Декан факультета журналистики Санкт-Петербургского государственного университета Марина Шишкина:

– Как вы относитесь к корпоративной этике? Существует негласное табу на «вынос сора из избы». Именно в нарушении этого табу вас и упрекают.

– Я слышала версию о том, что виновата в нарушении корпоративной этики, ее озвучивали и ректор Николай Михайлович Кропачев, и президент университета Людмила Алексеевна Вербицкая. Но я хотела бы уточнить: а когда это случилось? Когда СМИ начали писать о нашем внутреннем «соре»? Что было опубликовано лично мной вне стен университета? Задолго до нынешних бурных событий, еще в феврале, я дала интервью городской деловой газете и в нем высказала опасение за судьбу университета в связи с затеянными в нем реформами. Если мне «вменяют» то давнее интервью, то это поразительно. Как профессор, как декан, я вправе размышлять, куда и как будет развиваться вуз. Я не считаю «вынесением сора» высказывание собственного мнения о видимых результатах новаций. Например, о неприемлемости усиления административной доминанты в ущерб былой коллегиальности – влияния ученого совета и сената. Или о том, что я не одобряю сочетания в одном лице распорядительной и исполнительной функций. А у нас сейчас почему-то уже восемь ключевых фигур совмещают эти должности. Представьте себе: ректор и семь проректоров одновременно являются деканами факультетов! Вы верите в эффективность такого менеджмента? Ни один из великих ректоров СПбГУ не совмещал должности ректора и декана, такой практики не было и в МГУ. Остальные мои единичные выступления в СМИ носили характер ответов на публичные выпады коллег: президента университета, проректора и других.

– Где же грань между концептуальной профессиональной полемикой и нарушением корпоративности?

– А концептуальной полемики нет, как ни странно. Ректор, как мой начальник и как универсант, ни разу не поспорил со мной лично или в СМИ, не возразил. Вместо него это делают другие люди. Меня обвиняют в том, что, будучи деканом журфака, я организовала средства массовой информации на бурную полемику вокруг пресловутого «конфликта». Категорически не согласна. Тот факт, что я дружна со многими журналистами, напротив, заставляет меня быть максимально щепетильной в использовании этого обстоятельства. Но я также осознаю, что не в состоянии запретить СМИ писать о том, что происходит в петербургском университете. Что же касается корпоративной этики, то этим понятием можно прикрыть все, что угодно в этой жизни. Если вы хотите закрыть информацию, произнесите слово «корпорация». Но, простите, речь идет о петербургском государственном университете. Подчеркну – государственном. Каждый из нас вносит собственную копеечку на его существование. И это такой общественный субъект, двери в который закрыть невозможно: он растит новые поколения, тысячи новых людей. Быть открытой для общества – это его обязанность. В противном случае университет станет чем-то другим – тюрьмой, ширмой, специзолятором. Сегодня в нашем университете попирается устав, и я критикую новый ректорат за эти нарушения. Тут я не оригинальна – судьбы лучшей российской профессуры представляют собой судьбы протестов, отставок, как признак несогласия с поруганиями классических университетских свобод.

– Патриарх русской культуры Дмитрий Сергеевич Лихачев, ушедший из жизни 10 лет назад, писал: «Даже в ситуациях тупиковых, когда все глухо, когда вас не слышат, будьте добры высказывать свое мнение. Не отмалчивайтесь. Я заставляю себя выступать, чтобы прозвучал хотя бы один голос». А разве была в университете раньше практика открыто высказывать несогласие?

– А как же! 18 мая нынешнего года я выступила на расширенном ученом совете и напомнила коллегам о том, что даже в жесткие номенклатурные времена мой родной актовый зал бурлил от дискуссий на партийных собраниях. Невзирая на то, что университет носил имя Жданова. Там были другие предметы для споров, но там жил университетских дух! Зал дышал, он был живым, университет все время говорил! Я же это помню, поскольку была членом партии с 18 лет. Даже в застойные годы универсантов не лишали их главного права – права на дискуссию!

– Каковы перспективы возбужденного против вас уголовного дела? На факультете был обыск, изъяты финансовые и уставные документы, системные блоки.

– Это позор для университета, попавшего, не побоюсь сказать, в руки ограниченных, мелочных и очень жестоких людей. В кабинете декана, у которого до последнего дня были одни лишь благодарности в трудовой книжке, и вдруг – обыски, придуманные обвинения, от нелепости которых перестаешь вообще доверять правоохранительным органам. Ведь уголовное дело возбуждено по факту выплаты мне моей же собственной заработной платы. Мне поставлен в вину сам принцип выплат, принятый в СПбГУ, по которому жалование начисляют и всем деканам, и ректору, и президенту университета. К тому же, как ни странно, о возбуждении уголовного дела я узнала не лично от следователей, а из прессы. И эта типичная «заказуха» случилась на глазах у будущих журналистов, которые должны воспитываться в духе уважения к своей стране, к городу, к власти, в конце концов! Сам факт обыска и постоянного присутствия в течение трех месяцев представителей правоохранительных органов на журфаке деформирует сущность университета, на пороге которого должна заканчиваться полицейская власть. Долгое время в истории классических университетов ни один полицейский чин не имел права переступать порог университетской территории. Поэтому я не могу не противиться тезису нового ректора: мол, все вопросы будем обсуждать в суде, а не на трибуне ученого совета.

– Вы попали точно в такую же ситуацию, в которой в 1999 году был сам молодой тогда декан юридического факультета Николай Кропачев. У него был крупный конфликт с бывшим ректором Людмилой Вербицкой, которая обвиняла своего подчиненного в излишней коммерциализации учебного процесса и старалась его уволить. Вы тогда были на стороне коллеги или ректора?

– Я однозначно поддерживала тогдашнего ректора Вербицкую. С тех пор к коллеге у меня было настороженное отношение.

– Почему же в период избирательной кампании, когда г-н Кропачев выдвинулся на должность ректора, вы за него проголосовали? Непоследовательная позиция...

– Да, я не возражала против его кандидатуры в надежде на то, что время поменяло Николая Михайловича. Однако я ошиблась, как и многие мои коллеги. Каждый человек долгое время «строит» себе имя, репутацию, она не рождается в один день и не умирает в одночасье. И я осознаю, что, как руководитель и профессионал, сейчас несу репутационные потери тактического порядка. Однако, в отличие от многих коллег-универсантов, я пытаюсь исправить нашу общую кадровую ошибку, а не сидеть в кустах и дрожать. Сегодня мне очень тяжело, зато я всю оставшуюся жизнь буду в ладу со своей совестью, смогу честно и открыто смотреть в глаза своей семье, студентам и коллегам.

– Но вашу борьбу не поддерживают коллеги. В конце августа деканы 18 факультетов написали ректору письмо с просьбой отстранить вас от должности.

– Зато меня дружно и однозначно поддерживает весь ученый совет журфака, кроме двух человек, а это говорит о многом. Что касается обращения деканов, то давненько у нас не встречалась подобная практика! Но сегодня в университете стали нормой отказные письма, письменные показания и прочее. Я-то понимаю, что многие из деканов поставили подпись под явным давлением. Но отвечать за чужие поступки не могу. Не дай мне Бог оказаться хоть раз в жизни на месте этих людей, я им очень сочувствую. Многие из них, я уверена, хотели бы стереть этот поступок из своей биографии, но уже не удастся, наш ректор всех повязал одной порочной нитью. А вот это уже преступление против уважаемых ученых, но зависимых и порой недостаточно стойких людей. И я иногда мысленно говорю коллегам: «Эх, мужики, и чего вы боитесь? Неужели нельзя найти других механизмов борьбы с матерью маленького ребенка? С женщиной, которая высказала вслух то, о чем вы шепотом ропщете вне стен университета?».

– Почему вы не останавливали студентов, выходящих на акции протеста в вашу защиту?

– Неделя, когда наши студенты вышли на улицу проводить пикеты – одна из самых тяжелых для меня в этой истории. Летом молодежь была активным свидетелем беспрецедентного давления на факультет, и поверьте: они самоорганизовались вопреки моей воле. Предотвратить это было невозможно. Что бы я сделала на месте ректора, к вниманию которого взывали студенты? Я бы вышла к ним и спросила: ребята, а что вы хотите от меня услышать? Однако ректор и его администрация неделю отмалчивались, «отсиживались в окопах», затем призвали на помощь милицейский центр «Э» по борьбе с экстремизмом. То есть студенческие пикеты, направленные на протест против внутренних университетских акций, были выданы за политические протесты. Ректор «перепутал» себя с государством. Забастовки, пикеты, демонстрации – это крайняя мера, допускать которую ни в коем случае нельзя. Но если это произошло, мы обязаны понять, чем это было вызвано. Кстати, совсем недавно состоялся суд над одной из задержанных милицией девушек-пикетчиц, и судья не нашел в ее действиях нарушений закона.

– Собственно говоря, с университетской демократии начинается свобода слова, свобода духа, гражданственность…

– У нашего народа слишком короткая историческая память. Наблюдая за тем, что происходит, я пришла к выводу, что народ наш, получая свободу, почему-то все равно тянется к палке, к «сильной руке». А демократия для него – это как чужая вещь, которую временно дали поносить, понимаете? На самом деле наша одежда другая, как это ни прискорбно. Запугивая молодежь полицейскими мерами, мы своими руками превращаем их в рабов, в карьеристов. Разве может вырасти смелый, нестандартно мыслящий журналист из студента, которого в университете обыскивают, пугают ОМОНом, обманывают? Я всегда говорю своим коллегам: будьте со студентами строгими, но не давите, не унижайте, дайте высказаться. Знание в неволе не размножается.

– Недавно ректор заявил, что не собирается вас увольнять, вы остаетесь деканом. Кстати, он также немало удивил «подписантов» за вашу отставку, уведомив их, что решение кадровых вопросов – его прерогатива.

– Это вранье, что он не собирается меня увольнять. Выйдя на работу после болезни, я тут же получила незаслуженный выговор, а затем и – уголовное дело! Так что снова оказалась на больничном. Но я выздоровею и продолжу работать. За мной вины нет. Я не боюсь никаких проверок, никаких уголовных дел, потому что финансовая деятельность журфака абсолютно прозрачна. Все денежные вопросы, касающиеся закупки оборудования, ремонтов аудиторий, фасадов и прочего, мы решали и решаем коллегиально, на факультетском ученом совете. Все обновление журфака сделано на факультетские деньги. Это заработанные нами, внебюджетные средства, до последней копейки. Каждая надбавка сотрудникам и деканату утверждена ученым советом. И мне удивительно слышать упреки в финансовых нарушениях. Мы гордимся своим факультетом и делом, которое создавали много лет.