Posted 8 октября 2006,, 20:00
Published 8 октября 2006,, 20:00
Modified 8 марта, 08:52
Updated 8 марта, 08:52
Не вся, конечно. Не так, как в день убийства Листьева, когда потемнели экраны телеканалов и затихли в растерянности улицы. Сейчас телеканалы продолжали петь, скакать, визжать и танцевать на льду. Лишь в новостных блоках скупо сообщили об убийстве журналистки. Но даже от этих скупых сообщений вздрогнули и замерли сердца десятков тысяч людей: всех тех, кого искренне волнуют болевые точки России – «Норд-Ост», Беслан, Чечня…
Аня Политковская оставалась едва ли не последним из могикан, кто об этих болевых точках продолжал писать на страницах «Новой газеты» неустанно, честно и мужественно. Она была одной из последних надежд для тысяч людей, пострадавших от произвола властей, ставших жертвами террора и беззакония, потерявших без вести своих родных и близких.
Журналистика Политковской – это удивительная и очень редкая по нынешним временам журналистика. Мы не раз встречались с Аней в Чечне, я видел, как она работала на Дубровке, став посредником в переговорах с бандитами, а на деле – одной из ниточек помощи заложникам, которым носила через простреливаемую площадь тяжеленные упаковки с водой. К ней и в Чечне, и на Дубровке пострадавшие люди шли не только как к журналисту, они тянулись за помощью, потому что знали и понимали, что Аня не обманет, не промолчит из конъюнктурных соображений, не бросит в беде.
Она не искала милости властей, наград и признаний, хотя самые престижные журналистские награды мира все равно находили ее. Она просто писала так, как считала нужным, и говорила то, о чем думала. Ее журналистика была острой, искренней и по нынешним временам исключительно опасной, потому что это была журналистика правды. Аня писала не в угоду властям, политикам, спонсорам или редакторам. Она прежде всего писала в защиту тех, кто пострадал от беззакония. И если Чечня уже много лет является главной российской территорией торжества беззакония, то и подавляющая часть Аниных материалов и книг была связана именно с Чечней, где ее одни боготворили, а другие ненавидели. Боготворили те, кто страдал. А ненавидели те, кто эти страдания нес или продолжает нести.
Журналистика Политковской – это журналистика факта, когда каждый ее материал превращался в страничку нашей новейшей истории с конкретными фамилиями, судьбами и трагедиями. На нее потому и не могли надавить ни судом, ни пустой угрозой – оппонентам нечем было опровергать ее страшные факты. И даже на встречу с одним из своих самых ярых противников Рамзаном Кадыровым она поехала с безоглядным мужеством ровно оттого, что была уверена в своей правоте. Лишь те из журналистов, кто бывал в Чечне после своих честных публикаций, может в полной мере оценить этот поступок Ани. Она его совершила. А потом написала очередной жесткий материал, от которого в Чечне у многих перехватило дух. И не только в Чечне.
Журналистика Политковской – это журналистика сострадания тем, о ком она пишет. На первый взгляд, это сострадание отдельным конкретным людям, ставшим жертвами безумного произвола. На самом же деле – это глубочайшее сострадание Отечеству, которое никак не выберется из трясины невзгод, произвола и жестокости. И именно такая журналистика, редкая сегодня из-за своей неугодности властям, а не модный ныне елей, противодействует деградации нашего общества, эпидемии нацизма и в конечном итоге распаду России.
Журналистику Ани Политковской ненавидели не только в отдельных структурах Чечни или властных кабинетах Москвы. Ее ненавидели многие силовики в лампасах, ненавидели бритоголовые в кованых башмаках. Фамилия Ани числилась у всех отечественных черносотенцев в списках «врагов России», а в отдельных списках – даже с ее домашним адресом. Ей угрожали. Ее пытались запугать. А когда она рванула в Беслан, чтобы помочь захваченным детям, ее попросту отравили. И сделали это отнюдь не боевики Чечни. Сделали те, кто не хотел огласки своего очередного провала в широко разрекламированной борьбе с терроризмом. Но Аня тогда выжила. И все равно написала свою правду о Беслане. Правду, которая снова была неудобна всем, кроме пострадавших.
Аня писала так, как жила. Честно, открыто и бескорыстно. Она не занималась пропагандой, не обслуживала интересы партий, властей или каких-нибудь финансовых структур. Многочисленные недоброжелатели обвиняли ее, как это водится у наших неопатриотов, то в работе на американские спецслужбы, то в содействии чеченским боевикам, то в борьбе против Кремля, Лубянки и государства. На все эти обвинения Аня не обращала никакого внимания, как нормальный человек не обращает внимания на бред душевнобольного. А в ответ на разговоры о борьбе лишь посмеивалась. «По большому счету я не борец, – говорила она в одном из своих интервью. – Я абсолютный журналист. А задача журналиста – информировать о том, что происходит».
Так, как это делала Анна Политковская, уже давно никто не информирует Россию. Ни о Чечне. Ни о «Норд-Осте». Ни о Беслане… Такое правдивое информирование уже давно не нужно ни нашим структурам власти, ни, что самое печальное, нашему обществу, предпочитающему вместо правды лесть, пропаганду и бесконечный аншлаг.
Аню и убивали за эту правду. Убивали нагло, открыто, в определенном смысле – ритуально. Ее не стали подстерегать в темном переулке, как Хлебникова. В ночном подъезде, как Листьева. К ней пришли практически в открытую. В субботний день, когда у дома может быть полно свидетелей. Когда у лифта могут встретиться соседи. Когда камера видео-наблюдения снимает значительно отчетливей, чем в ночи. В нее стреляли цинично и одновременно трусливо, потому что как еще можно стрелять в одинокую беззащитную женщину с авоськами в руках? Зная, что она не ответит, не укроется и даже не успеет испугаться.
Ее убивали в отместку за правду, которую нечем опровергнуть, кроме пули. За честность, которую нечем купить. За иронию, которая унижает даже самых сильных и властных, показывая их слабыми и голыми.
Ее убивали в назидание тем немногим оставшимся, которые еще пытаются не лебезить, не подыгрывать, а всего лишь информировать страну о том, что происходит. Убивали так хладнокровно, как могут делать лишь те, кто уверен, что их никогда не найдут. Не назовут. И не привлекут к ответу.
В одном из интервью после событий в Беслане и истории с отравлением Аню спросили: «Не боитесь ли вы, что в следующий раз дело кончится хуже?» И Аня ответила: «Ну, когда ты для себя выбрал какой-то путь, то ты уже живешь этой жизнью. И очень много людей связывают с тобой какие-то надежды». В субботу 7 октября 2006 года пуля влиятельных, но трусливых подонков убила и Аню. И эти надежды. И шансы на то, что правда нашей стране в обозримом будущем будет нужнее, чем ложь.
Продолжение темы в разделе "Политика"