Казачий заслон

Через три дня российские торговые ряды будут окончательно упорядочены. С 1 апреля вступает в силу постановление правительства, полностью (после 40% квоты) запрещающее иностранцам торговать в палатках и на рынках. По словам Михаила Фрадкова, решения в сфере трудовой миграции кому-то «могут показаться резкими и не всегда понятными, но это проявление системного и последовательного подхода». Следует, сказал премьер, проводить разъяснительную работу: «Правительство должно сверять свои последующие действия с общественным мнением, принимая во внимание не только экономические, но и общечеловеческие факторы». Но пока в Москве еще думают, как в процессе изгнания иностранцев с российских рынков примирить экономические факторы с общечеловеческими, в Волгоградской области уже начали формировать казачьи дружины и собирать их в поход. Принято решение создать в каждом селе особые группы казаков, наделив их правом совершать «регулярные поквартирные и подворовые обходы для проверки соблюдения паспортного режима», выявлять «места концентрации антиобщественных элементов».

Что ж, с тех пор как новая Россия вывела казачьих коней из, казалось, уже вечного исторического загона, лихие хлопцы, оседлавшие их, проскакали немало верст. Самостийные походы в Приднестровье и на Северный Кавказ. Несанкционированная подмога братьям-сербам. Наведение нагайками порядка на рынках Кубани и Ставрополья. В конце концов был принят закон «О государственной службе российского казачества». Но наряду с ним тут и там торжествует закон станичный. Это закон с нагайкой за голенищем. Идеологи нового казачества подводят под него базу: если милиция не умеет навести порядок, мы наведем его сами. Где пасует государство, там власть в свои руки берут казаки. Это власть наставляющего православия над заблудшими душами. Власть просветляющей патриотической идеи над сумеречными умами. Власть казачьего устава над казаком. Власть старшего над младшим, мужа – над женой. Власть вековых устоев и обычаев над распорядком сегодняшней жизни. Это все я к тому, что казаки давно заступили на госслужбу в хуторском и станичном ее понимании. Они охраняют порядок. Осуществляют правосудие. Формируют идеологию. Словом, делают то, что положено органам власти с их чиновничьим аппаратом. Этими полномочиями, по сути, государственными, они сперва сами себя наделили. А затем в официальном порядке им было дозволено служить в казачьих соединениях и воинских частях, в ФСБ, внутренних войсках МВД, пограничных подразделениях и правоохранительных органах. Вроде бы какие проблемы? Кто станет возражать против участия казаков в «военно-патриотическом воспитании призывников»? Или отказывать им в праве охранять общественный порядок? Проблемы появляются позже. Когда буква закона вступает в конфликт с духом казачества. Вот именно поэтому волгоградское начинание представляется рискованным. Во что воплотится «приоритет прав и свобод человека и гражданина, обязательность их признания, соблюдения и защиты» – а это один из основных принципов осуществления казачеством государственной службы, –когда дойдет до участия атаманов в рейдах по рынкам, где торгуют приезжие? Что могут натворить вахмистры и хорунжии, мобилизованные на охрану миграционного законодательства, не надо долго объяснять, они и сами об этом догадываются. Сказал же начальник главного штаба Союза казачьих войск России и зарубежья Валерий Камшилов: «Главное, чтобы казачество не стало жандармом в борьбе против народа». Не стать казачеству жандармом, разгоняющим смуглолицых торговцев арбузами, – легко ли в обществе, значительная часть которого с энтузиазмом откликается на лозунг «Россия – для русских!»? Легко ли это вообще при нашей-то исторической традиции? Ведь в биографии войска казачьего и участие в черносотенных погромах, и подавление народных бунтов. Хотя кому-то близок взгляд знаменитого русского бунтаря Бориса Савинкова: «Усмиритель» казак стал воплощением русского национального духа, любви к Отечеству, готовности пожертвовать для него жизнью. И не только национального духа. Вольный казак воплотил в себе и дух «третьей» России – дух демократии, свободы, равенства и братства».Если призывая казака на борьбу с нелегальной миграцией, волгоградские власти видят в нем, прежде всего, «усмирителя», то они могут просчитаться. Поставить казачьи заслоны на пути инородцев к базарному прилавку, послать хлопцев с нагайками на проверку паспортов у приезжих – дело нехитрое. Но потом дать отбой будет трудно. Казаки строптивы. В лихом порыве не знают удержу. Ограничений в праве «наводить порядок» и понимать его по-своему не терпят. Большевики сначала тоже взнуздали казачество, но когда оно стало взбрыкивать, пустили его в распыл. Историк казачества Александр Козлов отмечает: «Казаков всегда пытались использовать как разменную монету в большой политической игре. Люди при власти хотели превратить их в охранительную силу, в опору системы. Но выходило так, что призванные служить опорой системе казаки, в конце концов, становились ее разрушителями». К предостережениям, продиктованным историческим опытом, стоит прислушиваться.

Автор – публицист, политический обозреватель «Российской газеты»