Лукашенко… Сын.

Я помню этот шепот в Киеве накануне Майдана. Только не шепот, а разговоры в кафе, ресторанах, на остановках метро и другого транспорта. Существовал специальный эвфемизм, чтобы обозначить старшего сына президента — Александра Януковича: «стоматолог». Тень Саши-Стоматолога виднелась за кадровыми назначениями, за новыми звездочками на генеральских погонах, за приватизацией государственной собственности и разграблением казны. Проверить степень его влиятельности люди не могли, поэтому просто ненавидели его. И эта ненависть концентрировалась даже в тех, кто был абсолютно лоялен к его отцу.

Лукашенко — который «Батька» — чувствовал этот нюанс: посольство в Киеве работало всегда хорошо, да и некоторые спецслужбы отслеживали ситуацию у наших ближайших соседей достаточно внимательно. Поэтому он и сказал после бегства бывшего украинского коллеги куда-то в южную Россию знаменательную фразу:

— Вот что начинается, когда дети президента занимаются бизнесом.

Нужно отдать должное Александру Григорьевичу: он четко расставил акценты в своей семье. Занимаешься бизнесом? Не лезь в политику. Хочешь в политику? Сиди рядом с отцом. В этом отношении президент поступает правильно.

Но 25 марта впервые — и по собравшимся людям, и по «черным», призванным охранять власть от этих людей — поползло:

— Всем командует Лукашенко… Сын.

Речь — о старшем сыне. Викторе.

Не думаю, что на практике дело обстоит именно так. По крайней мере, в данном случае. Бюрократически Виктора можно назвать «сыном Макея»: именно своему первому помощнику, а затем главе Администрации Александр Лукашенко доверил кураторство над вновь назначенным помощником по государственной безопасности. Макей всегда был осторожен, и этой осторожности он должен был бы научить и своего питомца.

Но есть и другая сторона медали.

Виктору сорок второй год. Его отец стал президентом в 39 лет. Всем, чего Александр Лукашенко добился, он обязан собственному умению использовать случай. Как он говорил Булахову во время президентской кампании 1994 года:

— Я нутром чую.

Это чутье стало результатом выживания в абсолютно враждебно окружении деревенского пацана, росшего без отца.

С Виктором сложнее. Его отец был директором совхоза — от него зависела работа людей на всей территории хозяйства. Апеллировать было не к кому, разве что в райком, но райкому было не до обуздания директора-самодура. Потом отец стал депутатом. И, наконец, президентом.

Все это время он требовал от сыновей самостоятельности. Но его тень нависала над ними. О какой самостоятельности сына президента может идти речь, когда и друзей себе он вынужден был выбирать с оглядкой на мнение органов безопасности, и в университете все знали, чей он сын. И особенно потом — после университета, когда трудоустроиться так, чтобы пресса не охотилась на тебя с диктофонами и фотоаппаратами, было невозможно?

Назначение Виктора Лукашенко на пост помощника президента было, скорее, жестом отчаяния отца: старшего сына погрузили в ту же среду, в которой теперь жил отец, и где безопасность была гарантирована.

Проблема оказалась в том, что в должности кураторов силовых и специальных ведомств Виктор Лукашенко неизбежно должен был и стать центром притяжения во время аппаратных игр, и сконцентрировать на себе всю ту ненависть, которую генерировали силовики эпохи правления Лукашенко. И если в 2010 году его имя не всплывало в связи с обрушившимися на демонстрантов репрессиями, и ненависть сконцентрировалась на двух генералах — Кулешове и Зайцеве, то сегодня именно о нем заговорили:

— Всем командует Лукашенко… Сын.

Логика очевидна. Тогда Виктора не рассматривали в качестве самостоятельной фигуры: «батька» мог бесконечно избираться, казался сильным и вечным. Сейчас на экране мы видим сильно похудевшего, седого, изможденного человека, лишенного харизмы. И видим его не только мы — те, кто относится к Александру Григорьевичу если не враждебно, то, во всяком случае, с неизбежным предубеждением. Видят это и те, кто все еще исполняют его приказы.

А поскольку страх их нарастает все больше (судьба киевского «Беркута» памятна офицерам, а рядовым не по себе при мысли о том, что когда-нибудь спросится и за избитых и кинутых в автозак стариков и девчонок), им нужно спрятаться. Нужно найти ту фигуру, которая примет на себя всю ту ненависть, которая окружает их — даже в их собственных, насколько я знаю, семьях. Лукашенко-старший уже не абсорбирует в себе страхи своей охраны. Потому и ползут слухи о его старшем сыне.

Чисто теоретически Виктор Лукашенко мог возглавлять оперативный штаб по подавлению сегодняшней акции протеста. Не он, разумеется, разрабатывал план. Но утверждал и согласовывал его в этом случае именно он. А значит, и ответственность ложится на него.

Слух, так упорно подбрасываемый и независимым журналистам, и блогерам, и просто стоящим на улицам зевакам, становится лично для гражданина Виктора Александровича Лукашенко угрозой. Его превращают в заложника тех людей, кто подталкивал его таким образом доказать свою эффективность, повторить ситуацию декабря 2010 года. Эти люди уверены: им дадут новые ордена, новые звездочки на погоны, новые кредиты, доступ к новому бизнесу.

Но этот слух подтолкнул Виктора Лукашенко к судьбе «Саши-Стоматолога» Януковича и его отца. Желание доказать свою эффективность пришлось на кардинально иную ситуацию. Страх улетучивается, ненависть возрастает. И мантра — «Я не дам повторить здесь Украину!» — на самом деле ничего не решает. Ибо сама власть в лице высшего должностного лица государства как раз украинскую ситуацию и приближает.

По крайней мере, для членов собственной семьи.

Если назначение Виктора Лукашенко руководителем оперативного штаба по подавлению акции 25 марта было в реальности, то оно было более, нежели глупостью. Оно было ошибкой.

Гораздо более катастрофической для всех людей во власти и в семье Лукашенко, чем декрет № 3 и даже чем декабрьские репрессии 2010 года. Выход из властного тупика становится все более сложным. А найти его пленники собственных спецслужб и страхов не могут.

Оригинал статьи - здесь