Михаил Федотов

За нашими властями – что законодательной, что исполнительной, что судебной – нужен, как говорится, глаз да глаз. То есть как минимум два глаза. Особенно если дело касается такого нежного цветка в нашем глухом лесу, как свобода прессы. Ох, не зря президент Путин повелел премьер-министру Михаилу Фрадкову и главе своей администрации Дмитрию Медведеву подготовить и внести в Госдуму проект федерального закона «О наделении Общественной палаты Российской Федерации дополнительными полномочиями по обеспечению гражданского контроля за соблюдением средствами массовой информации принципов свободы слова». Крепко сказано! Аж дух захватывает, как представишь себе, что президентская воля будет выполнена аккуратно и в срок, а вслед за тем цензурные оковы рухнут – и свобода встретит российскую прессу у входа, и власти меч ей отдадут. А уж пресса-то, ставшая в одночасье свободной, расстарается и поразит этим мечом и коррупцию, и терроризм, и высокомерный бюрократизм, чем и расчистит поляну для «развития для всех, успеха для всех, лучшей жизни для всех».

Но это если не вчитываться. По законам русского языка выходит, что в поручении речь идет вовсе не о том, чтобы гарантировать прессе свободу, а о том, чтобы контролировать, как именно пресса принципы своей свободы соблюдает.

Помнится, мы это уже читали в постановлении IX Съезда народных депутатов РФ «О мерах по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании и в службах информации» от 28 марта 1993 года. В той бумаженции говорилось про «обеспечение объективного освещения проблем и событий», «предоставление равных возможностей для изложения точек зрения», осуществление «необходимых мер по недопущению политической монополизации». Причем, что характерно, все это исключительно во имя свободы слова. А на деле получилась цензура. В те далекие дни войны законодательной и исполнительной розы она именовалась Федеральным наблюдательным советом. Как ее нарекут теперь, во дни управляемого мира, можно только гадать. Но интересен исторический урок: стоило только законодательному органу смастерить цензурный орган, как оба органа были посланы в известном направлении: один – во имя конституционной реформы, другой – «с целью недопущения создания и финансирования органов цензуры».

Если уж создавать цензуру, то в качестве второго, экспертного глаза для присмотра за законодательной деятельностью Госдумы в сфере массовой информации. Тут что ни новелла, то конфуз. Взять, к примеру, поправку в закон о СМИ, призванную установить «порядок присвоения названий средств массовой информации». Еще весной 2002 года эта поправка стрелой пролетела все три чтения в нижней палате, но наткнулась на афронт в Совете Федерации. Сенаторы, поддержав единодушное мнение независимых экспертов, отправили законопроект в согласительную комиссию. Вот тут бы и попросить этих самых экспертов переписать законопроект грамотным юридическим языком (часа за три сделали бы), ибо проблема с клонированием и захватом названий СМИ действительно существует. Но, как водится, о поправке вспомнили только три года спустя. Вспомнить же про экспертов никому в голову не пришло: депутаты, как умели, подправили законопроект, а потом дружно за него проголосовали. И если 25 мая на очередном заседании сенаторы не остановят депутатскую самодеятельность, чреватую абсолютно ничем не мотивированной неразберихой в сфере СМИ, то придется это делать президенту. Не может же выпускник юрфака ЛГУ подписывать юридически безграмотный документ.

Автор – министр печати РФ в 1992–1993 гг., секретарь Союза журналистов России.