Губернатор Курганской области Олег Богомолов:

– Мы традиционно начинаем наш разговор с отношения нашего гостя к прессе. Готовясь к встрече, прочесали Интернет, про вас пишут, но, что интересно, ничего плохого…

– А что плохого про меня писать? Впрочем, бывает иногда, что прочитаешь и много интересного для себя откроешь. Я, например, даже не знал, что я цыган, что у меня родители воровали, грабили, а я в обозе вырос. Но я к этому отношусь совершенно спокойно. Все, что неправда, неправдой и останется, пошипит-пошипит, пена слетит, и все забудется. Зачем заниматься тратой времени, энергии, денежных средств на какие-то судебные процессы? Если, конечно, кто-то будет меня обвинять в чем-то серьезном, то это я пропускать не буду.

– В кризис критики добавилось? Насколько серьезно он затронул область?

– Как и всех, наверное, у нас нет острова благоденствия. Мы полностью завязаны на экономике всей страны, соседних регионов, Уральского федерального округа. Не знаю, к сожалению или к счастью (скорее всего, к счастью), экономика области такова, что у нас нет фактически никакого сырья – ни нефти, ни газа, ни щебня, ни песка, ни цемента, ни проката, ни металла. Нам все это приходится завозить. В области три главных сектора экономики: машиностроение, сельское хозяйство, малый и средний бизнес. Если посмотреть на структуру валового регионального продукта, то там велика доля готовой продукции, производства добавленной стоимости и доля труда достаточно высока. Если в Ханты-Мансийском или Ямало-Ненецком автономных округах превалирует природная рента, то у нас – труд, доля которого около 80%, а природная рента порядка 3%. Но, к сожалению, пока еще и труд в стране оценивается не так высоко, как нефть или газ. Доля сельскохозяйственной продукции в валовом региональном продукте у нас 14–15%, при этом 43% населения живет в деревне. Для сравнения: в Свердловской области всего 8%. Тем не менее средняя заработная плата у нас примерно одинакова – 11 тыс. руб. А кризис, безусловно, нас коснулся. Прежде всего рынок встал – он работает сегодня на склад, а значит, себе в убыток. Например, Курганский автобусный завод сегодня готов производить до 4,5 тыс. автобусов, но рынок их не берет.

– Ваши автобусы могут конкурировать с западными аналогами или, например, с корейскими?

– Могут конкурировать с китайскими по соотношению качества и цены. Есть, конечно, проблемы – двигатели мы сами не производим, а чтобы повысить конкурентоспособность, надежность и качество машин, закупаем двигатели западного образца. Если заказчик просит, мы можем скомпоновать автобус хорошего качества по ходовым характеристикам, по дизайну, по безопасности, комфорту. Беда в том, что заказчиков сейчас практически нет. Мы сегодня имеем заказ по автобусному заводу на 400 машин, а в прошлом году произвели 1055. Безубыточность работы обеспечивается при выпуске примерно 60 машин в месяц, хотя раньше было 250. Это означает, что 720 машин в год кровь из носа надо сделать, чтобы сохранить коллектив – около 1 тыс. человек. Иначе придется опускать точку убыточности путем сокращения работников.

– А другие предприятия разве не пострадали?

– Да всех зацепило, конечно. Одна из кризисных проблем в том, что на начало года были большие неясности с бюджетом. Например, «Курганстальмост» занимается строительством металлических конструкций по всей стране, мы должны участвовать в тендерах и понимать, куда деньги пришли из федерального бюджета – в Санкт-Петербург, в Москву, в Уфу, в Казань или куда-то еще. А определение расходов бюджета затянулось, и только сейчас мы участвуем во всех тендерах, конкурсах, в том числе в Сочи, во Владивостоке и в Москве. А мы и от нефтяников очень зависим, инвестиционная программа нефтегазового комплекса в этом году формировалась очень трудно, окончательно она оформилась только к середине года. Сегодня раскрываются заказы по Ямалу, по Ханты-Мансийску. Мы начинаем и там участвовать, потому что поставляем туда много оборудования. Падение промышленного производства составляет сейчас 20%, но, думаю, во втором полугодии с учетом роста портфеля заказов под инвестиционные ресурсы спад замедлится и в итоге уложится в 10%.

– А в сельском хозяйстве кризиса нет?

– Что касается сельского хозяйства, то оно еще никогда без кризиса не жило. Но если серьезно, то сегодня АПК относится к отраслям народного хозяйства, в которых пока минимальным остается негативное влияние экономического кризиса. Во многом это результат усиления государственного внимания развитию сельскохозяйственной отрасли, а также антикризисных мер, принимаемых на федеральном и региональном уровнях. Президент России Дмитрий Анатольевич Медведев хорошо знаком с проблемами и достижениями отрасли. За последние несколько лет прошло несколько заседаний президиума Госсовета, на которых обсуждались пути развития сельского хозяйства. При определенной поддержке на нынешнем этапе отечественное сельское хозяйство может и должно быть одним из самых передовых и эффективных в мировой экономике. Впервые в своей новейшей истории государство заговорило не просто об отрасли, не только об объемах производства и прибыли. Государство признало социальную значимость сельского хозяйства. Село – это важнейший сектор российской экономики. Это и традиционный уклад жизни. Именно здесь на протяжении столетий формировались нравственные ценности России. Сегодня сельское хозяйство вышло на принципиально новые рубежи. В результате реализации национального проекта и ряда программ сельское хозяйство оказалось готово к кризису лучше, чем промышленность. Это было связано и с большим объемом финансовой поддержки, которая выделяется. Сегодня действует государственная программа развития сельского хозяйства, она принята в докризисный период и реализуется в полном объеме. Я даже больше скажу: в отличие от нашей индустрии аграрное производство не падает, а растет. И это хороший показатель, лишь бы погода не подвела... Если брать производство зерна на душу населения, то мы всегда были и есть в пятерке российских регионов. Нам раньше часто говорили, что сельское хозяйство – это черная дыра: сколько туда средств ни вкладывай, все пропадает. Однако расходы бюджета на поддержку аграрного комплекса сегодня дают позитивный результат. Я 10 лет назад и не думал, что у нас в растениеводство придет частный инвестор. А сегодня 1 млн. 300 тыс. га яровыми засеяли мы, а более 600 тыс. га – частный инвестор. В этом году областной бюджет даст на поддержку отрасли около 400 млн. руб., а инвестор, я уверен, вложит в село более 1,5 млрд. своих денег. Отсюда и новая техника, и новые технологии, и ресурсосбережение. С 1990 по 1996 год в нашей области был брошен 1 млн. га земли. Сегодня у нас остались необработанными 200 тыс. га, но, думаю, в будущем году и их не будет, кроме 100 тыс. га болот и солонцов.

– Говорят, что большой урожай прошлого года сослужил дурную службу сельскому хозяйству – цены на зерно резко упали и в итоге аграрии не смогли получить даже то, что вложили. У вас этой проблемы нет?

– У меня две задачи: с одной стороны, чтобы были высокие закупочные цены на сельхозпродукцию, а с другой – чтобы по конечным ценам люди могли ее покупать. Это как две руки: какую рубить – правую или левую? В прошлом году мы получили положительное сальдо в сельском хозяйстве. Мы продали почти 300 тыс. тонн зерна по 6 тыс. руб. за тонну и 1 млрд. 800 млн. притащили в сельское хозяйство. Средняя цена по области сложилась 5 руб. 30 коп. за 1 кг при том, что затраты на производство того же килограмма даже в самом плохом хозяйстве – 2,50, ну пусть 3 руб. Все равно, 2,20 – прибыль с каждого килограмма. Поэтому те, кто по-настоящему хозяйствует, к аграрному производству подходят как к бизнесу. Не просто «прийти и наработаться», а посчитать сначала все затраты, эффективность вложений. Когда говорят, что урожай где-то 90–100 центнеров с гектара, мне это ни о чем не говорит. Это красиво звучит, а посчитаем затраты: сколько минеральных удобрений, гербицидов вложено. Если у вас цена за 1 кг выросла до 5 руб., а цена на рынке сформировалась 6 руб., то прибыли-то всего на рубль. А если я при урожайности 20 центнеров с гектара трачу на килограмм 3 руб., то и прибыль у меня – уже 3 руб. Так что разумнее сегодня гнаться не за сверхпоказателями, а за эффективностью сельского хозяйства.

– У вас, похоже, все благополучно, и это удивляет. Неужели проблем нет?

– Да я вам о проблемах и рассказываю. В том же сельском хозяйстве надо срочно что-то делать с молоком, вплоть до интервенций, которые государство проводит по зерну. И я был очень рад, узнав, что правительство РФ готовится провести закупочные интервенции на молочном рынке. Мы должны знать закупочную цену продукта, а когда она гуляет от 12 до 6 руб. за литр, начинается процесс вырезания поголовья скота. Я удержать людей от этого никакими призывами, лозунгами, декретами или указами не смогу.

– Не совсем понятно, как можно технологически осуществить интервенцию по молоку…

– Надо закупать его, перерабатывать в сухое молоко и продавать. Меры протекционизма в этих условиях необходимы, иначе как быть? Буквально недавно в Тюмени мы эту проблему обсуждали с первым вице-премьером Виктором Зубковым. Я поднимал вопрос, что делать: у нас сегодня по структуре в коллективных хозяйствах дойного стада в 10 раз меньше, чем в частном подворье и у фермеров. Ну ладно, я его закупаю у населения, но сдать-то не могу потом на заводы по 6 руб. за литр. И население тоже говорит: чем сдавать по такой цене, я лучше корову зарежу. Поэтому выход тут такой: либо дотируем до уровня 12 руб. за литр, либо проводим интервенцию, определяя цену. Виктор Зубков потребовал не затягивать с началом торгов, чтобы успеть поддержать хозяйства, фермеров. Тогда они смогут спокойно смотреть вперед, думать о развитии, об инвестициях. Мы ведь сколько бились за интервенцию по зерну – много лет прошло, в конце концов с прошлого года работа пошла. Я вот анализирую по районам: кто-то сдавал зерно по 6 руб., кто-то – по 2 или 3 руб. У меня возникает вопрос: почему же ты сдавал по 3 руб. и ухудшал финансовое состояние своего предприятия?