Ирина Хакамада

– В проекте бюджета на будущий год каждый третий рубль идет на содержание силовых ведомств и военных программ…

– Мы уже четыре года увеличиваем расходы на содержание наших силовых органов. Количество терактов от этого не уменьшилось, так что результат эффективности работы силовиков очевиден. Кроме того, совершенно непонятно, куда идут эти деньги. Бюджет у нас засекречен. Когда СПС еще был в парламенте, то мы пытались его «открыть», но бесполезно.

Во всех развитых странах гражданин может на сайте Минобороны увидеть все статьи расходов военного бюджета кроме тех, что касаются финансирования засекреченного оружия. У нас засекречивают все – зарплаты, оклады, поставки продовольствия. Вот и получается, что Минобороны контролирует само себя. Из-за порочности такой системы растет коррупция. Она съедает два бюджета в год.

Поэтому сегодня государство должно обеспечить не количество денег, а их качество, которое повысится, если реформировать саму власть. Но власть не захотела этого делать. Скоропостижно была объявлена реформа правительства, а в итоге получилось что-то совершено непотребное. Именно сейчас должна быть проведена военная реформа. Это не только переход на контрактную армию, но и открытие военного бюджета, формирование процесса по вхождению в НАТО.

– С одной стороны, проект бюджета на 2005 год выстроен исходя из президентской задачи удвоения ВВП. С другой стороны, экономисты не раз критиковали правительство за отсутствие промышленной политики, без которой невозможно удвоить объем валового продукта. На ваш взгляд, как законодательно правительство могло бы стимулировать нашу промышленность?

– Промышленная политика нуждается не столько в принятии законов, сколько в профессиональном подходе. Мы не слушаем западный консалтинг, а ведь давно целые тома написаны о том, что нужно вкладывать бюджетные средства лишь в тот бизнес, который создает существенное количество рабочих мест. Причем такой бизнес можно стимулировать не только деньгами, но, например, налоговой политикой. А что у нас? Даже инвестиционную льготу на вложение капитала в расширение производства мы убрали! Поэтому я не верю, что сегодня коллективный разум власти способен хоть на что-то.

Причина в том, что в экономической сфере у нас нет профессионализма в управлении страной. Профессиональные кадры вылетают из правительства, как ядра из пушки, поскольку сегодня кадровая политика формируется по принципу лояльности. Хорошие мозги там просто отказываются функционировать. Вот почему сегодня экономическую политику формируют чиновники, а не специалисты, как должно быть.

Вдобавок у нас нет русской школы переходной экономики. Нет группы людей, которые сформировали бы четкую модель: как от жутко централизованной системы перейти к развитой рыночной экономике. Каким должно быть правительство, какие у него должны быть функции, где находить деньги, как искать точки роста? Таких людей нет.

– После бесланских событий президент объявил о создании Общественной палаты, в которую войдут представители гражданских союзов, в том числе от объединений бизнесменов. Через Общественную палату бизнес сможет влиять на экономическую политику властей?

– Крупный бизнес больше не является самостоятельным игроком. Знаете, это как у животных. Когда зверь опрокидывается на спину и показывает живот, то он этим говорит: ты победил, только не убивай. Сейчас все бизнесмены лежат на спине и к консолидации не способны.

Неудивительно, что в таких условиях власть может делать с экономикой что заблагорассудится. Процесс начался с дела ЮКОСа, затем случился банковский кризис, потом залихорадило рынок страхования. Мой прогноз: следующей будет железнодорожная отрасль – там уже идет интрига, там уже хотят поставить своих ребят. Потому что государственная монополия – это страшное дело… А дальше – все, что в результате работы частного капитала вдруг начнет приносить большие деньги. Государство хочет поставить под свой контроль все крупные финансовые потоки, это очевидно. Причем делается это не с помощью стимулирования прозрачного бизнеса, а с помощью квазинационализации.

– Однако многие, и в России, и на Западе, оправдывают подобные действия государства. В любой стране бизнес обязан быть социально ответственным.

– В определенном смысле – да. Потому что бизнесмены зажрались так, что с ума сошли. Могли бы, с такими-то бабками, и сделать что-нибудь симпатичное! Но реальная, а не навязанная сверху социальная ответственность возникает, когда государство не давит на бизнес, а стимулирует его. Если бы благотворительные потоки освобождались от налогов, если бы предпринимателей награждали орденами за построенную больницу или приют для сирот, тогда бы возникло взаимное доверие. Виноваты в сложившейся ситуации обе стороны. Сегодня власть, заявляя о социальной ответственности, должна понимать, что первый пример, который видит бизнес, – это сама власть. У нас государству до социальной ответственности далеко. Власть и бизнес у нас в стране – это два урода. Они смотрят друг на друга и взаимно ненавидят.

– Отток капитала из России в этом году по сравнению с прошлым годом вырос в пять раз. По вашему мнению, это новая тенденция или временное явление?

– Страшно то, что вместе с капиталом утекает новое поколение. Люди зарабатывают в России деньги и вывозят капиталы за рубеж потому, что понимают: перспектив здесь нет. Значит, нечего будет передать в наследство детям. Значит, надо уезжать. Вслед за деньгами россияне перевозят за границу семьи и детей. Отток капитала – это отток идей, свободного интеллекта. Это разрушение нации. Одна надежда на то, что Россия развивается циклически.