Posted 31 января 2007,, 21:00

Published 31 января 2007,, 21:00

Modified 8 марта, 08:51

Updated 8 марта, 08:51

Полковник Владимир Щербаков

Полковник Владимир Щербаков

31 января 2007, 21:00
На этой неделе руководство Совета Европы напомнило России о необходимости создания лаборатории по идентификации неопознанных тел погибших в ходе боевых действий на Северном Кавказе. Между тем еще три года назад в Ростове-на-Дону успешно действовала знаменитая 124-я судебно-медицинская лаборатория Минобороны. С момента

– Как вы относитесь к предложению Совета Европы создать современную лабораторию по идентификации тел погибших и пропавших без вести во время боевых действий в Чечне?

– Лаборатории мало – сегодня нужна общая многофункциональная система идентификации тел погибших. Все должно иметь под собой четкую научную основу: от розыска, эксгумации тел до их транспортировки и исследования. Кроме того, существует еще и последний этап, который позволяет максимально щадить родственников в связи с утратой близких. Нельзя просто показать матери тело ее сына. Ее нужно подготовить. Этим занимается психолог. То есть все такие морально-психологические травмирующие моменты должны быть сведены до минимума.

– Но ведь была ваша 124-я лаборатория. Она и сейчас работает, только сосредоточилась на идентификации погибших в катастрофах

– Когда я уволился из системы вооруженных сил, я оставил именно системный подход к решению этой проблемы. Речь шла о создании службы идентификации в составе Министерства обороны, но работающей на другие ведомства. Министерству обороны решить эту задачу системно оказалось не под силу. Не было ни желания, да и просто возобладала ведомственная корпоративность. Они решили поступить с точностью наоборот, приспособив лабораторию даже не под нужды всего министерства, а под нужды одного лишь Северо-Кавказского округа.

– А на что же тогда уходят почти 50 миллионов рублей, выделяемых бюджетом каждый год на идентификацию погибших?

– Мне об этих цифрах ничего не известно. Если это пойдет Министерству обороны, то забудьте о них. Стиральные машины по отмыванию бюджетных денег работают безукоризненно. И это касается не только Министерства обороны, но в целом чиновничье-бюрократических структур.

– Кто сейчас в России заинтересован в создании новой современной лаборатории?

– Боюсь, что это никому сейчас особо не нужно. Были заявление со стороны Рамзана Кадырова и Алу Алханова. Но боюсь, что они во всей полноте не представляют масштаба этой проблемы.

– А насколько остро сегодня стоит вопрос о создании системы идентификации неопознанных тел?

– Во-первых, в Чечне остались неопознанные захоронения. Хотя основная работа по идентификации погибших была проделана еще до 2003 года. Я имею в виду массив неопознанных погибших из состава силовых структур в ходе двух чеченских военных кампаний. По первой войне идентифицировано более 85% погибших. По второй войне опознано около 99%. Сейчас акценты постепенно смешаются на другой массив неопознанных тел из числа гражданского населения. Число таких погибших на сегодняшний день вряд ли кому-либо известно. Нельзя также забывать и о людях, пропавших в результате криминальных случаев. В статистике МВД цифры колеблются от 60 до 100 человек в год по стране. А существующие системы установления личности этих людей совершенно неэффективны.

– Если бы сейчас вам предложили снова заняться этим делом, вы бы оставили место депутата?

– Я бы бросил все и занялся бы этим. Я кусок своей жизни отдал на это. Все живо, есть не доведенные до конца идеи.

– Почему же все-таки была расформирована лаборатория, а вы отправлены в запас вооруженных сил?

– Мне кажется, ментальность тогда была другой. Люди оказались неподготовленными, чтобы всерьез взяться за эту проблему. Наша статистика отражала успешность этой деятельности. Но когда в статистике звучат потери, может быть для иного чиновника это звучит слишком болезненно. Неизвестные солдаты чиновников не беспокоят.

"