Буря в тихой гавани

Никто точно не знает, сколько реально денег скрыто в офшорах: оценки варьируются в диапазоне до и свыше 20 трлн. долларов. И это при объеме глобального ВВП в 70 млрд. долларов. Налоговые гавани, которых в мире насчитывается 50–60, служат юридическим адресом для более чем двух млн. компаний, тысяч банков и фондов. По расчетам финансового аналитика из Университета Калифорнии Гэбриэла Закмана, офшоры содержат не менее 8% мирового богатства, а налоговые ведомства недополучают из-за них в совокупности 200 млрд. долларов в год. В числе лидеров по потерям госказны из-за офшорных схем г-н Закман называет нефтедобывающие монархии Персидского залива (57% общественного богатства уходит в офшор), Россия (50%), страны Африки (30%) и Латинской Америки (22%).

Между тем сам по себе офшорный бизнес не предполагает никакого криминала. Офшорная экономика появилась в 1970-е годы, когда сложились условия для свободной конвертации валют и перевода денег по всему миру. Нет ничего противозаконного или нарушающего государственные интересы в том, что фонды, зарегистрированные на Кайманах, управляют средствами в 1,25 трлн. долларов, а на Бермудах – более чем в 900 млрд. долларов. Тем более что острова дают только регистрацию, а деньги по-прежнему «крутятся» в западных банках. Офшор – это прежде всего юридическое лицо, которое числится в какой-то юрисдикции, расположенной вдали от основных коммерческих центров.

Проблемы, как показала налоговая практика, начинаются там, где в игру вступают «развивающиеся страны». Как правило, офшорные компании нужны их резидентам по двум причинам: чтобы гарантировать собственность и ради легализации доходов, полученных от сомнительной деятельности. Наличные деньги могут становиться безналичными, а взятки – превращаться в инвестиции. Можно приобрести имущество в любом уголке планеты, которое не будет связано с именем собственника.

В выступлениях на саммите «финансовой двадцатки», прошедшей в минувший уик-энд в Вашингтоне, не раз упоминался план BEPS (Base Erosion and Profit Shifting) – план действий из 15 пунктов. Он был разработан в 2013 году Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) для борьбы с размыванием налогооблагаемой базы и выводом прибыли из-под налогообложения. По возвращению из Вашингтона глава Минфина РФ Антон Силуанов сообщил, что, поскольку ряд стран все еще не хочет присоединяться к BEPS в части раскрытия информации по своим бенефициарным владельцам, на встрече было решено «применять к ним меры вплоть до санкций». Государства, покрывающие офшоры, могут также быть ограничены в движении капитала.

Выполнять условия проекта BEPS согласилась Панама, считающаяся лучшим в мире офшором. Ее президент Хуан Карлос Варела заявил о готовности примкнуть к международной системе автоматического обмена данными о бенефициарах компаний. Если говорить о других признанных «налоговых раях», то к программе G20 лишь недавно присоединились Науру и Вануату. Но в ней не участвует такой мощный финансовый центр, как Бахрейн. И, как отмечается в докладе генсекретаря ОЭСР Анхеля Гурриа, «восемь юрисдикций до сих пор не имеют нормативно-правовой базы для оценки уровня прозрачности их налоговой системы, а еще в шести проводится оценка эффективности мер, применяемых против сокрытия информации».

Россия в ноябре 2014 года ратифицировала Конвенцию ОЭСР о взаимной административной помощи по налоговым вопросам. Но есть одна загвоздка: налоговая система РФ будет готова к обмену информацией о потенциальных уклонистах не ранее 2018 года, поскольку Минфин пока не применяет Единый стандарт отчетности (Common Reporting Standards, CRS). На CRS подписались почти 100 стран, в том числе все члены Евросоюза, офшорные территории Великобритании (Гибралтар, Британские Виргинские Острова, Бермуды), Лихтенштейн и Люксембург.

По идее, внедрение стандарта CRS позволит налоговой службе РФ в автоматическом режиме получать от иностранных банков данные о том, имеют ли российские резиденты счета, открытые ими на имя компаний. И что еще важнее – какова доля этих средств в общем капитале компаний. Сейчас черпать эту информацию просто негде, а сами бизнесмены делиться ею не спешат. По словам эксперта юридической фирмы «Клифф» Светланы Байдиной, именно поэтому вступивший в силу 1 января 2015 года отечественный закон о КИК (контролируемых иностранных компаниях) по сути провалился в своей реализации. Кстати, в разоблачительном докладе ICIJ отмечается, что, согласно антикоррупционному законодательству РФ, с 2013 года российским госслужащим запрещается участвовать в бизнес-операциях за границей и обладать счетами за рубежом.

В то же время, говоря о своеобразии российской предпринимательской среды, заместитель гендиректора «Трансперенси Интернешнл Россия» Алексей Шляпужников указывает на ключевую роль в ней людей, так или иначе имеющих отношение к государству, к госорганизациям, к госбанкам. По словам эксперта, они быстро поняли, что офшорная схема – это не только упрощение налогов и администрирования, но и удобный инструмент для сокрытия тех или иных доходов, да и вообще факта участия публичного лица либо его близких родственников в бизнесе как таковом.

Эту мысль дополнил в беседе с «НИ» директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев: «Российские частные компании являются по сути квазичастными. Они без государства ничего самостоятельно не предпринимают, по струнке ходят. Однако бизнес есть бизнес, и он при любых раскладах стремится минимизировать свои налоговые выплаты. Отсюда – и заинтересованность в том, чтобы непрозрачные офшорные схемы продолжали жить и здравствовать. Власть вроде бы декларирует, что надо проводить деофшоризацию, и даже делает какие-то шаги, принимая, скажем, закон о контролируемых иностранных компаниях. Но одновременно многие во власти кровно заинтересованы, чтобы все оставалось как есть. Для бюджета эта игра в офшорные прятки оборачивается немалыми потерями».

По словам старшего научного сотрудника Института экономической политики им. Гайдара Сергей Жаворонкова, большинство офшорных юрисдикций не хочет заключать с РФ соглашение об обмене информацией. «И ничего поделать с этим Россия не может, поскольку ее роль в финансовом мире невелика, – сказал эксперт «НИ». – Кроме того, в значительной степени борьба с офшорами носит характер политической кампании, демагогии и деклараций. Наши чиновники сами этими офшорами пользуются, да и госкомпании прибегают к офшорным схемам».

Мир устроен так, что, сколь частыми ни оказывались бы разоблачения, в нем всегда будет хватать людей, не желающих «делиться» с государством. За судьбу самих офшоров можно не беспокоиться, они нужны слишком многим. Однако если отдельно рассматривать перспективы борьбы с офшорной непрозрачностью в странах Запада и в России, то пока они представляются разными. Похоже, в первом случае «уведенные» деньги и их владельцев будут искать правоохранительные органы, а во втором – только любопытные журналисты.