Растерянное поколение

Политические акции с участием молодежи стали в последнее время обычным явлением. Активисты движения «Оборона» посменно несколько недель пикетировали Генпрокуратуру, добиваясь освобождения питерского «яблочника» Максима Резника. «Наши» многократно устраивали пикеты возле эстонского посольства и московского представительства Еврокомиссии, протестуя против переноса «бронзового солдата» в Таллине. Члены запрещенной Национал-большевистской партии прорывались в различные учреждения, чтобы повесить там свои флаги и разбросать листовки... Ведущий научный сотрудник отдела социально-политических исследований «Левада-Центра» Наталья Зоркая в беседе с репортерами «НИ» называет участие молодежи в политике «фазовым увлечением», сродни увлеченности тем или иным музыкальным направлением или футбольным клубом. «Образованная молодежь в столице предпочитает движения либерального толка. Менее образованная и живущая в провинции тяготеет к экстремистским или прокремлевским движениям», – говорит эксперт. С членами нескольких молодежных организаций встретились корреспонденты «НИ».

«Я ему морду растянул»

Солнечное апрельское утро. Двое активистов движения «Оборона» подходят к посольству Белоруссии в Москве. Один разворачивает плакат с требованием освободить политзаключенного Андрея Кима, другой занимает позицию на противоположной стороне улицы и начинает фотографировать своего товарища. «Могут появиться провокаторы, – деловито поясняет парень с фотоаппаратом, представившийся Алексеем Казаковым. – Когда мы проводили пикет в защиту Максима Резника, подошел человек с куском туалетной бумаги, где тоже было написано «Свободу Максиму Резнику». Милиционеры сразу же расценили это как несанкционированный пикет (по закону без разрешения властей можно проводить только одиночные пикеты. – «НИ»), и нашего активиста забрали». Самого Алексея задерживали, по его словам, раз десять. Некоторые «оборонцы» имеют в своем активе по 30–40 приводов в милицию. «Это не страшно. Страшно, когда других берут, а тебя – нет. В такой момент на свободе тяжелее находиться. И не только у меня такие страхи. Многие замечали», – признается молодой человек.

В детстве Алексей профессионально занимался музыкой, «играл на гитаре джаз, рок, фолк». Но музыканта из него не получилось. Затем он окончил Московский государственный социальный университет по специальности «государственное управление», но чиновника из него тоже не вышло. И вот уже год как 27-летний парень состоит в «Обороне», по совместительству подрабатывая в офисе «Объединенного гражданского фронта». Дежурит на телефоне, снабжает товарищей атрибутикой, сочиняет лозунги для акций. «У нас в стране плохое гуманитарное образование. Люди не ценят и не понимают тех преимуществ, которые дает им демократия. Еще они думают, что смогут отсидеться, и политика их не коснется. Но это не так», – говорит Алексей. На вопрос же о личном нехотя признается, что «личные цели есть, но говорить о них не интересно».

Директор Центра политической информации Алексей Мухин поясняет «НИ», что молодых людей гонит на уличные акции «чувство протеста, которое жжет и давит внутри», и «если не дать ему выход в такой форме, то возможны психологические проблемы». Малочисленность же либеральных движений связана с тем, что «настоящих буйных мало». Некоторые, по словам активиста Казакова, уходят из организации, потому что «университет запрещает или на родителей на работе давят». Политолог Дмитрий Орешкин подтверждает «НИ», что «в перспективе членство в оппозиционных движениях на карьере молодых активистов скажется плохо».

Тем временем пикетчика у белорусского посольства сменяют. Ему пора на работу. Алексей фотографирует следующего активиста и признается, что снимки в суде помогают не всегда: «Судья скорее поверит милиционеру». Затем он принимается рассуждать о программе. «Нам говорят, у вас ее нет, мол, и левые, и правые вместе. Но когда в лесу пожар, все звери бегут спасаться на один остров. И там уже не важно, заяц ты или лев». «А «Оборона» что за зверь?», – спрашиваем собеседника. Алексей вместо ответа показывает заставку на мобильном телефоне. Там изображено что-то среднее между волком и лисом: «Он худее был, я ему в фотошопе морду растянул».

«Страх, что осяду на диване, как овощ»

Для прогулок 27-летняя Наталья Чернова надевает черные очки, чтобы «спрятаться, отгородиться от мира», к которому она до сих пор не может привыкнуть. После трех лет тюрьмы, откуда Наталья вышла в декабре минувшего года, она заново училась пользоваться мобильником и Интернетом. Но о прошлом ничуть не сожалеет. «Повторила бы все, не раздумывая. Как в философии Кастаньеды – то, что мы делаем, как раз нам на самом деле нужно. И то, что нас не убивает, делает сильнее». Последняя фраза, кстати, из Ницше.

В Национал-большевистскую партию, теперь уже запрещенную, Наталья Чернова попала в 19 лет: «Пришла за компанию с парнем, с которым тогда встречалась. Потом парень ушел, а я осталась». Позже был переезд из Оренбурга в Москву и восемь акций «прямого действия». Наталья захватывала вагон поезда Москва –Калининград, требуя безвизового проезда через Литву (40 суток ареста). Врывалась в центральный офис «Единой России». С криком: «Ваши выборы – фарс!» метала яйцо в тогдашнего премьера Михаила Касьянова в день думских выборов 7 декабря 2003 года (25 суток ареста). Спустя несколько лет Михаил Касьянов признает, что Наталья «в чем-то была права». Но она в тот момент сидела в тюрьме за акцию по захвату приемной президента в декабре 2004 года. Тогда около 40 «лимоновцев» забаррикадировались в одной из комнат, за что потом провели по году в тюрьме в ожидании приговора. Большинству дали условные сроки, а Наталье за «партийные заслуги» – реальных три года.

С тюрьмой Наталья знакома с детства. Ее отец – полковник милиции, занимается организацией производства в зонах. Брат тоже вступил в партию, но выбрал «Молодежное единство», из которого затем перешел в «Единую Россию». Наталья хвастается, что сослуживцы говорили отцу: «Молодец, Андреич, правильную дочь вырастил», а про брата не говорили ничего. «В людях очень много пассивности. Может быть, и меня гонит вперед страх, что осяду на диване, как овощ». Наталья беспрестанно движется. Даже когда курит, она трясет ногой, меняет выражение лица и в какие-то моменты, ссутулившись, смотрит в одну точку, а потом вдруг распрямляется и начинает смеяться.

Политолог Дмитрий Орешкин говорит, что у молодежи много энергии и амбиций, но большинство ребят пока что ничего собой не представляют. «Им кажется, что люди, которые ездят на «Мерседесах» и «Лексусах», ничего не делают сами и не пускают их вперед, не дают подняться. Естественно, молодые легко ведутся на риторику о социальной справедливости».

Наталья тем временем пробует зарабатывать картинами. Выпускница художественного училища, она и в тюрьме рисовала ручкой и простым карандашом. Краски заключенным не положены. Сейчас у нее две выставки – в Пскове и Москве. Псковскую выставку на днях запретили. А в квартире на стене висит инсталляция – топор на красных ленточках и надпись «Бог с нами». «Топор – действующий. Мы им открывали опечатанную квартиру», – поясняет муж Натальи и тоже член запрещенной НБП Александр Аверин.

Алексей Мухин полагает, что для Лимонова его партия – это «выражение глубинных комплексов». А нацбол «если выполнит все инструкции, то попадет в тюрьму, причем это будет его самым горячим желанием». Наталья над подобными фразами смеется. «Я не дура, чтобы верить в такое. Я знаю, как Лимонов живет. К тому же, он сам сидел». Вот только на вопрос о своей дальнейшей жизни она отвечать не хочет: «Я себя в будущем не вижу. Меня там еще нет».

Юный ветеран «горячих точек» Москвы

22-летняя активистка Союза коммунистической молодежи Мария Марусенко борется за социализм еще с подросткового возраста. «Тогда был 2000 год, послекризисное время. Появилось много бабушек, которые ковырялись по помойкам. А я считала, что так быть не должно», – говорит Маша. С тех пор прошло восемь лет. Бабушки так и не разбогатели, а наша собеседница успела получить диплом журналиста в Московском педагогическом государственном университете, побывать депутатом муниципального собрания «Богородское» и стать кандидатом в члены московского горкома КПРФ. «Я собираюсь по партийной линии двигаться. Попробую со временем выбраться в Мосгордуму, а если повезет – и в Госдуму», – рассуждает девушка.

Постоянной работы у нее нет, потому что «работодатели предлагают нормированный график, а тогда я не буду успевать заниматься партийной работой». Сейчас Мария проводит акции протеста против «точечной застройки» и пишет о них статьи в партийной прессе. «Я побывала во всех «горячих точках» Москвы», – хвастается девушка. Однажды на одной из таких акций в Подмосковье ее серьезно побили. «Мне досталось по голове от милиционеров в Химках, когда мы защищали жителей общежития, которых хотели выселить в никуда». А вот в самих отделениях милиции, куда девушку периодически забирают, ничего страшного не происходит: «Рассказывают про всякие ужасы, но со мной ничего подобного не было».

С утверждением, что КПРФ – это партия стариков, Мария не согласна: «С начала этого года к нам пришло больше молодых, чем пожилых». Политолог Мухин поясняет, что интерес молодежи к компартии связан с восприятием ее как некой экзотики: «Ностальгии у молодых людей нет. Советский Союз они не застали, и интерес к коммунистическому мировоззрению скорее навеян Кубой и Че Геварой». И интерес этот, как правило, проходящий. «Если молодому человеку не удается состояться в качестве функционера КПРФ, он покидает компартию и переходит в партию власти», – утверждает политолог. Но Мария хоть и не носит комсомольский значок, но пока еще верит в свое коммунистическое будущее. И сожалеет лишь о том, что люди «не готовы принять любую идеологию, в том числе коммунизм». И поэтому новой социалистической революции, по ее мнению, в России не будет.

«Интереснее, чем эмо»

Комиссар движения «Наши» 18-летняя Мария Дрокова сидит в штабе московской организации и отвечает на письма активистов из регионов. Активисты хотят приехать на церемонию посвящения в комиссары, а она им объясняет, что это закрытая процедура, на которой только комиссары и могут присутствовать. Самой Марии посвящение явно пошло на пользу. Девушка не скрывает, что именно благодаря участию в движении она смогла выиграть всероссийскую олимпиаду по обществоведению и поступить без экзаменов в МГУ на престижный факультет госуправления. Еще она смогла переехать в Москву из родного Тамбова и побывать на встрече с Путиным, где выпросила возможность проходить у него стажировку, правда, когда он перестанет быть президентом. Скоро членство в организации начнет приносить девушке деньги. Сейчас Марию содержат родители, но в ближайшие недели она начнет работать в Госдуме помощником депутата.

«Движение «Наши» основано на эксплуатации карьерных устремлений молодежи. Сама система «Наших» подразумевает активное рекрутирование в органы власти. За этим люди и шли туда. Идейных среди «нашистов» – доля процента», – говорит Алексей Мухин. Но Мария так не считает: «Я бы хотела приносить пользу стране, а не рассматривать ее как источник благ». Пока что польза от нее выражается в том, что девушка ходит в детский дом помогать сиротам, а потом пишет об этом статьи. «В беспринципности и карьеризме «Наших» упрекают завистники. У нас самое массовое движение, а у них – организации по 10–15 человек вроде «Молодежного «Яблока», – утверждает она.

«Идейные ребята в «Наших» тоже есть. Но чем выше они поднимаются по этой лестнице, тем чаще сталкиваются с реальной политикой и понимают, насколько все это прагматично и цинично», – поясняет Дмитрий Орешкин. Впрочем, Мария пока что с гордостью носит свой комиссарский значок. Правда, красную «нашистскую» футболку надевает нечасто, хотя говорит, что их «футболки смотрятся гораздо интереснее, чем одежда всяких эмо».

Об уходе из движения Мария пока что не помышляет. Но вот руководитель аналитического отдела ВЦИОМ Леонтий Бызов замечает, что «по завершении социализации, когда люди обзаводятся постоянной работой и семьями, интерес к политике и общественной работе у них пропадает». Возможно, нынешние ненавидящие друг друга нацболы и «нашисты» в будущем превратятся в одних и тех же обывателей. Впрочем, г-н Бызов говорит «НИ», что они и сейчас похожи. «Активисты прокремлевских и оппозиционных организаций – это одна и та же социальная группа с одними и теми же установками. Выражаются они в разных формах, но, по большому счету, это одни и те же люди».