Posted 4 декабря 2006,, 21:00
Published 4 декабря 2006,, 21:00
Modified 8 марта, 08:55
Updated 8 марта, 08:55
– Депутаты Законодательного собрания Санкт-Петербурга предлагают наказывать за убийство на почве национальной ненависти пожизненным заключением либо смертной казнью. Как вы относитесь к этой идее?
– Есть некоторые виды преступлений, где усиление санкций может давать эффект, хотя и менее существенный, чем ожидался. А большинство преступлений, их количество, степень тяжести практически не связаны с предусмотренным за них наказанием. Сколько бы ни усиливали уголовную ответственность за насильственные преступления и, в частности, за убийства на почве национальной вражды, эффект будет минимален. Это подтверждается и нашей историей. В мае 1947 года в СССР отменили смертную казнь. В январе 1951 года ее снова ввели, но уровень преступности не изменился. Другое дело, что мы не до конца используем тот карательный потенциал, который существует. В Госдуме недавно рассматривалось предложение за незаконный оборот наркотиков наказывать пожизненным лишением свободы. А практика показывает, что в пределах 20-летнего срока, предусмотренного за это преступление, суды больше 10 лет никогда не дают. Зачем же вводить пожизненное, если даже 20-летнее заключение не применяется? Вот вам пример, когда попытка внести изменения в уголовное законодательство имеет чисто пиаровский характер. Мол, это я настаивал, чтобы прижали этих негодяев.
– Почему преступления на националистической почве часто квалифицируются как бытовое хулиганство?
– В уголовном праве есть так называемые материальные составы преступлений. Например, ударить человека ножом – останутся следы. А есть формальные составы преступлений. Оскорбление по национальному признаку относится к формальным.
– Убийство таджикской девочки в Петербурге – это материальный состав преступления?
– Да.
– Но ведь по мотивам национальной вражды, не так ли?
– По мотивам или нет – это трудно доказывать. И в петербургском деле следователь явно пошел по более простому пути. Есть 105 статья – убийство. Вот, мол, давайте ее и применим. Можно инкриминировать еще и 282-ю, возбуждение межнациональной ненависти. А зачем? Что это изменит? Только с доказательствами намучаешься, и все.
– Следователи отказываются от применения 282-й статьи ради служебного комфорта?
– Да, проблема именно в правоприменении. В Уголовном кодексе среди обстоятельств, отягчающих вину, указаны мотивы вражды и ненависти на социальной, расовой, национальной и религиозной почве. Если брать наиболее опасные преступления, то сказано, что, например, убийство, совершенное по этим мотивам, образует отдельный состав преступления.
– И все же почему 282-я почти не применяется?
– Попробую объяснить. Любой следователь или прокурор оценивает определенные действия – скажем, убийство или нанесение тяжких телесных повреждений. Что касается реплик, которыми сопровождались подобные действия, то, с точки зрения практика, это не так уж важно. Но дело не только в этом. Существует такой вид доказательства по ряду преступлений, как экспертиза. Когда речь идет об убийстве, закон предусматривает обязательное проведение экспертизы для установления причин смерти. Или, скажем, человека ударили ножом, и он три недели был нетрудоспособен, что опять же легко установить путем экспертизы. А как доказать, оскорбительно данное выражение или нет? Как доказать, имелась ли тут цель, а тем более мотив? Ведь мотивация преступления порой не сознается даже самим преступником. Помните Пашку Колокольникова из фильма Шукшина «Живет такой парень»? «Чего ты на горящий грузовик полез?» – «Сдуру».
– Предположим, азербайжданцы, торгующие на московском рынке, избивают русского бомжа. Ну надоел им побирушка, мешает работать. Можно квалифицировать это по 282-й, как преступление по мотивам национальной вражды?
– Скорее как хулиганство.
- Но ведь они не хотят его видеть на рынке именно потому, что он не их национальности – можно так поставить вопрос?
– Поставить можно. Трудно доказать. О чем я и говорю.
– Поэтому вы оправдываете правоприменительную практику, игнорирующую подобные мотивы?
– Я вовсе ее не оправдываю. Я утверждал и буду утверждать, что, квалифицируя преступление, следователь и прокурор должны обеспечить реальные доказательства. Кроме того, хотел бы обратить внимание еще на одно обстоятельство. Для нашего правосознания, нашего общества, нашего депутатского корпуса характерна ориентация на расширение уголовной ответственности и усиление наказания. Эта ориентация пришла из прошлого. Мы унаследовали традиции карательного советского, социалистического правосудия. Этот карательный ресурс по существу исчерпан. Нельзя людей направлять в тюрьму больше, чем мы направляем. В Японии около 130 миллионов населения, у нас – 140 миллионов. Вполне сопоставимые цифры. Но там в тюрьмах сидят примерно 40 тысяч человек, а у нас в 25 раз больше.