Posted 19 сентября 2004,, 20:00

Published 19 сентября 2004,, 20:00

Modified 8 марта, 09:48

Updated 8 марта, 09:48

«Надо пожертвовать частичкой свободы»

«Надо пожертвовать частичкой свободы»

19 сентября 2004, 20:00
Появившиеся после трагедии в Беслане слухи об ужесточении правил работы СМИ в чрезвычайных ситуациях подтвердились. В минувшую пятницу представитель оппозиционной фракции «Родина», член думского комитета по информационной политике Александр Крутов заявил о том, что он собирается выступить с законодательной инициативой

– Чем же не угодили вам тележурналисты, и так в последнее время транслирующие практически исключительно официальную информацию?

– Во время терактов, особенно с захватом заложников, телевидение становится непосредственным рупором террористов. Ведь одна из их главных задач – добиться того, чтобы как можно больше людей узнали о террористическом акте и почувствовали страх и неуверенность в собственной безопасности. Террористы пытаются навязать посредством телевидения панику, ощущение того, что везде, где бы человек ни находился, он может быть подвергнут атакам террористов. События в «Норд-Осте» и Беслане показали, что террористы, захватившие заложников, внимательно наблюдают по ТВ или слушают по радио данные о всех перемещениях спецвойск. Таким образом, они могут оценивать обстановку вокруг объекта, корректировать свои действия. В том же Беслане они видели, что творится вокруг школы, что там много ополченцев, мирных жителей с оружием, среди которых можно легко затеряться, уйти на прорыв. Они также использовали телевидение как средство психологического давления на заложников. Как вы знаете, официальными властями была дана ложная информация, что в школе находятся всего 354 заложника, и террористы это активно использовали, говоря людям, находившимся в их власти: «Все вас уже бросили и за живых не считают».

– А при чем здесь телевидение? Оно только ретранслирует позицию официальных лиц, которые сообщают лживые цифры…

– Дело не в том, ложная была информация или нет, потому что ответственность за нее, бесспорно, несут те руководители, которые ее дали. Я имею в виду сам факт воздействия этой информации на положение заложников. Кроме того, телевидение в эти три дня, пока длился захват, проводило своего рода медиа-пытку. Миллионы телезрителей чувствовали себя участниками кошмара, заложниками школы. Именно в эти три дня, как говорят специалисты, резко выросло число депрессий, инсультов, инфарктов, люди чаще стали обращаться к врачам.

– Особенно много претензий у вас, наверное, к НТВ? Подача событий этим каналом резко отличалась от скудного информационного пайка, которым кормили зрителей госканалы.

– Вообще во время теракта, когда, подчеркну, захватывают заложников, население страны должно быть информировано об этом, секретов никаких быть не должно. И не должно быть разницы между государственными и частными каналами, потому что главная задача для всех – спасти людей. Право на жизнь человека становится первичным по отношению ко всем другим свободам и правам. Давайте говорить о том, что телевизионные журналисты (коим я сам являюсь) могут пожертвовать частичкой своей свободы для того, чтобы сохранить здоровье и спокойствие людей. Информацию можно получать из агентств и газет. Журналистское сообщество должно понять, что это не урезание так называемого права на получение информации, а ограничение эмоционально-психологического воздействия СМИ на здоровье людей. После того как теракт закончен, пожалуйста, работайте на месте событий, снимайте, берите интервью и дайте целостную картину того, как работали спецслужбы и органы власти, кто прав, а кто нет.

– И для того чтобы «опасная» информация исчезла из эфира, вы решили законодательно ужесточить правила поведения для тележурналистов? Чем же ваши инициативы отличаются от параграфов кодекса поведения, который уже выработал Индустриальный комитет СМИ и утвердил президент.

– Первым пунктом в антитеррористической конвенции, о которой вы говорите, было записано: работники СМИ должны понимать, что право на жизнь, освобождение заложников первично по отношению к другим свободам и правам человека. Поэтому, я думаю, мои предложения вразрез с конвенцией не идут. Я просто констатирую факт: раз идет война, значит, мы должны получить какое-то ограничение. Поэтому я буду формулировать свое предложение так: в электронных средствах массовой информации, на телевидении и радио не допускается распространение информации о теракте с захватом заложников и освещение контртеррористической операции по освобождению заложников до момента ее завершения. Эта поправка, естественно, вызовет и другие изменения в Административном кодексе и целом ряде законов. Я в ближайшие дни представлю свои законодательные инициативы на заседании комитета по информационной политике, который потом отправит их на рассмотрение Совета Думы.

– Как вы объясните парадокс, что вы, представитель думской оппозиции, настаиваете на ужесточении правил игры, а ваш коллега из «Единой России» Борис Резник, представляющий партию власти, против этого?

– Я ведь сам телевизионный журналист. Я был первым, кто начал рассказывать о чернобыльской трагедии в 1986 году, и прекрасно знаю, что такое ограничение на информацию. Что касается Бориса Резника, я не согласен с ним в том смысле, что право на получение информации первично. А телевизионщики недопонимают, что они не только освещают чрезвычайное событие, но и повергают население в стрессовое состояние.

– А вот председатель Фонда защиты гласности Алексей Симонов считает, что как раз недостаток информации провоцирует слухи и домыслы…

– Никакого запрета на информацию в том объеме, о котором говорит г-н Симонов – имеется в виду информационный вакуум, – нет. Работают агентства, печать, Интернет. Речь идет только о том, что часть информационного сообщества в тот момент, когда происходит операция, не будет говорить об этом.

– И каков ваш прогноз относительно судьбы инициируемых вами поправок?

– Думаю, что помимо комитета нужно собрать «круглый стол» с участием всех заинтересованных сторон и еще раз обсудить эту тему. Может, даже придется провести парламентские слушания, чтобы правильно расставить акценты. И в любом случае я буду вести переговоры с представителями других партий.

"