Председатель фонда «Право матери» Вероника Марченко

– Означает ли это решение судьи, что теперь по всем аналогичным делам будут платить по миллиону?

– Прецедентного права у нас нет, но есть постановление Верховного суда о единстве судебной практики на всей территории страны о том, что объем прав людей не может зависеть от их места жительства. И не может быть так, чтобы в одном регионе присуждали миллион, а в другом – только сто тысяч. Так что судьи ориентироваться на эту цифру будут.

– А сколько сейчас обычно присуждают родителям погибших солдат?

– Где-то 300–400 тысяч рублей. У нас недавно было дело на 500 тысяч. Там солдата пытали – привязали к решетке, избили резиновыми дубинками, а потом он, привязанный, умирал пять часов. У мамы на этой почве возникли проблемы с психикой. И этих 500 тысяч ей хватит на лекарства на 17 лет, при том, что этой женщине еще нет пятидесяти. Нужно учитывать, что во многих случаях люди теряют единственного ребенка и у них состояние здоровья ужасающее – и с нервами, и с сердцем. Вот Галина Александровна Минеева до сих пор не знает, что мы ей выиграли миллион. Она четвертые сутки лежит в реанимации. И мы молимся, чтобы она осталась жива.

– Как рассчитывается сумма, которую государство платит за жизнь солдата?

– Она никак не рассчитывается. Истец называет, сколько он хочет назвать, а судья назначает столько, сколько видится ему, исходя из принципа разумности и справедливости. И, когда люди просят миллион или десять миллионов, – это не расчет, сколько денег нужно на месяц, сколько на год. Это крик – «мне очень плохо, мне очень больно!..» И сумма в миллион рублей не должна казаться слишком большой. Она только-только становится нормальной.

– За рубежом эту компенсацию также назначают по усмотрению судьи?

– Там существуют формулы, исходя из того, какой уровень образования был у человека, какую должность он мог бы занять. И цена человеческой жизни там посчитана – сколько в тебя вложили, сколько ты мог бы заработать.

– И сколько выходит?

– От миллиона до пяти миллионов долларов. У нас один ученый тоже посчитал, сколько стоит жизнь среднего россиянина. И у него вышло – не меньше миллиона долларов. Это то, к чему должна прийти система судопроизводства, чтобы государству было выгоднее беречь людей, чем платить компенсации их семьям.

– Влияют ли ваши судебные победы на более бережное отношение к солдатам?

– Начинают влиять. Это эволюционный процесс, и, если в практику войдет платить за каждого погибшего по миллиону долларов, потом – по пять, потом – по десять, то продвижение получится.

– Количество погибших в армии сейчас снижается?

– По нашим ощущениям – нет. Сейчас призывники воспринимаются как источник нетрудовых доходов. Их заставляют выпрашивать деньги у родителей, которые затем распределяются среди «дедов» и офицеров, или посылают попрошайничать на улицу. Плюс к этому – избиения от скуки, безнаказанность и круговая порука. А что результатом может быть увечье или смерть, мало кого волнует. Все равно придут следующие.

– Военные чиновники охотно платят деньги или сопротивляются?

– В суде они ведут себя безобразно. В делах же все черным по белому: то офицер устанавливает мины, никому об этом не сообщив, и гибнет десять человек, то свои бомбят своих, потому что не обеспечили рациями. Или доказано, что были пытки. Надо прийти в суд, упасть на колени перед мамой, биться лбом об пол и говорить: «Извините, извините!..» А потом всю оставшуюся жизнь ездить к этой матери, огород у нее пахать и спрашивать, чем тебе еще помочь, потому что я за твоим сыном не уследил, так теперь я тебе помогать буду. Вот поступок офицера! Вместо этого разворачиваются торги, что «пятьсот тысяч мы не готовы заплатить, а давайте заплатим двести. И вообще виноваты не мы, а все общество».