Posted 30 июня 2005,, 20:00
Published 30 июня 2005,, 20:00
Modified 8 марта, 09:31
Updated 8 марта, 09:31
Виктор Анпилов
– Виктор Иванович, в 90-е вы часто бывали по приглашениям зарубежных компартий за границей. Сейчас приглашают?
– Что-то переменилось и в жизни, и в оппозиции, в том числе и в «Трудовой России». Если раньше меня приглашали коммунисты в Италию, Грецию, Бразилию, Аргентину, на Кубу, то сейчас внимание мирового коммунистического движения к проблемам России упало, и таких поездок больше нет.
– А во время прежних вы только проблемы коммунистического движения обсуждали или и отдыхали тоже?
– Ну, вообще-то некоторые из этих поездок были связаны с риском. Вот, скажем, на Сицилию меня привезли поздно ночью, а увезли рано утром, и остров я фактически не видел. Товарищи опасались, что из-за меня может начаться стрельба. Хотя я успел рассмотреть из окна машины на стенах домов надписи «Привет Анпилову!» и «Да здравствует СССР!». На Сицилии я выступил в ночном клубе для байкеров. Помню только, что там были очень дешевая пища и вино.
– Но встречали-то вас партийные товарищи радушно?
– Конечно, они шли на большие затраты – очень дорогой проезд, проживание. Но латиноамериканцы и бразильцы, в частности, не скупились, они делали все, чтобы я отдыхал в оптимальных условиях. Отели там стоят очень дорого, и они старались снимать для меня самые лучшие. В Бразилии в поездке по стране меня сопровождал председатель профсоюза металлургов товарищ Бира, такой симпатичный негр. В городе Бразилия нас с ним разместили в отеле недалеко от «кабины пилота». Как известно, Бразилия очень похож на самолет, и «кабина пилота» – это сенат и парламент страны. Вы не можете себе представить, какой магнетизм в этом городе! В половине третьего ночи я проснулся от волнения и вышел на балкон. Мой сопровождающий тоже вышел вскоре на соседний балкон, он тоже не мог уснуть. Мы всю ночь так и проговорили с ним. Но такие доверительные отношения оказались рискованными, лучше все-таки сохранять дистанцию. Когда мы с Бира приехали в Рио-де-Жанейро, то пошли на знаменитый пляж Копа- Кабана. В то время был не купальный сезон и пляж был пуст, на нем гуляли только старые миллионерши из США, которые искали себе молодых парней для удовлетворения своих старческих капризов.
– Какое впечатление они произвели на вас?
– Эти увешанные драгоценностями богатые старухи вызвали у меня чувство брезгливости. Само их желание – удовлетворить свою похоть за счет стройных молодых тел мулатов – внушает неприятие. Я впервые был на атлантическом побережье Бразилии, там были потрясающе сильные океанские волны, и мне захотелось искупаться. Я спросил разрешения у Бира, и он мне разрешил, хотя пляж не работал и не было никаких спасателей. Когда я бросился в океан, то волны стали утаскивать меня дальше и дальше от берега. Я хорошо плаваю и иногда вроде бы чувствовал песок, встав на цыпочки, но волна постоянно сносила меня в океан. А Бира плавать не умел, и я видел, как он бегал по берегу, испуганный, что-то кричал мне. Когда я выплыл, он сказал мне: «Если бы ты утонул, то меня расстреляли бы». Вот к чему приводит потеря дистанции.
– А как вам бразильские бары?
– У них барами называются большие помещения, где оркестр играет самбу, где молодежи можно потанцевать под живую музыку. В одном таком баре мне разрешили выступить, хотя вечер был посвящен какому-то местному композитору. У меня тогда только что вышла книга «Лефортовские диалоги» на португальском, и я подарил ее этому бару. Несмотря на то что в нем собирались фанаты самбы, мне было приятно узнать, что они неплохо разбираются и в политике. Но вообще-то для бразильцев излюбленным местом отдыха является крыша дома. Там они устанавливают что-то типа гриля, на котором готовят мясо – кусок посыпается солью и кидается на раскаленную решетку. Я был на нескольких таких крышах, слушал, как бразильцы поют под гитару свои народные пенсии, а я им пел русские. Народные песни, как известно, все понимают без перевода. В Рио живет мама коммуниста Антонио Лиали – он первый, кто в 1
992 году пригласил меня приехать в Бразилию. Жаль, но он погиб в автокатастрофе. Его мама владеет небольшим ресторанчиком, и еще она победительница конкурса на самое лучшее мороженое Рио-де-Жанейро. Она приготовила специально для меня фруктовое мороженое из манго. Ради этого роскошного мороженого стоило быть коммунистом! Я иногда мечтаю о том, что если когда-нибудь придется отойти от политики, то возьму рецепт у донны Росы и буду делать фруктовое мороженое. У нас на Кубани есть сорт маленьких персиков, они по вкусу чем-то напоминают манго. Сейчас, кстати, я бьюсь над тем, чтобы создать базу отдыха для активистов «Трудовой России» на побережье Черного моря. Надеюсь, что донна Роса приедет ко мне в Агой – есть такой поселок перед Туапсинским перевалом.
– А что еще вас удивило в Бразилии?
– Меня принимала семья индейцев из Амазонии. Специально для меня они привезли экзотическую пищу – земляных крабов. Их огромные панцири мы разбивали деревянным молотком. Еще меня поразил экзотический фрукт копоасуль. Это что-то космическое по вкусу! Если перевести дословно, то звучит как «голубой бокал», вкус у него имеет тонкий аромат, в котором сплетено и море, и сельва, и степь.
– Как вам живется сейчас в России?
– Живу, как жил. За это меня и уважают. В материальном плане, конечно, хреново. Но мне ничего не нужно. Человек счастлив общением с себе подобными, любимой, детьми. Если бы я перестал быть самим собой, то потерял бы уважение и семьи, и товарищей, и даже случайных людей, которые знают меня. Этой зимой мы ехали в Борисоглебск, и нужно было спросить дорогу. Я вышел из машины и спросил у дальнобойщика: правильно ли мы едем? И он, представьте себе, узнал меня. Надо было видеть радость этого человека, обыкновенного русского мужика! Он фактически признался мне в мужском уважении! Именно это наполняет смыслом мою жизнь и дает мне уверенность утверждать, что я отражаю интересы человека труда в России.
– Но нельзя же все время только бороться, надо и отдыхать.
– Что значит отдых? В шахматы, например, я могу играть не больше пяти минут. Куда интереснее смотреть, как в шахматы играют корифеи, интересно наблюдать за игрой разума. Я не прочь отдохнуть и так, как это делают все в России. По субботам и воскресеньям ходил в лес, искал необычное место. Часто стараюсь быть с друзьями. Пикник, шашлык, глоток вина, а что еще нужно? Все равно должна быть какая-то беседа. Просто обжираловка меня не интересует.
– Ходите в кино или в театр?
– Сейчас очень редко. Меня часто музыканты приглашают на свои концерты. Вот недавно меня пригласили на вечер в ЦДРИ, там отмечали 70-летие артистки, которая сыграла Наталью в «Тихом Доне» (поздравления с этой круглой датой актриса Зинаида Кириенко принимала еще в июле 2003 года. – «НИ»). Люди искусства меня знают, и, хотя я только цветы выношу, меня все равно просят сказать несколько слов. Но мне больше нравится, когда меня не узнают, нравится быть как бы инкогнито.
– Я вас как-то на Масленице видел, вы пробовали с кем-то на бревне мешками драться…
– И проиграл. Хотел схитрить, но не получилось.
– Часто бываете на народных гуляньях?
– Недавно вот был в Иваново, отмечали 100-летие первого Совета. Иваново – чудный русский город, после дождя там была такая лесная прохлада, которая может быть только в России. После митинга хор пел народные песни, а потом я сам предложил спеть, потом люди стали петь частушки. Я считаю, что современный общественный деятель должен находить общий язык с выразителями народного искусства. Кстати, замечу, что у меня есть общий язык не только с исполнителями народных песен, еще я дружу с «нанайцами». Бари Алибасов сам по себе очень любопытный человек – думающий, сократовского типа мыслитель, ищущий истину… Не верите? Так вы сами с ним пообщайтесь и увидите, что это так. Как-то раз он со своей группой приезжал к нам на пикник на своем «Линкольне». Мы очень хорошо провели время, беседовали, я готовил для них шашлык.
– Вы работали корреспондентом советского телевидения в революционном Никарагуа. Приходилось попадать в перестрелку?
– Конечно. Как-то раз нам нужно было перебраться из Манагуа на атлантическое побережье, мы плыли в пироге по сельве. Правда, пирога была с мотором в 200 «лошадей». И вот в какой-то момент нас начали обстреливать, всем приказали лечь на дно. Запомнилось, что с нами был один индеец, настоящий потомок майя и ацтеков, так он даже глазом не повел, когда начали стрелять – так и остался стоять невозмутимо в пироге. Когда мы прощались, я спросил у него, что бы он хотел получить от меня в подарок? Он признался, что у него совершенно старые ботинки, а мне как раз дали новые армейские ботинки, чтобы было удобно ходить в горах. И я их подарил ему, он так обрадовался. Бывали экстремальные ситуации и у нас на Кубани, где я начинал работу корреспондентом. Например, мне нужно было сделать материал про работу фермы, а ураганы зимой были такие, что вокруг ничего не видно. Так что я делал? Привязывал к сапогу вожжи, и конь сам приводил меня на ферму. А там доярки отпаивали молочком меня, молодого корреспондентика. Разве это не экстремальный случай? Куда конь привезет, ведь ничего кругом не видно? Но лошадь, как правило, умнее корреспондента.
Справка «НИ»
Виктор АНПИЛОВ родился 2 октября 1945 года в селе Белая Глина Краснодарского края. Шестой ребенок в семье. В Таганроге окончил ремесленное училище, затем учился в школе рабочей молодежи и одновременно работал на комбайновом заводе. В 1968 году поступил в МГУ им. М.В. Ломоносова на факультет журналистики, в университете вступил в КПСС. Окончив МГУ, работал в районных газетах, был комментатором Главной редакции радиовещания на страны Латинской Америки Гостелерадио СССР. В 1984–1985 годах был корреспондентом в Никарагуа. Политическую деятельность начал с участия в инициативном съезде коммунистов России, на котором выступал за образование в рамках КПСС российской компартии. Виктор Анпилов – один из руководителей закончившейся кровопролитием демонстрации 1 мая 1993 года. В октябре того же года был одним из организаторов демонстрации, прорыв которой к зданию парламента послужил сигналом к взятию мэрии. После введения чрезвычайного положения скрывался в Тульской области, где и был арестован. Освобожден по парламентской амнистии. В результате конфликта с центральным руководством РКРП был освобожден от должности руководителя московской организации и занялся организацией собственной политической структуры, которой стал блок «Трудовая Россия».