Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов

– Скоро осень, за окнами август... Месяц, который в истории страны, как, пожалуй, никакой другой, так богат на исторические события. А тут еще «Эхо Москвы» угораздило образоваться 22 августа 1990 года. Как это все начиналось?

– Для меня – совершенно неожиданно. В этот день мне позвонил один из учредителей и сказал, что вот они открыли... Я даже успел наперед спросить: «Пельменную?». Оказалось, радиостанцию. Я сразу же включился в журналистскую работу. Но я не был организатором «Эха». Я знаю мифологию. Сергей Корзун, Сергей Бунтман – работали на иновещании. В 1990 году, узнав, что принят закон, разрешающий независимые, а не государственные, подконтрольные ЦК КПСС медиа, решили создать свое радио. Сергей Корзун пришел в Моссовет и получил лицензию. В состав учредителей вошли ассоциация радиовещателей, факультет журналистики МГУ (Ясену Николаевичу Засурскому – отдельное большое спасибо) и журнал «Огонек». Я же пришел на «Эхо» совершенно случайно...

– ... и задержался на 25 лет.

– Да, так бывает, особенно, когда женишься. Попросил воды и задержался...

– А ровно через год, в августе 1991- го, – ГКЧП. Эти три дня – звездный час «Эха» или момент истины?

– 19 августа я был в Риге. Узнав о ГКЧП, срочно выехал в Москву. В ночь с 20 на 21 августа я был в Белом доме. Это были несколько бесконечных дней. Я помню, что без двадцати девять часов я вышел в прямой эфир с тогдашним председателем Верховного Совета РСФСР Хасбулатовым, который призвал защищать Белый дом. Только закончили передачу, а охранники Хасбулатова говорят: «А только по телевизору сказали, что «Эхо» приказом ГКЧП закрывают. И действительно, указ номер 3 ГКЧП (а их и было всего три) закрывал «Эхо». Но мне не было команды «отбой», и я продолжал работать.

– В августе 2015-го в России независимые СМИ можно пересчитать на пальцах одной руки, а для оппозиционных и трех пальцев хватит. Все свободные СМИ убиты, прежде всего экономически. Как удается сохранять на плаву лодку «Эха», лавируя, ныряя, выныривая, быть поносимым и в то же время превозносимым? Как это вам, Алексей, удается? И чем приходится жертвовать ради своего любимого детища?

– Надо уметь плавать в соляной кислоте. А жертвовать приходится только одним – здоровьем. Потому что сколько было выпито алкогольных напитков с разного рода людьми, принимающими решения, это ни одна печень потребить не может. Кроме моей. Это первое. Второе: у меня завязка учителя с 20-летним стажем. Это школа учителя научила меня взаимодействовать с людьми абсолютно разными, совершенно неприятными, абсолютно приятными...

– «Эхо» – во многом уникальное предприятие. И деньги при вас, и мыслящая аудитория не шарахается от вас. Что это за феномен такой в ряду российских СМИ?

– Мы – московские пацаны, потому что мы делаем это не как бизнес-проект. Я всегда говорю: я расходная часть бюджета. А доходная часть – это гендиректор. Если он справляется – мы доходны, не справляется – станем дефицитными. У нас, пацанов с Чистых прудов, было, как у амстердамских евреев: ударили по рукам – держи слово. Чего бы лично это тебе ни стоило. Мне это очень сильно помогало. Надо уметь брать на себя обязательства, ответственность. Все мои контрагенты – от Кремля до оппозиции – знают: если я обещал, я сделаю. Или сделаю все, чтобы сделать.

– «Эхо», возможно, одна из немногих разговорных радиостанций, которая не режет слух фальшью и не умиляет елеем. Но иногда все же приходится ее выключать, чтобы не слышать некоторых персонажей...

– Это как в жизни. Иногда некоторых соседей не хочется видеть, но они соседи. Ты же не требуешь их выселить.

– Как удается усаживать за один микрофон антагонистов?

– Как в школе, за одну парту.

– А между ними – ведущий...

– Как классный руководитель...

– Вы много слушаете радиоэфир?

– Мало. Я много читаю.

– Откуда тогда все знаете?

– Во-первых, я читаю все, что прошло в эфире. Во-вторых, я встречаюсь с людьми, которые принимают решения. В оппозиции, во власти, в области спорта, культуры.

– Ваша задача – быть разведчиком и вербовщиком?

– И вербовщиком, и разведчиком. Например, я говорю: на следующей неделе, возможно, будут проблемы на Украине. Давайте «подтянем» украинских коллег для комментариев.

– С освещением украинских событий были проблемы?

– Да. Не столько с темой Украины, сколько с темой военнослужащих, погибших на Украине. И еще с «Боингом»...

– Венедиктов стал своеобразной маркой «Эха Москвы». Мы говорим – «Эхо», подразумеваем – Венедиктов. И наоборот. Журналист должен быть в меру тщеславным, в меру самолюбивым?

– Журналист должен быть безмерно тщеславным и безмерно самолюбивым. Люди без амбиций в журналистике ничего сделать не могут, потому что они не любопытны. Амбиции, конечно, я подразумеваю профессиональные. Тщеславие – часть нашей профессии, потому что мы публичны. Когда ты подписываешь статью или выступаешь по радио, то отдаешь свое имя на публичный суд. Должен быть готов, что тебя будут критиковать. Готовься защищаться или принимай критику.

– Кому «Эхо» при вашем редакторстве ни при каких обстоятельствах не предоставит свой микрофон?

– Фашистам. Пропаганды вот этих людей на «Эхе» не будет. А вот вопрос с террористами – другой. Если говорим, что надо бороться с террористами, значит, надо знать, чего они требуют. Значит, надо каким-то образом изучать их позицию.

– Что такое «Эхо» для общественной и политической жизни страны?

– Это радио влияния, безусловно. Потому что мы знаем, что нас слушают люди, принимающие решения. И во власти, и в оппозиции. Даже не желая этого, мы корректируем взгляд на мир. Самим своим существованием, своим контентом. И мы понимаем свою ответственность. В политическом ландшафте, безусловно, к нам относятся как к серьезной, солидной радиостанции, не занимающей никакую партийную позицию. Это довольно трудно сейчас. Но пока я главный редактор, «Эхо» не будет партийной радиостанцией. Не будет радиостанцией противопоставления одной части общества другой.