Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов

– Все последние годы идут разговоры о том, что пространство свободы слова сжимается. На вас это сжатие как-то сказывается?

– На нас это сжатие сказывается удивительно позитивно. Потому что сжимаются в основном наши конкуренты. Есть еще один большой плюс радиостанции: когда многие журналисты остались без работы, я их к себе позвал. Но это позитивно только в тактическом смысле. А для страны абсолютно негативно, потому что двигатель общества – это критика и конкуренция, а невозможность говорить свободно приводит к загниванию и застою.

– У вас запретные темы появились?

– У нас запретных тем нет. Если есть событие, его нужно обсуждать. Я даже не могу понять, какая тема может быть запретной. Другое дело, что стало сложнее добывать информацию. Например, назначение нового правительства провели с такой секретностью, как будто перевозили золотой запас страны из одного места в другое. И такая повышенная секретность проникает во все области – от политики и экономики до культуры и спорта.

– А запрещенных на телевидении персонажей из эфира убрать не просят? Киселева, Шендеровича, Доренко…

– В начале двухтысячных годов просили, причем не напрямую, а по-дружески: «Ну, зачем тебе Шендерович? – Как зачем? Для рейтингов и рекламы. – А Доренко тебе зачем? – Как зачем? Для рейтингов и рекламы. Мы же коммерческая радиостанция». Но за последние года три-четыре не обращались.

– Даже на их выступления не реагируют?

– Бывает, идут звонки: Доренко сказал, Шендерович сказал, Ганапольский сказал… Но обращения людей из властных структур связаны с какими-то конкретными их неудовольствиями по поводу вышедшей информации или выраженного мнения. А что я могу сделать? Если информация есть, то и мнение тоже имеет право на существование. Главное, чтобы это объективно никого не оскорбляло. А субъективно можно обидеться даже на фразу «человек высокого роста».

– Бывали случаи, когда гости отказывались приходить в эфир под предлогом, что это может повредить их карьере?

– У нас есть проблемы только с руководством партии «Единая Россия». Но там все объясняется очень легко. Руководство правящей партии привыкло к «обслуживающим» журналистам, к тому, что им задают вежливые и ласковые вопросы. А здесь, на «Эхе Москвы», совершенно все равно, кто пришел, от какой партии.
И вопросы будут жесткие независимо от того, кто пришел. Поэтому они боятся. Другого объяснения у меня нет. Хоть я им и напоминаю: ребята, вы же не всегда будете там сидеть. И ваши адвокаты, безусловно, будут иметь эфир на «Эхе».

– Даже так?

– А что? Когда Касьянов был премьером, его затащить сюда было невозможно. Я ему сказал: ничего-ничего, я подожду. И вот когда перед ним закрыли все двери, он стал приходить сюда. А это ждет каждого чиновника. Когда Чубайс был без работы – та же история.

– Труднее всего пригласить чиновников?

– Не чиновников. Как раз с министрами у нас более-менее все в порядке. А вот с лидерами «Единой России»…

– Министры приходят охотно?

– Охотно не приходит никто. Потому что понимают, что здесь будет неприятный разговор в любом случае. И очень долго приглашаешь одного, другого, третьего, и они, в конце концов, приходят. Мы Клинтона приглашали семь раз. На седьмой – пришел. Мы терпеливые.

– Какие ограничения появятся на «Эхе» в связи с выборами?

– Исключительно с точки зрения закона, который мы будем полностью соблюдать. Например, мы запустили программу «Есть такая партия», где все 14 зарегистрированных партий независимо от рейтингов получают одинаковое время и одинаковую возможность высказать свою позицию. Это даже те партии, о которых избиратели, может быть, услышат только от нас. Но они зарегистрированы, и мы приняли такое решение.

– Приглашение участников выборов в другие программы как предвыборный пиар рассматриваться не будет?

– Мы следим, как это истолковано в законе, и по этому поводу поддерживаем постоянный контакт с председателем Центральной избирательной комиссии Владимиром Чуровым. Участники предвыборной кампании, помимо всего прочего, имеют еще и массу других интересов. Они спортсмены, артисты, ученые. И, если что-то происходит в научном мире, то как не пригласить Жореса Алферова? Мне совершенно все равно, в чьем он списке.

– То есть участник выборов в каком-то другом качестве может у вас выступить?

– Каждый случай будет специально оговариваться. Можно упоминать партию, нельзя упоминать партию. На этот счет наши юристы ведут постоянный диалог с юристами ЦИК. И пока мы находим понимание.

– Кто типичный слушатель «Эха Москвы»?

– Высокообразованные люди. У нас, по данным социологов, 83% слушателей в Москве с высшим образованием. «Белые воротнички», люди свободных профессий, интеллигенция, военные пенсионеры, офицеры.

– Складывается впечатление, что если есть возможность пнуть власть, то «Эхо Москвы» эту возможность не упустит.

– Не упустим. Потому что другие СМИ, видимо, считают, что нужно пнуть своих читателей, зрителей, слушателей. А мы представляем интересы своих слушателей и рассказываем о действиях власти. Слово «пнуть» неправильное. Мы критикуем власть, и критика ей помогает.

– От ваших слов что-то меняется?

– Наша работа – критиковать действия власти, чтобы сама власть эти действия изменила, либо чтобы избиратели изменили власть. Наше дело – прокукарекать. Мы видим, что надвигается волна. Мы видим, что принято решение, которое может быть опасно. И мы бьем в колокола. А вот сделают они или не сделают – это вопрос совсем не наш. Мы же не советское средство массовой пропаганды. «Давайте мочить господина Фрадкова, чтобы его сняли. Давайте поднимать господина Зубкова, чтобы его назначили». Нам это по барабану. Мы разбираем действия власти, а не персоналии.

– А люди после ваших разборов голосуют за «Единую Россию».

– Пусть люди голосуют за «Единую Россию». Это их право. Мы тут при чем? Мы – средство массовой информации. Мы информируем людей. И каждый, кто хочет, может включить приемник и слушать. Или не включить.

– Но вы информируете, что права человека нарушают, а их нарушают и дальше. Вас слышат?

– Я могу привести пример действия. Когда практически уже было принято решение о введении обязательного преподавания православия в школе, мы сказали об этом в эфире, и потом мне перезванивали из министерства и говорили, что они не знали. Потом в Министерстве образования прошло совещание с патриархией, и до сих пор «Основы православной культуры» в обязательном порядке не введены. Или о Кондопоге в Кремле узнали из эфиров «Эха Москвы». Мне оттуда звонили и спрашивали, что там происходит. Это были суббота-воскресенье. И нам написали наши слушатели в наших блогах. И мы первые в течение суток об этом рассказывали. Другие СМИ об этом не знали, потому что люди, которые нам писали, нам доверяли, а им – нет. И наша задача – информировать. А как распорядятся этой информацией слушатели Иванов Виктор Петрович или Иванов Сергей Борисович – это уже не наше дело.

– Как удается фактически государственной радиостанции, так как ваш владелец «Газпроммедиа» через «Газпром» принадлежит государству, сохранять независимость?

– Редакционную политику по нашему уставу определяет главный редактор, который избирается журналистами и утверждается акционерами. Иными словами, два типа коллегий соглашаются с какой-то кандидатурой и выдают карт-бланш в рамках закона. И с того момента, когда я утвержден главным редактором, по уставу никто не имеет права вмешиваться в редакционную политику, включая «Газпром». А то, что главный редактор всегда будет точкой давления разных сил, это нормально, в этом моя работа. И я получаю зарплату не за то, что сижу в эфире, а за то, что выслушиваю все претензии, – акционеров, неакционеров, правительственных чиновников, оппозиции, уличных хулиганов. Я являюсь крышей редакции. И в суды хожу я, а не мои журналисты.

– А разорить при помощи судов вас не пытались?

– Так мы же не проиграли ни один суд. А разорить – так можно еще здание поджечь. Но это в рамках текущей деятельности радиостанции не рассматривается.