Posted 24 мая 2015,, 21:00

Published 24 мая 2015,, 21:00

Modified 8 марта, 03:53

Updated 8 марта, 03:53

Пациент скорее мертв…

Пациент скорее мертв…

24 мая 2015, 21:00
Промышленное производство в России в апреле упало на 4,5% по сравнению с показателем того же месяца 2014 года. И это после непрерывного снижения в предыдущие месяцы – на 0,6% в марте, на 1,6% в феврале. По данным Росстата, так низко, как в апреле, индекс промпроизводства не опускался с кризисного октября 2009-го. Анали

Апрель оказался по-настоящему негативным месяцем, отметил в комментарии для «НИ» Владимир Сальников из Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП). «У нас резко просело производство машин и оборудования, а также товаров длительного пользования. Судя по всему, в течение первого квартала шел процесс завершения каких-то инвестпроектов, и сейчас в разных отраслях мы наблюдаем серьезное снижение инвестиционной активности. Что удивляет: была надежда, что экспортеры в условиях девальвации станут наращивать продажи своей продукции, но этого не произошло», – сказал эксперт.

Очевидно, что апрельские показатели обусловлены фундаментальными факторами. Дело не в том, что экономическим спадом охвачены сейчас более половины регионов. И не в том, что предприятия испытывают острую нехватку заказов и что им не от хорошей жизни приходится сокращать объемы закупок сырья. Это – картина момента, текущей ситуации, а есть еще обстоятельства исторического свойства.

В России темпы роста промышленного производства отстают от темпов роста ВВП на протяжении многих лет. Несмотря на вроде бы провозглашенный курс на модернизацию национальной экономики (зафиксированный в Стратегии 2020, Стратегии инновационного развития РФ и других госпрограммах), наша страна продолжает существовать на доходы от экспорта углеводородного сырья. Их доля в экспортной выручке составляет две трети.

Почти половина трудоспособных россиян занята в непроизводственной сфере – это очень неустойчивый слой хозяйственной деятельности, не способный ни прокормить страну, ни обеспечить стабильность ее богатства. К слову, в экономической природе нет никаких иных источников добавленной стои­мости, кроме труда и капитала.

Прежде всего промышленного, индустриального капитала, сворачивание которого началось на излете СССР и происходит в России последние 30 лет, ведя к неминуемой ее деградации, жестко расслаивая население по доходам.

В первую постсоветскую рыночную десятилетку было остановлено, а зачастую невосполнимо развалено огромное количество предприятий и целых отраслей, без которых национальная экономика развиваться не может. Экономический бум 2000-х в немалой степени фокусировался в непромышленных секторах – строительстве, торговле, связи, риелторских и финансовых услугах.

В принципе, обозначенные выше проблемы – не только российские: постиндустриальной эйфорией оказалось охвачено все человечество. На Западе тоже рос как на дрожжах сектор услуг и отраслей, не связанных с разного рода физической обработкой предметов и изготовлением из них полезных вещей. Но он базировался на мощном и диверсифицированном промышленном фундаменте. Например, обрабатывающая промышленность США создает добавленной стоимости на 1,7 трлн. долларов в год – это почти пятая часть мировой обработки. Россия же, будучи шестой страной мира по ВВП, занимает лишь 17-е место по абсолютному размеру добавленной стоимости в обрабатывающих отраслях.

Согласно данным, которые приводятся в ежегодном альманахе ООН Industrial Statistics Yearbook, по большинству позиций мы отстаем от ведущих индустриальных держав в разы, а порой и в десятки раз. Скажем, по производству электромоторов, генераторов, трансформаторов на душу населения – в 2,6 раза от США, в 5,2 – от Германии, в 14,6 – от Финляндии. По одежде бесстрастная статистика выдает следующие разрывы: с Америкой – в 6 раз, с Германией – в 4,4 раза, с Южной Кореей – в 16,4 раза. Медицинской аппаратуры на душу населения Россия изготавливает в 29 раз меньше, чем в США, в 17 – чем Германия, а лекарств соответственно – в 66 и в 31 раз меньше.

«Для нашей страны уже критично – и в целях достижения технологический безопасности, и для интеграции национальной экономики в глобальную на лучших уровнях – основывать свой рост на инновациях, прежде всего производственных. Сырьевая модель изживает себя, чревата большими рисками, а главное – ведет к существенной зависимости от внешней конъюнктуры», – сказал директор Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ Леонид Гохберг.

ФИНАМ

По его мнению, России нужна такая система поддержки промышленного предпринимательства, которая потянет к нам активных людей со всего света. «Сейчас же все меры поддержки крайне бюрократизированы, и выигрывает не самый достойный, а тот, кто лучше других понимает бюрократию», – отмечает эксперт.

В декабре, напомним, Госдума приняла Закон «О промышленной политике в Российской Федерации». В индустриально развитых странах такая политика понимается как секторальная. То есть как совокупность государственных мероприятий, нацеленных на создание привилегированных условий для отдельных секторов и отраслей. Каким-то сферам сознательно отдается предпочтение – ради достижения прорыва на заданных приоритетных направлениях.

По отзывам же опрошенных «НИ» аналитиков, новый отечественный закон носит рамочный и в целом абстрактный характер. «В экспертном сообществе отношение к нему достаточно сложное, – сказал «НИ» советник Института современного развития Никита Масленников. – По сути, это катехизис всех необходимых понятий и практик, взятых из соответствующих учебников. Чтобы он заработал в полном объеме и на его основе получилась внятная промышленная политика, нужно еще немало дополнительных шагов – реальных, регулятивных».

На Западе такие шаги становятся прямым и, главное, быстрым следствием законодательных решений. В США, где темпы роста промпроизводства в марте составили 2% в годовом выражении, промышленность поддерживается посредством федеральных прямых грантов, а также программ развития на уровне отдельных штатов. В Германии действует «Стратегия-2020», в рамках которой предполагается выделить 15 млрд. евро на разработки «сквозных» технологий, пригодных для применения в разных отраслях.

Великобритания, где обрабатывающая индустрия обеспечивает 2,5 млн. рабочих мест и приносит стране 150 млрд. фунтов в год, ориентируется на специальную «Промышленную стратегию». Этот документ, принятый в 2013 году, предусматривает поддержку инноваций на базе государственно-частного партнерства, повышение квалификации рабочих, обеспечение доступа к финансированию предприятий.

Уход от трудозатратной промышленности к более инновационной, с высокой добавленной стоимостью – эту задачу ставят перед собой Канада, Индия, Китай, десятки других государств. Директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев в беседе с «НИ» отметил, что во многих странах с сырьевым характером экономики, например в Норвегии, Австралии и Объединенных Арабских Эмиратах, другие сектора развиты немногим хуже.

«И когда в мире происходит какой-то катаклизм, когда меняется внешнеэкономическая конъюнктура, там это не приводит к резкому спаду, как у нас, – указывает г-н Николаев. – Россия впала в кризис в том числе и потому, что с промышленностью нелады. Структурные реформы не осуществляются, на валютном рынке – свистопляска. Если взять такой ключевой показатель, как инвестиции в основной капитал, то по итогам первого квартала зафиксировано падение на 6% по сравнению с прошлогодним показателем. Да, мы получили Закон «О промышленной политике». Но общую ситуацию он едва ли изменит. Дело в хронических изъянах отечественной экономики».

Владимир Сальников из ЦМАКП, со своей стороны, считает появление закона сигналом о том, что правительство наконец всерьез намерено заниматься структурной промышленной политикой. «Макроэкономическая и институциональная среда в России не настолько хороша, чтобы вот так просто конкурировать в рамках рыночной экономики. Если мы хотим осуществлять некие проекты развития, то нам нужны и институты развития, причем эффективные. Мне кажется, Минпром постепенно идет к пониманию того, насколько важен средний бизнес, гражданские отрасли. А не только оборонка и крупный бизнес», –говорит г-н Сальников.

Другой собеседник «НИ» Никита Масленников отметил тот факт, что в новом законе есть глава о специальном инвестиционном контракте: «Это – некое соглашение, примерно с десятилетним сроком, которым предусмотрен целый набор регулятивных мер, в том числе налоговых. Касается оно предприятий, чья продукция не имеет аналогов на нашем рынке. Это дает дополнительный стимул для реализации стратегии импортозамещения».

Еще один важный результат принятия закона: создан Фонд содействия развитию промышленности. Правда, пока небольшой, его объем не превышает 20 млрд. рублей. Однако тем самым, полагает Никита Масленников, разворот в сторону реального сектора экономики, и в первую очередь промышленного производства, все же происходит: «Но это только первые шаги. Ни один даже блестяще написанный закон не работает без трансформации регулятивной среды, инвестиционного климата. Чтобы сдвинуть с места эту «телегу», требуются совместные усилия государства, банков, предприятий».

"