Пусть говорят

Термин «общественное обсуждение» не существует в отечественной законодательной практике. Тем не менее на него ссылаются все крупные российские политики как на достаточное основание для продвижения того или иного закона. Настоящая же воля общества, как показывает практика, часто игнорируется или замалчивается. Это случилось, например, с петицией по «антипиратскому закону», которая на сайте Российской общественной инициативы (roi.ru) собрала необходимые для обсуждения Госдумой 100 тыс. голосов. И это не просто голоса абстрактных «общественников». На этом сайте можно зарегистрироваться только с помощью подтвержденной электронной подписи, Универсальной электронной карты (УЭК) или по карточке Обязательного пенсионного страхования, копию которой необходимо посылать по почте и неделю ждать подтверждения. Вот, казалось бы, настоящая площадка для общественного обсуждения. Но нет, не работает.

Современная практика такова, что любое ведомство вольно устраивать обсуждения в произвольной форме с приглашением любых удобных участников дискуссии. Формы таких «обсуждений» очень разные. Например, в Сети есть «тихие», но вполне официальные интернет-сайты вроде veche.duma.gov.ru и regulation.gov.ru, на последнем вроде бы есть «информация о подготовке проектов нормативных правовых актов и результатах их общественного обсуждения». Отметим, что сайты относятся к официальному российскому правительственному домену gov.ru, но на момент написания этих строк ни одни из них не открывался.

Разумеется, общественное обсуждение не было бы таковым, если бы не принимало самые разнообразные формы. Его формализация убьет саму «общественность» обсуждения. Но на деле получается, что регулируемость таких обсуждений может служить для легитимации любых инициатив типа «по просьбам трудящихся».

Однако существует закон «Об Общественной палате» (ОП), и этот орган работает уже почти десятилетие. Но, оказывается, и эта организация, вопреки названию, не является основной площадкой для общественных обсуждений.

Член ОП телеведущий Николай Сванидзе признался в своем комментарии «НИ», что не уверен, что именно ОП имеют в виду представители власти, когда говорят, что какая-то инициатива прошла общественное обсуждение. «Само по себе «общественное обсуждение» ничего «принять» и «решить» не может. Как понять, чем оно закончилось? Это похоже на телевизионное голосование. Кто захотел – позвонил на программу, не захотел – не позвонил, а кто-то позвонил пятнадцать раз. И какие выводы из этого можно сделать? Телеголосования делаются затем, чтобы повысить рейтинг программ, а общественное обсуждение – чтобы повысить рейтинг принимаемого законопроекта. Легитимизировать его. Я, честно говоря, не понимаю, что такое «общественное обсуждение». Например, по некоторым законопроектам, в частности по «закону Димы Яковлева», ОП выносила свой вердикт, но он не принимался к сведению Госдумой. С другой стороны, позиция Совета по правам человека по закону «Об оскорблении чувств верующих» была в значительной мере учтена в окончательной редакции закона», – сказал телеведущий.

Г-н Сванидзе уверен, что главную роль в подготовке законопроектов должны играть профессиональные эксперты, среди которых должна быть конкуренция, а общественность должна принять или не принять закон через партии – простым большинством: «Общественное обсуждение» – это, по-моему, фигура речи. Современная законодательная деятельность подразумевает высокую степень профессионализма».

Собеседник «НИ» уточнил: «Невозможно решать проблемы того или иного законопроекта стуком копий, как на новгородском вече. Если на широкое общественное обсуждение вынести закон о пенсиях или зарплатах, то вердикт будет один – платите побольше, ребята. Общество, например, в силу недостатка профессиональных взглядов по теме закона не в состоянии оценить, что в нем хорошо, а что плохо. И нельзя от общественности этого требовать. Люди понимают свой интерес. И это вполне нормально».

Николай Сванидзе все же не исключает, что ОП в будущем может стать настоящей дискуссионной площадкой гражданского общества. «Относиться к Общественной палате как к имитационному инструменту, который призван на любой инициативе изображать розочки и виньетки, неправильно. За годы своего существования ОП доказала целесообразность своего существования. Там есть независимые люди, которые хотят чего-то больше, кроме карьеры. С другой стороны, ОП не может собой заменить гражданское общество, государственные и общественные институты – независимые парламент, суд, свободные СМИ», – заключил Николай Сванидзе.

В своем комментарии для «НИ» политолог Дмитрий Орешкин уверен, что ОП тем не менее является полумерой, старающейся имитировать и подменять инструменты гражданского общества, которые не работают должны образом. «Если мы вспомним, из каких соображений создавалась Общественная палата, то ее задачей как раз было общественное альтернативное обсуждение законопроектов, вносимых в Госдуму, – напомнил эксперт. – Именно ради этого она создавалась. Проблема заключается в том, что если у тебя есть реальная, независимая от власти и зависимая от избирателей Дума, то никаких альтернативных площадок для обсуждения не требуется. Все эти законопроекты, все эти проблемы обсуждают депутаты, которые напрямую отвечают перед своими избирателями и, соответственно, их интересы представляют. А если они плохо представляют их интересы, то на следующих выборах не проходят в законодательный орган. Если парламент не является местом для дискуссий, а местом для одобрения всех властных инициатив, то, понимая разрыв между органами власти и обществом, власть пытается создать некие паллиативные структуры, которые должны виртуально заполнить вакуум, образующийся в разрыве между населением и властью. Вот и придумывают всякие общественные палаты или инициативы со сбором ста тысяч подписей в Интернете. Все это в некотором смысле форма административного рукоблудия, обмана».

Выход из ситуации политолог видит в создании демократической подотчетной и законно избранной Госдумы. Этого, по его мнению, достаточно для нормального законотворчества, и больше ничего изобретать не надо. «За рубежом тоже есть «общественные слушания», но они называются там парламентскими слушаниями. Депутаты, которым не нравится какой-то законопроект, имеют право инициировать парламентские слушания, на которые они могут пригласить любых экспертов, юристов или специалистов по конкретной проблеме, выслушать, сформировать позицию, которую потом, опираясь на поддержку избирателей и заботясь о своем политическом будущем, они выносят на обсуждение парламента. И это при том, что сам парламент понимает, что если он эти решения принимает или не принимает, то ему придется как-то объяснять, почему результаты этих самых официальных парламентских слушаний, за которыми стоят конкретные люди, обладающие конкретным политическим ресурсом, не были учтены. На такие вопросы надо давать конкретные ответы, потому что за этим стоят политические интересы. Получается нормальная конкурентная ситуация, конкуренция идей в рамках парламента. А у нас конкуренция словоговорения, а все решения принимаются в кремлевской администрации», – полагает г-н Орешкин.

Заведующий кафедрой конституционного и муниципального права Высшей школы экономики Михаил Краснов назвал идею общественных слушаний в целом неплохой. Тем не менее, по мнению г-на Краснова, которым он поделился с «НИ», «это кустики, которые маскируют отсутствие реальной системы народного представительства во власти». «Нет гарантии, что эти мнения будут учтены, поэтому я очень скептически смотрю на подобные вещи», – комментирует эксперт. По мнению Михаила Краснова, проведение вместо общественных слушаний всенародных референдумов, процедура которых, в отличие от «слушаний», очень четко прописана в Конституции страны, невыгодно власти потому, что «референдум имеет императивный характер, – как решат, так и будет. А обсуждение никаких юридических последствий не несет», – заключает собеседник «НИ».