Французский синдром

Со времени иммигрантских бунтов, охвативших Францию минувшей осенью, прошел ровно год. И вот: «Франция не может принимать у себя всех, кто хочет к нам приехать. Мы не в состоянии обеспечить их ни работой, ни жильем». Так министр внутренних дел Николя Саркози объяснил, почему его страна больше не будет распахивать объятия навстречу «инородцам». Новый закон об иммиграции недавно принят Национальным собранием. Закон жесткий. На въезд в страну вводятся квоты. Чтобы получить вид на жительство сроком на 10 лет, иностранцам придется взять на себя определенные обязательства, за соблюдением которых установят строгий контроль. «Овладеть основами французского языка и французской цивилизации» – главное условие «интеграционного контракта». Автоматическое получение вида на жительство для нелегалов, проживших во Франции более 10 лет, упраздняется. Зато для одаренных художников, артистов и спортсменов, желающих въехать в страну, введут льготный режим под названием «Компетентность и таланты». Как отреагировали бы на такой закон, будь он принят в России, отечественные либералы, правозащитники? Вот и во Франции так же. «Этот закон нарушает гражданские права, провоцирует ксенофобию!» – голосят социалисты. А главы африканских стран выражают возмущение «унизительной селекцией», «кражей мозгов»…

Что ж, всякий закон, регулирующий миграцию, по природе своей репрессивен, и французский не исключение. Безболезненных способов направить миграционные потоки в контролируемое русло вообще не существует. Вопрос лишь в том, как соотносятся тут неизбежные издержки с приобретениями. Понятно ведь: без иммигрантов французская экономика рухнет. В миграционной политике Франции было несколько периодов, в том числе и период, когда государство всячески поощряло иммиграцию. В ту пору ее представителям было выгоднее не работать, чем работать. Кроме того, действовала знаменитая модель интеграции иммигрантов во французское общество. Модель простая: один народ, одна страна, один язык. Никаких там евреев, арабов – все французы, все граждане. Но прошлогодние события показали: нарочитое игнорирование этнических различий не смягчает отношения между коренными и некоренными французами, а только обостряет их. Полной интеграции африканцев или арабов в европейскую цивилизацию добиться не удается. Словом, Франция признала: сколько ни внушай алжирцу сознание его приобщенности к единой гражданской нации, этнические группы в стране имеются. И они требуют к себе отдельного подхода. Новый закон об иммиграции – попытка отказаться от прежних стандартов в работе с некоренным населением. Французские социологи установили: даже если осыпать иммигрантов социальными благами, это ничего не изменит, наоборот, лишь повысит градус общественной напряженности.

Нужен ли России столь же жесткий закон? И что случится, если его не принять? Не повторится ли у нас французский кошмар с той лишь разницей, что сжигать автомобили будут не мигранты, допустим, с Кавказа, а скинхеды? «У нас не может повториться это, – считает руководитель Центра изучения ксенофобии и экстремизма Эмиль Паин. – У нас может быть только хуже. У нас есть то, чего нет во Франции и, вероятно, не будет никогда. У нас есть Северный Кавказ, где не камни бросают, а стреляют, и где не ночью выступают, а днем. И еще, основной ксенофобный лозунг у нас пока не иммигрантский. Он – античеченский».

Если ксенофобия прогрессирует (взрыв на Черкизовском рынке, погромы в Кондопоге – что дальше?), если она уже становится политической силой, власть должна как минимум оценить серьезность этой угрозы и осознать, что у нее впервые появился такой оппонент. Оппонент неслучайный. Его выход на политическую сцену был подготовлен всем ходом развития России конца 90-х годов – ростом традиционализма, страхов, различных фобий. Народ боится тех, кто будто бы хочет оторвать жирные куски нашей территории. Боится олигархов. Боится «оранжевой революции». И этот страх постоянно воспроизводится. Но нельзя одновременно и продуцировать страх, и с ним бороться.

Есть ли у России внятная иммиграционная политика? Да как сказать! Есть импульсивные реакции на обострение ситуации то там, то тут. Такую политику нельзя назвать ни жесткой, ни либеральной. Она – никакая. Результативной борьбы с нелегальной миграцией все равно не получается. Где нелегальная миграция, там нелегально все – нелегальный бизнес, нелегальный рынок труда... Если человек, преодолев чудовищные препоны, нелегально обосновался в стране, он будет держаться за нее зубами, даже если у него нет ни работы, ни жилья.

Только свободный, прозрачный рынок труда ставит заслон нелегальной миграции. Человек спокойно пересек границу в поисках работы, не нашел – спокойно вернулся обратно. Поэтому в новый арсенал французского сопротивления нашествию иммигрантов входит не только шлагбаум.



Автор – публицист, политический обозреватель «Российской газеты».