«Нам сделали ампутацию сердец»: что говорят на суде родные погибших в МН-17

В Гааге продолжаются заседания суда по делу сбитого 17 июля 2014 года над территорией Украины пассажирского самолета МН17. В этой катастрофе погибли 298 человек, в том числе и много детей. Сетевой аналитик Вадим Лукашевич привел в своем блоге крайне эмоциональные выступления родственников погибших:

«Эмоционально это, пожалуй, самые тяжелые слова, произнесенные в стенах суда Гааги по делу МН17. Именно поэтому вы должны это знать...

Вот что говорили суду Гааги по делу МН17 Роб и Силен Фридрихсы, родители погибшего Брайса Фридрихса…»

Роб Фридрихс:

«Уважаемый председатель суда, господа судьи и представители прокуратуры!

Во-первых хочу поблагодарить вас за то, что предоставили мне право выступить в суде и что я могу этим правом воспользоваться.

17 июля - день, который я и моя семья никогда не забудем. Он навсегда останется отпечатанным в нашей памяти.

17 июля 2014 - это день, когда была вырвана часть моего сердца. Моя жизнь изменилась навсегда.

Часто говорят, что мужчина не должен плакать.

Я выл. Я кричал, у меня была истерика. У меня забрали моего единственного сына Брайса и его подругу Дейзи. Их сбили в небе ракетой "Бук". То, что должно было стать каникулами мечты - стало кошмаром. Они попали на войну, к которой они не имели никакого отношения.

Будущее нашей семьи разрушено. В нём теперь зияющая пустота. Мы получили пожизненный приговор. Все прекрасные планы, которые были у Брайса и Дейзи, радость, которую мы бы могли с ними делить - всё уничтожено.

Мы никогда больше не будем играть в футбол по субботам. Никогда он меня больше не окликнет “Пап, ты где?”

“Давай кушать!”

Никогда не услышу больше твой голос. Ты никогда не сыграешь на гитаре.

Никогда больше не будем смеяться вместе.

Никогда больше не будем жарить шашлыки.

(…)

Как же мне его не хватает! Я до сих пор не могу смотреть на его фотографии. Я смотрю мимо них. Каждый раз я проживаю тот день снова и снова. Когда я делаю что-то, что мы раньше делали вместе, я чувствую свою вину.

Когда мы отмечаем Рождество, Новый год, за накрытым столом всегда стоят два пустых стула.

(…)

Брайс и Дейзи в моём сердце. Они меня многому научили.

Они жили для семьи и для друзей. Каждый день рождения Брайса мы устраивали барбекю и каждый год все их друзья собирались вместе.

Когда я пишу об этом, я снова мысленно возвращаюсь в то время. У меня перехватывает дыхание, сердце замирает. Меня разрывают эмоции, злость, я плохо сплю. У меня проблемы с памятью и концентрацией. Боль утраты становится всё сильнее и сильнее. Я не могу больше нормально жить.

Я вижу какое это горе для моей жены и моих детей и с этим я ничего не могу поделать.

В памяти постоянно возникают воспоминания, образы. Приземляющиеся самолёты с останками погибших. Траурная процессия. Идентифицированные части тел, которые мы получали в течение нескольких месяцев. Каждый раз это был шок. Когда звонил офицер, ответственный за связь с родственниками погибших, меня начинало трясти. Но они настоящие профессионалы, они разделяли с нами наше горе.

...Каждый раз, когда я вижу в небе самолёт, у меня возникает чувство страха - его ведь не собьют?

Пока я буду жить, моё сердце будет обливаться кровью. Но я надеюсь на честный приговор.

Более всего меня огорчает, что те, кто это сделал не хотят принести извинения. Они всё отрицают. Никто из них не считается с чувствами и болью родственников. Это трусливые убийцы без чувств и без совести. Они продолжают лгать и искажать истину. Самое болезненное - это их отрицание своей ответственности.

...Мне прислали части тел Брайса и Дейзи. Это моя реальность. Они осознают на что они обрекли родственников? В том числе меня и мою семью?

Война всегда жестокая. Но последствия этого массового убийства для меня и моей семьи описать невозможно. Такого я не пожелаю худшему врагу. Невыносимо осознавать, что несмотря на то, что будет вынесен приговор, преступники будут продолжать спокойно жить, не понеся наказания. А мы останемся с нашей потерей и болью.

Жизнь нашей семьи и других родственников погибших сломана. Убийство наших близких и любимых людей оставило открытую рану на наших сердцах. Нам сделали ампутацию.

Какое бы наказание не было бы назначено судом обвиняемым, это никогда не сможет сравниться с горем потери невинных пассажиров рейса MH17.

Особенно меня раздражает то, что сторона защиты предпринимает все усилия, для того, чтобы растянуть процесс. Они не говорят о сути дела и принимают за факты давно разоблачённые фейки. При этом они не считаются с чувствами родственников.

Всё что ещё есть у меня и моей семьи - это молиться и надеяться на справедливость для Брайса и Дейзи и для всех погибших в рейcе MH17. Для меня всё кончится только тогда, когда я закрою свои глаза. Надеюсь, что тогда на все мои вопросы будут даны ответы.

Мне будет не хватать их всю мою оставшуюся жизнь.

Кто? Что? Почему?

Мы никогда больше не услышим “Мам, мы дома!”

Благодарю суд, за то, что позвонили поделиться моей печалью и болью".

Силена Фридрихс, мать Брайса:

"Уважаемый суд!

Я пришла сюда с урной, в которой находится прах наших детей. Я не могла её не взять. Так они будут тоже рядом.

Брайс родился 2 мая 1991. У Роба уже было три дочери от первого брака и вместе у нас была дочь. Мы были безумно счастливы, особенно Роб. После четырёх дочерей наконец сын. Через три дня после его рождения Брайса забрала скорая помощь, у него был повышенный уровень билирубина.

Мы переживали что мы не успеем найти подходящего донора крови, но всё же нашли и сделали переливание. Его маленькое сердечко остановили, и он весь был в трубках. Мы очень боялись его потерять. К счастью, он справился и вырос здоровым ребёнком. Но чувство, которое я испытала тогда, когда почти потеряла моего ребёнка меня никогда не покидало.

Брайс рос нормальным ребёнком в хорошем месте. У него было много друзей и подруг. Он был остряк. Он был волевой парень. Называл вещи своими именами и не шёл на компромиссы.

С детства он играл в футбол. После игры к нам домой часто приходила вся команда, мы всех кормили, часто ребята оставались на ночь. И племянники тоже.

У нас дома всегда было весело. Его друзья всегда говорили, что он был заводилой. Там, где был он, всегда был праздник и обязательно бами, которое он очень любил.

Брайс очень любил музыку. Когда появлялись новые хиты, то они появлялись у него первого. Он обожал хип-хоп, регги и соул. Записывал диски с музыкой для всей семьи. У него была мечта открыть свою радиостанцию. В доме всегда была музыка.

В средней школе не всегда всё шло гладко. Он не очень серьёзно относился к учёбе. Он считал, что жизнь учит гораздо лучше, чем школа.

У него было много подружек. Один раз одна из них как-то опоздала на поезд и осталась у нас дома.

Я не думала, что Брайс до 30 лет станет более серьёзным. Но тут появилась Дейзи. Скромная красивая девочка из нашего района. Она стала приходить всё чаще. Оставалась с нами ужинать. И само собой, иногда она оставалась на ночь.

Вскоре это иногда превратилось в каждый день. Мать Дейзи Сели жила неподалёку вместе с её бабушкой и тётей Паулой. У них была маленькая семья. У неё не было братьев, сестёр, племянников или племянниц. Дейзи была добрая, милая девочка.

У нас была большая и крепкая семья и Дейзи очень у нас нравилось. Она очень быстро стала чувствовать себя у нас как дома. Мы даже говорили с Робом друг другу - смотри, у нас появилась ещё одна дочка. Она стала членом нашей семьи и все её любили.

Иногда казалось, что они молодая пара. Брайс делал для неё всё. Мы видели как он меняется. Наш балбес стал превращаться в заботливого влюблённого молодого человека. Иногда он выходил из себя. Тогда Дейзи просила его успокоиться. И он её слушал!

Конечно, они иногда ссорились. Тогда я видела, как Дейзи сердитая уходит. А потом через минуту смотрю - Брайс идёт за ней. Он всегда первым шёл мириться.

(…)

Мы с Робом решили поехать в отпуск в Индонезию. Запланировали поездку на конец мая 2014. Брайс и Дейзи хотели поехать с нами вместе. Просто ненадолго отойти от реальности, развеяться где-нибудь в другом месте. Брат мужа предложил им остановиться у него.

Они хотели поехать вместе с нами в конце мая. Но мне казалось, что лучше, чтобы Дейзи сначала попробовала закончить учебный год, и чтобы она поехала отдыхать сразу на следующий день после его завершения. И это было 17 июля 2014 года.

(…)

Но сначала мы уехали в отпуск. Мы вернулись 6 июля. Дейзи за два дня до отъезда пришла радостная домой из школы. Её приняли на курсы помощника класса. Наконец-то что-то хорошее!

Последний день перед поездкой Дейзи пошла гулять с подружками в город. Брайс пошёл к своему другу. Когда он прощался с ним, он сказал: “Если самолёт разобьётся, ты обязательно должен будешь приехать меня искать!”

Ещё заходила бабушка Дейзи чтобы с ними попрощаться. Но их уже не было. Я набрала Брайса и бабушка ему сказала по телефону: “Обязательно зайдите ко мне чтобы попрощаться! Кто знает, может вы больше не вернётесь.”

Я слышала, как Брайс засмеялся в телефоне. “Я сделала для них роти, они его обожают.” Как оказалось, это был их последний ужин.

Они пришли домой в 19.00. Быстро поели, забежали к бабулечке Дейзи и дедушке Брайса. В 22.00 они наконец вернулись домой и стали собираться.

К тому времени я уже какие-то вещи для них приготовила. Я знала, что эти двое в спешке обязательно что-нибудь забудут.

Я лежала в постели и смотрела телевизор. На следующее утро мне нужно было рано вставать на работу. Я слышала, как они смеялись, говорили. Я слышала музыку. Последняя песня, которую я слышала была “Count your blessings” Демина Марли. Мы потом включили эту песню на кремации.

А потом пришёл тот страшный день. День, который погрузил нас в кошмар. Мне нужно было работать, я как обычно встала рано утром, пошла в душ. Я уже слышала, как Дейзи что-то перебирала в их комнате.

Когда я оделась, я зашла к ним в комнату. Дейзи стояла в пижаме и паковала вещи. Брайс ещё дремал. Я обняла Дейзи и сказала: “Отдохните там хорошо, оставьте здесь все ваши переживания и позаботьтесь друг о друге”. “Конечно!” - сказала она.

Я обняла сонного Брайза и сказала ему тоже самое. “Да да, всё будет хорошо” - пробормотал он.

Роб повёз их в аэропорт. Перед посадкой мы ещё обменялись друг с другом несколькими сообщениями по телефону. Дейзи боялась летать.

- Нервничаешь?

- Да

- Кстати, во всех аэропортах есть бесплатный wi-fi

- Хорошей поездки

- Да, это будет очень кстати.

- Спасибо

- Огромное спасибо за всё!

- ПолучИте удовольствие

- Да, всё будет хорошо.

- Собираетесь?

- Да, будем, когда покушаем.

Пока, мама, спасибо за всё. Мы уже садимся в самолёт.

- Наслаждайтесь и хорошего полёта!

Днём у меня на работе организовали барбекю. Мой телефон был в режиме тишины. Я болтала с коллегами. Когда я пошла брать еду, я почувствовала на себе взгляд одного из моих коллег, который говорил по телефону.

Он сказал: “Мне звонит твоя дочь!”

У меня остановилось сердце. Я помню, как помидоры Черри начали падать с моей тарелки. Либо у Роба сердечный приступ, либо дети разбились.

Я пошла в тихое место и услышала, как Роб кричит в телефоне. “Брайс и Дейзи разбились!”

Шок. Я понимала, что надежды нет никакой. Я переключилась в режим выживания. Нужно быть спокойной, не нервничать. Нужно действовать, нужно многое решать.

Коллеги отвезли меня домой. Я не могла осознать, что произошло. Это ведь неправда? Это же случается только с другими!

Я смогла взять телефон только через полтора часа - я была последней, кому это официально сообщили.

А потом к нашему дому, не переставая стали приезжать люди. Это был хаос.

Я позвонила в фирму World Ticket, на сайте которой они купили билет. Те дали мне телефон Малайзийских Авиалиний. По этому телефону я услышала автоответчик, который сказал, что я могу звонить в рабочие часы.

Что делать? Кому звонить? Никто не знал. По телетексту я увидела номер министерства иностранных дел, куда мы можем звонить.

Я позвонила. Линия была перегружена.

Единственное что мы знали - это то, что их самолёт упал на востоке Украины.

Это была короткая ночь почти без сна. Мы с моим мужем Робом сели вместе на диван.

Наконец я смогла заплакать.

Мы обняли друг друга и начали плакать вместе. Мы потеряли нашего ребёнка.

Мы хотели поехать на место крушения. Говорили, что туда полетит рейс Малазийских авиалиний, но ситуация на востоке Украины оказалась слишком опасной.

Всё равно нужно поехать в аэропорт, нужно что-то делать!

С несколькими членами семьи мы приехали в отель при аэропорте, где был организован кризисный центр для семей погибших.

На входе был указатель с надписью “родственники погибших на рейсе MH17”. Это я. Я родственница погибшего. Мне стало плохо.

Нас привели в комнату, там мы сообщили информацию, которая им была нужна. Сквозь слёзы мы описали как выглядели наши дети.

А потом сотрудник KLM спросил: “Что вы хотели бы знать?” Я говорю: “Они есть в списке пассажиров?”

“Как их зовут?”

“Дейзи Джо Улерс”

“Да”

“Брайс Джесси Фредрихс”

“Да”

Земля опять ушла из-под ног. Конечно, я знала, но теперь это было официально.

Сотрудник KLM сказал, что их места были 17 D и E

Это было рядом с местом, где взорвалась ракета.

Я как будто тонула в океане со штормовыми волнами. Нужно было сильно постараться чтобы остаться на плаву. Моё тело было как кусок бетона.

Я не могла управлять своими мыслями. Я ничего не понимала, я ничего не могла делать, ничего не хотела делать. Нужны были усилия даже для того, чтобы просто дышать.

Я не могла понять как это возможно, что жизнь продолжается, что светит солнце.

Всё что я хотела - вернуть мою прежнюю жизнь, в которой был Брайс и Дейзи. Как долго я боролась с этим чувством - принять, что прежней жизни не будет никогда. Я не могла и не хотела это понимать и принимать.

Я боролась с чем-то невидимым, чем-то необратимым. Когда я закрывала глаза, я видела перед собой детей в самолёте, как самолёт падает.

Понимали ли они что происходит? Они кричали? Им было больно? Были ли они ещё живы, когда горели? Все эти мысли не выходили у меня из головы.

(…)

Приехать искать тела на месте крушения и забрать их было невозможно. Потом был поезд, в который положили гниющие тела и части тел. Где-то там были и наши дети.

Мы встретили брата мужа в аэропорту, который вернулся с Бали. Когда подъехали к аэропорту увидели море цветов, которые принесли люди.

Нас увидели репортёры CNN и ITV, спросили не хотим ли мы дать интервью. Сначала я очень разозлилась, но потом подумала - давайте, пусть весь мир видит тех, кого это коснулось, пусть видят наше горе.

Я обратилась к Путину: “Пожалуйста верните моих детей домой!” Эти кадры сразу облетели весь мир.

https://www.smh.com.au/.../mh17-disaster-mr-putin-send-my...

После этого СМИ от нас не отставали.

Не знаю откуда у людей оказались наши контакты, но нам сразу ото всюду стали звонить. За прошедшие годы мы дали бесчисленное количество интервью, как для голландских телеканалов, так и для телеканалов других стран.

(…)

Опознавали сначала целые тела. Их оставалось всё меньше и меньше. Мы всё меньше надеялись, что мы их сможем похоронить целыми. Хоть бы их вообще смогли идентифицировать! Наша жизнь превратилась в ожидание.

10 сентября в день нашей свадьбы, когда я на работе пошла попить кофе, зазвонил телефон. Звонил офицер по связям с семьями. Смогли идентифицировать Брайса. Земля опять ушла из-под ног.

Я стала всем звонить. Не помню, как я доехала до дома. Но мы с мужем были вместе, когда к нам приехал офицер и рассказал подробности.

Смогли идентифицировать левую ступню Брайса. Она сгорела настолько, что невозможно было понять, что это была ступня. Мы радовались сгоревшей ступне.

Теперь нужно было идентифицировать Дейзи. Хотя бы кончик пальца. Пусть мы не получим больше ничего от Брайса, но хотя бы что-нибудь от Дейзи.

Ожидание было невыносимым, мы очень боялись, что от неё ничего не осталось. И наконец, 22 октября - спасительный звонок. К нам опять приехали офицеры. Они сказали нам, что была идентифицирована часть её таза.

Паула сказала, плача: “Ах, моя милая Дейзи! Самая женская часть твоего тела, откуда должно было появиться новое поколение, наша надежда, наше будущее” - я никогда не забуду её слова.

Опять шок, опять невыносимая боль. Но мы уже были рады, что Дейзи опять существовала!

Потом нам сообщили день, когда мы могли прийти и искать вещи. Рыться в этих вещах было просто ужасно. Каждый раз, когда я что-то находила моё сердце переставало биться.

Кое-что я нашла: посадочный талон, отпечатанный на бумаге билет, рюкзак Дейзи, визитную карточку магазина на Бали, блокнот Дейзи, майку Брайса, толкушку для пюре, которую просил привезти брат мужа и папку в которую мы положили им индийские рупии.

Больше всего эмоций вызвал браслет, который я подарила Дейзи. Он был на ней, когда она уезжала. Он был на ней, когда она горела в огне. Браслет почернел и сломался. Это было очень болезненно.

Паспортов и телефонов, к сожалению, не нашли. От других родственников мы слышали, что им пришлось делать кремацию несколько раз, потому что им постоянно сообщали что идентифицированы новые останки тел. Мы этого не хотели. Мы решили ждать, пока мы не получим всё, что есть.

(…)

.

1 июля 2015 пришло последнее сообщение - опять нашли несколько кусочков костей обоих детей. Пришло время организовать кремацию.

Мы сделали фотографии частей тел детей, которые были идентифицированы. Я смотрела на них как врач, отстранённо. Я отключила эмоции. Что-то я даже опознала - вот часть лодыжки, часть черепа. Это было жутко.

Мы всё решали вместе с Паулой. Все решения принимали только тогда, когда соглашались друг другом. Так всегда и было.

(…)

В конце концов нам передали в больнице все останки детей. Они были помещены в деревянный гроб в форме сердца. За два дня до кремации мы его забрали. Мы вынули из гроба части тел, которые были упакованы в пластик. Я не поняла, что это были за части. Они очень сильно обгорели, было много оголённых косточек. Но я узнала вот это - кусочек блузки Дейзи с обгоревшими краями.

Эта находка была болезненнее, чем все остальные.

И вот мы спустя 14 месяцев стоим рядом с нашими детьми. Теперь никто не посмеет к ним прикоснуться, они теперь только наши. Мы взяли их домой.

Я их сама положила в гроб. Не хотела, чтобы к ним прикасался кто-то другой. Это должно было произойти у нас дома, в кругу семьи и друзей. Потом мы положили их в гостиной, повсюду были цветы, свечи.

Они были дома! Было такое хорошее чувство. В день кремации я из гроба взяла несколько косточек - последнее прикосновение. Никогда это не забуду. Это были наши дети до самого последнего момента. Нас не пугало, что кости были обожжены, не пугала обгоревшая мышечная ткань.

В последний час перед кремацией мы положили деревянный гроб в форме сердца с останками детей на их кровать. Как мне хотелось их там оставить! Но нужно было прощаться.

На кремации было более 1000 человек. Люди стояли даже на улице. Мы сами сопроводили их в печь, положили цветы и они ушли. Опять в огонь.

(…)

Я вся была как оголённый нерв. Ни на секунду не могла расслабиться. Постоянно депрессия, ни с кем не могла общаться, и так 2,5 года.

Силы уходили. Было трудно засыпать. А когда я наконец засыпала, то почти сразу в панике просыпалась от кошмаров.

Таблетки немного притупили остроту эмоций. Приступы паники стали менее сильными. Но до сих пор жуткая усталость, постоянное напряжение, проблемы со сном, проблемы с концентрацией.

Я вижу детей везде. До сих пор жду, что они вернутся домой.

Каждый раз, когда я в городе вижу высокую девушку с чёрными длинными волосами, я всматриваюсь - может это Дейзи?

Каждый раз, когда я вижу высокого стройного юношу с бейсболкой, я всматриваюсь - может это Брайс?

Я продолжаю их искать. Всегда. Везде.

Я была очень рада, когда стало известно, что в марте 2020 начинается процесс. Я была рада, что обвинение было именно в убийстве.

Я благодарна, что во время первого заседания были названы имена погибших! Доказательства прокуратуры я считаю убедительными.

Если я узнаю кто нажал на кнопку, кто отдал приказ запустить ракету, я обрету покой.

Наказание виновных более не так важно для меня.

Если преступники будут жить достаточно долго, я надеюсь что их совесть их настигнет.

Может быть из-за того, что они совершили, они не смогут спокойно спать.

Может быть, Путин или Кремль когда-нибудь скажет: “Извините, мы виноваты”.

Может быть когда-нибудь. Скорее всего - никогда.

Мы получили пожизненное наказание. Я написала это обращение, постоянно думая о Пауле. Если бы она ещё была жива, она бы стояла рядом со мной и прочла бы своё обращение о своей племяннице. Я это сделала и от её имени.

Спасибо"…»