Posted 25 мая 2015,, 21:00

Published 25 мая 2015,, 21:00

Modified 8 марта, 03:52

Updated 8 марта, 03:52

Директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Виктор Ивантер

Директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Виктор Ивантер

25 мая 2015, 21:00
Российская экономика подошла к лету 2015 года в ситуации высокой неопределенности. В то время как ООН, МВФ, Всемирный банк и ОЭСР ужесточают свои прогнозы по России, предвидя серьезный спад по итогам года, наши экономические ведомства преисполнены оптимизма и предрекают скорое возвращение страны на орбиту экономическог

– Виктор Викторович, как, по-вашему, прошла ли уже российская экономика пик кризиса?

– Прежде всего надо понять, в чем этот кризис заключается. В декабре 2014-го и без того снижавшийся рубль окончательно рухнул. Произошло это, я считаю, в первую очередь из-за непрофессиональных действий со стороны Центрального банка. Его руководство обещало следить за инфляцией и отпустить рубль в «свободное плавание». А получилось, что перепутали пловца с утопленником. В итоге проблема оказалась не в том, что курс понизился, а в том, что у всех – банков, бизнеса, населения – было утеряно доверие к национальной валюте.

Снижение темпов роста ВВП тоже произошло далеко не сейчас. Оно началось еще в 2013-м, когда за год темпы экономического роста упали с 4,5% до 1,3%. Снижение это произошло из-за того, что упала инвестиционные активность. Часто говорят, что у нас нехороший инвестиционный климат для бизнеса. Но по факту сокращение в первую очередь произвел не частный бизнес, который, наоборот, нарастил инвестиции на 11%, а государство и структуры с госучастием. А произошло это потому, что закончились «громкие» мега-проекты (саммит АТЭС во Владивостоке), а новые не начались.

И на этом фоне произошло снижение доходов от нефти. Проблема в том, что когда цена нефти падает, то сама структура инвестиций может поменяться. В российской экономике сформировалось отношение к мировому рынку как к большому супермаркету: «Есть деньги – все купим». А выясняется, что купить можно только то, что продают.

– И чем это нам может грозить в будущем?

– Зависимостью от курса доллара. Курс рванулся вверх, а в связи с этим рванулись вверх и цены. И на 10% снизились реальные заработные платы. Вот это и есть кризис, а все остальное никакого отношения к делу не имеет. Что же касается экономических санкций, то это вообще очень полезная вещь.

– Чем же именно санкции так полезны?

– В первую очередь экономические санкции привели к тому, что были ограничены возможности рефинансирования наших долгов на Западе. Но разве с их стороны кредитование было благотворительностью? Им это было выгодно, а нам обходилось приблизительно в 20 миллиардов долларов ежегодно. Сейчас даже министр экономического развития Улюкаев признал, что ограничение доступа к внешним кредитам дало возможность создать внутренние системы финансирования.

Кроме того, мы очень успешно сработали с антисакциями. Тут нужно понимать, что Россия не очень удачно вступила в ВТО и не сумела полностью защитить свой внутренний рынок. А теперь появилась возможность его защитить, ведь, отвечая своим продуктовым эмбарго на западные санкции, официально мы не нарушаем ничего в ВТО.

– А каковы последствия от санкций для промышленности?

– В обрабатывающей никаких проблем нет. Что касается нефтяной и газовой, то там есть проблемы рефинансирования долгов, но и у компаний, и у государства остаются крупные денежные резервы.

Гражданское машиностроение, конечно, находится в ужасном состоянии. Но сейчас это проблема не санкций, а в немалой степени доходов населения. Производственные мощности заводов все-таки рассчитывались на постоянно растущее потребление населения, а сейчас его нет.

– Что же нужно делать, чтобы выйти из кризиса?

– Нужен экономический рост, то есть, по сути, должны начать расти доходы. А чтобы они росли, нужны инвестиции, ориентированные на внутренние потребности. Между тем ключевая ставка сейчас такая, что банки предлагают кредиты чуть ли не под 20%, а это не то, что могут позволить себе производители, скажем, в аграрном секторе. Да, проводится субсидирование, но разве государство субсидирует производителя? Ничего подобного – оно субсидирует банки. Так что мой ответ на вопрос, когда мы выйдем из кризиса, таков: когда государство начнет проводить нормальную инвестиционную политику.

– А как в этих условиях должно вести себя население?

– Население ведет себя в целом вполне рационально – не бунтует, не паникует. Да, часть россиян ранее изъяли свои средства из банков, вложили их в валюту, но теперь постепенно возвращают их обратно. Тем более что сама власть ничего катастрофического не совершила. И причин для особого недовольства у населения нет. Бизнес тоже старается продержаться. Не нужно думать, что так называемое ручное управление идет из Кремля, оно осуществляется на всех уровнях – федеральном, региональном, муниципальном, даже на уровне каждого предприятия. И это в условиях кризиса спасает.

– Как вы оцениваете антикризисный план правительства?

– Вполне удачная политика тушения пожара – это правительство делает относительно ловко и удачно. Не думаю, что тут можно предъявлять претензии. Проблема здесь не в текущих мерах, а в отсутствии стратегического плана на долгосрочную перспективу. При этом слова про стратегию есть, но самих стратегических действий нет.

– Почему правительственные ведомства постоянно меняют свои макроэкономические прогнозы?

– Сначала наши экономические ведомства объявили о входе в цикл низких темпов роста. Этот цикл, по их мнению, привел к тому, что мы должны развиваться с темпами 1,5–2% в год. Но это деградация. И президенту, очевидно, такая тенденция не понравилась, а потому прогнозы довольно оперативно обновили. Сейчас в правительстве заявляют, что к 2018 году планируют выйти на темпы роста выше мировых.

– И это, по вашему мнению, реально?

– Вопрос в том, что правительство будет для этого делать. Бессмысленные траты, конечно, надо ликвидировать. Но при этом сокращаются еще и инвестиции. А ведь если вы не вкладываетесь в экономику, то и доходов не получите. Есть апробированный рецепт роста – экономика должна получать деньги. Главное – чтобы они шли на эффективные проекты.

– Но как определить эффективность инвестиций, чтобы не потратить деньги впустую?

– Для определения эффективности инвестиций нужно работать. Мы сохранили фундаментальную науку благодаря упрямству академиков, но потеряли отраслевую. А это инжиринговые центры. Их сейчас мало. Вот эти институты нужно создавать. Вообще-то этим должен заниматься частный бизнес, но сейчас он этого делать не будет, так что толчок должно дать государство.

– А не будет ли оно необдуманно тратить на это резервы?

– Пока власти только собираются что-то тратить. Но экономика реагирует не на слова, а на действия. Причем действия власти должны быть прозрачны и понятны всем: и населению, и бизнесу. По моим расчетам потенциал экономического роста России даже сейчас – на уровне 6–8% в год. Это не значит, что мы выйдем на эти цифры, но потенциал есть. Тем более что страна обладает колоссальными резервами, позволяющими покрывать недополученный импорт длительное время.

– Что для этого требуется?

– Бизнес всерьез занимается импортозамещением. Довольно быстро это происходит в продовольственной сфере. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно просто сходить в магазины. Полки пустые? Нет. Во-первых, произошла замена одного импорта на другой. Это полезно, потому что создает конкуренцию импорта. А во-вторых, мы освободили рынок для отечественных товаров. Но, повторюсь, само по себе производство не появится – нужны инвестиции, и серьезные. Возможность их делать у государства есть. Но пока эта возможность используется слабо.

– Какой экономический прогноз на ближайшие годы вы можете дать?

– Российская экономика всегда развивается не благодаря, а вопреки. В этом году имеется возможность не только избежать спада, но и выйти в ноль. Для этого нужно сохранить уровень промышленности и сельского хозяйства. Доходы населения вряд ли получится восполнить. Но уже будущий год должен стать годом масштабного роста, просто потому, что база низкая. Но сказать, получится ли так на самом деле – сложно. Мы занимаемся экономическими прогнозами, а не предсказаниями.

"