Масленников, Гринберг, Николаев: чего нам ждать от нового правительства

Основными спикерами круглого стола под названием «Новое правительство: состав, потенциал, перспективы» выступили советник Института современного развития Никита МАСЛЕННИКОВ, научный руководитель института экономики РАН Руслан ГРИНБЕРГ и директор Института стратегического анализа ФБК Игорь НИКОЛАЕВ.

Можно ли назвать это правительство новым? И хорошо это или это плохо?

Никита Масленников:

С формальной стороны кабинет новый. Новый политический цикл. По юридическим канонам все законно. Что касается премьера – здесь не столько важны персоналии, сколько логика действий. В этом смысле кабинет, очевидно, старый.

Сохраняется преемственность, которая обозначилась в 2015-2017 годах. Это в первую очередь, заместитель председателя правительства Антон Силуанов, стало быть, сохраняется линия на бюджетную консолидацию.

Поскольку самые неэффективные зоны госрасходов определяют адреса, пароли и явки у нашего главнокомандующего основных структурных реформ, то, собственно, второе ключевое назначение - это Татьяна Голикова. Самые неэффективные траты государственные - это вся сумма государственных социальных расходов и все, что к социальным реформам отнесено - начиная от пенсионной системы и заканчивая безадресностью всего, что сюда отнесено, и госзаказом с гособоронзаказом в какой-то мере.

С другой стороны – новая повестка. Насколько данные персонажи будут готовы двигаться в рамках программы прорыва президента – вот в чем вопрос. Национальные цели есть, у этого кабинета в нынешнем составе есть резерв прочности на год, полтора. Главная его проблема – категорическая слабость коммуникаций с бизнесом и с населением, гражданским обществом. Между тем структурная повестка требует совершенно иного формата и иных навыков коммуникаций. Дай бог, чтоб за этот год хотя бы они начнут публично обсуждать свою повестку. Потому что без этого претендовать на прорыв достаточно затруднительно.

Руслан Гринберг:

Мне кажется, особенно нового ничего нет. И в составе правительства, и в ментальности людей, которые пришли возглавлять эти блоки. У меня ощущение противоречия. С одной стороны, установка на рывки и прорывы, а с другой стороны есть, по-моему, негласная фискальная ориентация на действия правительства, негласная установка оставить всё, как есть. Никита Иванович [Масленников] говорил о том, что консолидация бюджета - самое главное. Нужно формировать новое общество. Но ему же брошен вызов – а как сочетать стабильность с переменами? Когда стабильность затягивается, она в застой переходит. Я боюсь, что у нас как раз этот случай, потому что ясного плана по поводу прорыва нет. Владимир Путин приказал, чтоб экономика в два раза увеличилась - а это где-то, значит, 5,5-6%. Бедный Орешкин [прим.ред. – министр экономического развития РФ] никак не может додумать пока, как до 2% дело дотянуть, весь мир показывает нам 3,5 % процентов - и это, конечно, нехорошая ситуация [прим.ред. - говорить о заведомо недостижимых показателях]. Бочка нефти стоит 80 долларов - прекрасный результат усилий правительства и, конечно, это многое объясняет по колебаниям по поводу того, что реально делается.

Без риска добиться прорыва нельзя, но пока установка особенно не рисковать, и Силуанов, и Голикова как раз этому, по-моему, следуют. Как раз для них совершенно очевидно, что почти все расходы неэффективные для них. Они любят предъявлять все эти графики неэффективности расходов, особенно в социальной блоке. Но проблема в том, что правительство почему-то никак не может определиться, кому здесь помогать, а кому не помогать - никак не могут отличить слепых от зрячих [прим.ред. помогать госсубсидиями].

Игорь Николаев:

Я соглашусь с тем, что вряд ли можно назвать правительством новым. Хотя надо делать оговорку: окончательно судить можно будет только по делам - насколько решительным будет поворот к тем самым реформам, план которых так долго и упорно разрабатывали? Вообще такая постановка вопроса – новое или не новое у нас правительство правомерна, если бы у нас сменился премьер. А когда премьер старый, и ключевые вице-премьеры с министрами остались на своих местах – для меня это правительство не новое. Скорее, это плохо. Когда ставятся такие амбициозные задачи: рост экономики выше общемировых показателей и снижение бедности – мне трудно представить, что не новое правительство сможет справиться с этими задачами. Не потому, что оно не подходит, а потому что оно остается не новым и для общества, и для бизнеса. Мы теряем сам фактор решительной новизны. А он рождает энтузиазм, ожидания завышенные, исторический оптимизм, если хотите. Эти ожидания сбываются, как показывает жизнь, и дают вполне конкретные, хорошие результаты. Вот та же политика перестройки. Статистика зафиксировала: перестройка была только провозглашена, никакие законы еще не были приняты, а рост был зафиксирован до 4%, рост ускорился. Вот что значит эффект новизны. Сейчас этого нет, и мы в общем уже упустили то, что могло сработать.

Какова главная задача нового кабинета? И надо ли ждать обещанного прорыва?

Масленников:

-Меня мой друг Руслан [Гринберг] только что обвинил, что я главный инициатор бюджетной консолидации. Но на самом деле я думаю, что судьба прорыва пока совершенно не очевидна. И только по промежуточным результатам мы, возможно, сможем ощутить выбранный вектор правительства. Что оно предпочло – риски и шансы или стабильность. Я думаю, это будет где-то конец 2019 – начало 2020 года. Главный риск наш сейчас – это разрыв в логике экономической политики. Этот риск мы видели в 2016-2017 годах, когда у нас денежно-кредитные вожжи в лице Центрального банка оторвались куда-то очень далеко-далеко. Правительственный обоз остался там, где он находится по сие время. Этот разрыв очень рискованный был. А вот дальше счастья то нету. А как экономическому росту в 5% у нас быть, извините, если, согласно ожиданиям, он стремится к 1% в этом году. А если сравнить с прошлым годом? Я еще делаю поправки на разные методические инновации по подсчету – ну стагнация же. То есть правительство вошло в период стагнации. Дальше главное, чтобы не было того, что называется низкоинфляционная среда передает импульс бюджетной политике, поэтому не случайно тут Силуанов и другие министры - выходцы из Минфина, тот же Новак. Это важно. Очень важна тут Голикова, которая понимает, что не доделано в социальных секторах. Прежде чем говорить о структурных перезагрузках, надо понять, а чего мы хотим? Вот, например, повышение пенсионного возраста. А чего мы хотим-то? У нас решение проблем Пенсионного фонда России или решение проблем на рынке труда? Какая цель? Я уже не говорю о таких забавных мелочах, что нельзя повышать пенсионный возраст без одновременной реанимации накопительных пенсионных систем и пенсионного капитала. Ни один эксперт в Российской Федерации не видел полностью этого документа.

И следующая логика, мы о ней почему-то все время забываем. В конце 2017 года президент подписал указ о развитии конкуренции в Российской Федерации, утвердил национальный план трехлетний. Повестка социальны реформ в них зашита. Он сказал, мол, ребята, есть три кита, три составных части ваших будущих побед. Это низкая инфляционная среда, это деятельность Центрального банка (хотя ему еще решать и решать проблемы банковского сектора), это бюджетная консолидация с определением того, как вы будете повышать эффективность госрасходов, потому что давайте признаемся честно - государственные инвестиции не эффективны. Подавляющее большинство программ - федеральных, адресных, целевых провалено. Они либо не рефенансированы, либо выделенные средства просто не потрачены. Это что нормальная бюджетная политика? Вот такая стабильность она совершенно никому не нужна. Все это вместе приводит к необходимости структурных реформ, где движущая сила – указ о конкуренции. Поэтому риск главный правительства – сесть мимо этих трех стульев, когда эти три конструкции – эти три зубчатых передачи не будут между собой соприкасаться. Задача этого года – как-то это все сцепить, и чтоб моховик раскручивался.

Гринберг:

У меня немного другой взгляд на ситуацию в стране. Люди наши сейчас находятся в ожидании чего-то хорошего. Три четверти населения не имеют никаких сбережений. Это у нас народ, ну я не знаю, бедный ли, нищий ли, это же 75%. Но правда у нас «теневая экономика» еще большая - огурчики там, помидорчики, как-то народ выживает. Но самом деле, бедность-то ужасающая – бедность даже работающих, не говоря уже о пенсионерах. Люди ждут улучшения жизни материальной, а не каких-то там непонятных структурных реформ и борьбы с монополией. И здесь что будет - совершенно не ясно. Никита Иванович [Масленников] очень правильно сказал, что нет коммуникации между ведомствами, участвующими в управлении экономикой. Это не случайно. Содержательные задачи тут есть. Легко сказать, что давайте уменьшим бедность – это понятно, прожиточный минимум давайте увеличим – тут тоже всё ясно. А как? Я вам скажу. Если бы я был президентом, я бы два подхода использовал в сегодняшней экономике.

Я не вижу никакой альтернативы для оживления экономики, тем более перевода ее на устойчивое развитие без массированных государственных инвестиций. При всем том низком качестве госаппарата, при проблеме с нецелевым расходованием - все это существует… Но я не вижу никаких аргументов в пользу школы мышления, которая говорит об улучшении инвестиционного климата. Не говорят, что нужно право собственности гарантировать, что нужно судопроизводство сделать независимым - что мешало двадцать последних лет это делать? Ясно, что это длинные задачи, нужно время. Но я, как мантру, это говорю постоянно, что в 2013-ом в России начался кризис. Наш собственный, мы сами его создали, сами стали жертвами. А почему никогда не говорится, что вот то - было наш собственный кризис и никогда не выясняются причины?

Констатирую, что в России есть три потенциала. Первый - это природный - нефтяной, газовый бизнес. Он так или иначе используется, но плоды этого потенциала делятся неравномерно , скандально. Это неправильно и это есть. Второй - интеллектуальный потенциал. Любознательные девушки и юноши – они работают сейчас в разрыве между западом и нами. А третий потенциал – это пространство. То, которое совершенно не используется. У нас несвязанные территории, 7 человек на 1 квадратный километр. И этого не произойдет, если не будет дорог. Дороги и еще раз дороги - это прекращение фрагментации рынка труда, потому что сейчас не существует общенационального. Разные разговор ходят: переселить всех оставшихся в моногородах людей в миллионники, и всем там жить. Это нелепая позиция, я думаю. Нормальная позиция – здесь не обойтись без инвестированных госпроектов. Никакой альтернативы нет этому. ГЧП знаменитое, а не ЧГП, которую предлагают, скажем так, в неолиберальной школе мышления.

Второй момент – диаметрально противоположный: сделать всё, чтобы, наконец, облагодетельствовать людей молодых и старых и пожилых, которые хотят быть предпринимателями. В здоровом обществе, которое хочет развиваться, оно все делается для исторического оптимизма о котором говорил Игорь Алексеевич [Николаев]. У нас сегодня подавленная инициатива. Я понимаю, почему. У нас человек, который хочет заниматься предпринимательством, прекрасно знает, что риски очень велики, особенно в случае успеха.

Подчеркну важную вещь: если вы хотите иметь устойчивый экономический рост, то вы не должны ждать, пока идеальная институциональная среда сложится. Это вопрос на долгие годы. А расти-то президент приказал, чтоб в течение одного срока, вот же в чем проблема, и я здесь не вижу никакой альтернативы активному государственному участию, не могу себе представить, чтобы был какой-то другой источник.

Николаев:

- Вот где мы есть? На самом деле, чтобы оценивать перспективы и риски – очень важно сначала правильно оценить, в какой точке ты сейчас находишься. Сейчас темпы экономического роста хуже, чем в прошлом году. Там мы нацеливались на 2% и больше. А по году оказалось на 1,5%. Сейчас это продолжается. То есть у нас затухающее развитие. Вроде бы начало нового цикла, но мы на траектории затухания. Уже непонятно, это рост или падение – около нуля, в общем стагнация скорее, потому что март и апрель на уровне одного процента. Это уже совсем не те показатели, которые в указе майском сформулированы. Это важно учитывать.

Второй фактор – ну ладно мы оказались в такой ситуации, но может у нас хотя бы есть ясность, что надо делать? Что несмотря на такую не очень хорошую стартовую позицию мы … В Формуле-1 есть полупозишен, которая дает сразу тебе преимущества, так вот мы не в полупозишен совсем. Есть программа или нет - до сих пор же, на самом деле, не ясно. Два года назад, даже больше было сказано, что разрабатывается. Разрабатывали три центра, Минэкономразвитие, титовская программа, кудринская программа, ну и что в конце концов? Вроде инициатор же правительство. Все говорят, что программы нет. Это вносит неопределенность в экономическую ситуацию. Может, там и хорошие вещи, но они не известны, и это тоже тормозит. Слушаете, ну если вы до сих пор не определились, что и как делать? Самое интересное, что в президентском послании звучало еще закрепиться в пятерке, а минфин уже ставит задачу вхождения в пятерку [стран по темпам роста экономики].

Что еще важно учитывать когда мы оцениваем перспективу решения этих амбициозных задач? Что у нас с санкциями, антисанкциями? Вроде бы согласились, причем так легко согласились – что ну да, это надолго. И что? А то, что ничего хорошего. Главный негатив санкций, на мой взгляд, не в том, что мы где-то там на внешних рынках источники финансирования теряем. Я просто убежден, что решить эти амбициозные задачи президента не получится. Когда я вижу, что с санкциями соглашаются и соглашаются с тем, что это надолго, и в том же время мы входим в пятерку стран по росту экономики через 6 лет, я делаю вывод, что указ этот внешне привлекателен, но не реализуем.