Член СПЧ Ирина Хакамада

– Ирина Муцуовна, как вы оцениваете ход расследования убийства Бориса Немцова? Доверяете ли версии об «исламском следе»?

– Противоречий в деле так много, что я уже не доверяю ничему.

– После убийства вы говорили о том, что преступление – это провокация с целью расшатать ситуацию в стране. Вы по-прежнему придерживаетесь такого мнения?

– Да, и я считаю, что источник этой провокации – не Америка и не Украина. Это борьба внутри власти, потому что даже если посмотреть на подследственных, которые обвиняются в убийстве, то очевидно, что косвенно или напрямую это исполнители тех решений, которые принимались в кругу людей, близких к власти.

– То есть заказчики у этого преступления все-таки есть?

– Я уверена в этом. Это не какой-то сумбурный акт личной мести, потому что дикого раздражения у чеченцев Борис Немцов не вызывал, и еще с чеченской войны он стоял на стороне защиты прав чеченцев на свободное волеизъявление, но в составе России. Он был таким умиротворяющим политиком. Поэтому я считаю, что без заказчика такое преступление совершить было невозможно. Оно было слишком демонстративным, громким и эффектным.

– Насколько необходима прозрачность следствия по данному делу? Нужно ли обществу знать о ходе расследования?

– Следствие никогда не бывает открытым. Открытым должен быть суд, с предоставлением всех доказательств и свидетелей. А следствие полностью прозрачным для журналистов быть не может, потому что всегда есть факты, которые нельзя раскрывать до конца следственных действий. Другое дело, что наши органы правосудия встроены в вертикаль, поэтому им в принципе никто не доверяет.

– Но в целом скудность и противоречивость информации – это нормально для следственных действий?

– Мне юристы говорят, что обвиняемые всегда то признают вину, то отказываются от показаний, то снова признаются и вообще играют в свою игру. Однако мне все это не нравится, особенно с учетом того, как появлялась информация. Сначала заявлялось о мести из-за комментария в связи с убийством французских журналистов. Эта версия полностью рассыпалась. Потом были вброшены сведения, что за Немцовым следили два дня, однако позднее выяснилось, что слежка шла давно. Есть миллион разных версий, утечки идут справа и слева, в том числе и от тех, кто вроде бы не находится в рядах радикальной оппозиции. Видимо, идет какая-то борьба внутри властных групп, и мне кажется, все, что происходит сейчас, является тренировкой мускулов перед выборами в 2016 году.

– Нужен ли общественный контроль за ходом расследования?

– Я предложила в СПЧ стимулировать создание независимой профессиональной группы следователей, которые могли бы обобщить все материалы. То есть формирование некой группы, конкурентной официальному следствию.

– И эта группа будет вести свое, параллельное расследование?

– Да, но это вряд ли получится сделать. Понимаете, на Западе существуют журналистские расследования, а у нас журналистов убивают в таком количестве, что просто никто не хочет за это браться. Или берутся слишком поверхностно, используя полученную информацию для решения своих задач. А здесь необходимо именно независимое журналистское расследование, но не для того, чтобы политизировать этот процесс, а чтобы попробовать узнать заказчика.

– Сможет ли гибель Немцова способствовать консолидации оппозиции? И в целом какие последствия для оппозиционных сил эта трагическая смерть может иметь?

– Конечно, в память о Борисе Немцове и всех убитых до него политиках, журналистах и адвокатах, начиная с Галины Старовойтовой, должно быть объединение. Вроде бы РПР–ПАРНАС сейчас консолидацию и предложила. Выйдет ли из этого что-то? Лично я пока результата не заметила: у Михаила Прохорова скандал в партии и объявление о создании нового движения, Алексей Навальный работает в рамках своей партии, которая даже не зарегистрирована, а «Яблоко» произносит лишь вежливые слова о готовности к объединению, которые оно произносит уже 20 лет. Вдобавок к этому Владимир Рыжков ушел из РПР–ПАРНАС, а Михаил Касьянов и Илья Яшин потеряли в лице Немцова ключевую фигуру в партии. И вот в каком виде все это будет объединяться, пока непонятно. А прорваться в систему власти и получить представительство в парламенте можно при трех условиях: первое: все вместе; второе: легальные финансовые средства; и третье: без оскорбляющих радикальных лозунгов, но с твердой и понятной для людей демократической программой.

– Реально ли выполнение этих условий, скажем, к 2016 году?

– Все реально, если есть воля и отсутствует гордыня. А если воля есть, но ее захлестывает гордыня, тогда ничего не выйдет.

– Лично у вас не появилось желание вернуться в политику?

– Я же опытный человек и была в политике на всех постах. И даже если представить мое возвращение, то куда? Возвращаться-то и некуда. Если демократы все вместе объединятся, я готова присоединиться. Но только если они будут все вместе, на что многие из них отвечают, что этого не будет никогда.