Posted 19 апреля 2009,, 20:00

Published 19 апреля 2009,, 20:00

Modified 8 марта, 07:27

Updated 8 марта, 07:27

Министр правительства Москвы Евгений Пантелеев:

Министр правительства Москвы Евгений Пантелеев:

19 апреля 2009, 20:00
На традиционной летучке «НИ» побывал министр правительства Москвы, руководитель департамента науки и промышленной политики Евгений ПАНТЕЛЕЕВ. В разговоре мы не могли не затронуть главную тему, а именно то, как предприятия столицы переживают кризис. Насколько глубоки сегодня проблемы реального сектора столицы, каким пре

– Вначале мы традиционно просим наших гостей оценить нынешнее состояние прессы. Как, на ваш взгляд, СМИ освещают проблемы кризиса? Ведь сегодня представители власти и некоторые аналитики иногда говорят, что во многом именно пресса виновата в том, что кризис настолько остр – мы якобы нагнетаем, пугаем…

– Прессу, наверное, нельзя винить в кризисе. А с точки зрения его освещения – информации в СМИ много. Больше справочной, иногда аналитической: кто еще работает, кто уже не работает, кто собирается не работать. Много пишут о кадровых проблемах. Кадров на предприятиях действительно не хватает, особенно квалифицированных, они стареют. Порой приходится читать очень простые и категоричные суждения: вот если бы вы платили на заводах столько, сколько платят в банковских структурах, то не испытывали бы кадрового голода. Это, на мой взгляд, одна из причин, но не самая главная. Если посмотреть на проблему изнутри, то иногда оказывается, что молодые ребята не идут на эти предприятия даже из-за их внешнего вида, дизайна предприятия. Если он нормальный, это привлекает, а если угрюмый – напротив, отталкивает. А зарплата, как выясняется, идет уже не на первом месте.

– Кстати, а какая сейчас средняя зарплата по московской промышленности?

– Примерно 28–30 тыс. руб. Это немного меньше среднего уровня по Москве, по городу средняя зарплата уже приближается к 35–36 тыс. Правда, по разным отраслям и в промышленности она, конечно, разная. Если в легкой промышленности это около 20 с чем-нибудь тысяч, то в электроэнергетике заметно больше.

– Вы сказали о внешнем виде, но проходишь мимо старых предприятий и видишь: они, как были в советские времена, такими и остались, хотя внутри, может быть, что-то и поменялось. Много сейчас в Москве предприятий, которые можно назвать образцовыми?

– В разных отраслях есть разное количество таких предприятий. Хорошее техническое перевооружение провели, например, в пищевой индустрии. Новый концерн «Бабаевский» создал объединенный кондитерский холдинг. Это абсолютно современное европейское производство. В последнем новом корпусе 50 тыс. квадратных метров, 12 автоматизированных линий с выпуском высочайшей по качеству продукции. Есть примеры и в мясопереработке. Скажем, Черкизовский завод по своей технической оснащенности – один из лидеров мировой индустрии. То же можно сказать о Микояновском заводе, молочных предприятиях. Пищевая индустрия не испытывает недостатка в спросе даже в период кризиса, хотя в такие времена он, конечно, объективно падает, но совсем не так, как в других отраслях.

– А кто упал глубже всего из-за кризиса?

– Огромные проблемы в автомобилестроении, и не только в Москве. Они касаются и АвтоВАЗа, и ГАЗа, и КАМАЗа, и ЗИЛа, и других предприятий. В столице два автомобильных предприятия – совместный с французами «Автофрамос» на базе «Москвича» и ЗИЛ. Оба испытывают кризис. Если в прошлом году на «Автофрамосе» было выпущено около 72 тыс. машин, то в этом планируется 60 тыс. 20% – это большое падение, но, по крайней мере, две вещи они, с моей точки зрения, сделали очень правильно. Во-первых, они не сократили ни одного человека, просто с трехсменного режима работы перешли на двухсменный. Во-вторых, не прекратили работу по модернизации производства, по реализации инвестиционного проекта и планируют в этом году поставить на производство новую модель, а в следующем году удвоить производство. Они абсолютно уверены, что спрос на машины будет. Тем более на дешевые и хорошие, и я думаю, может быть, так оно и будет на самом деле. А вот ЗИЛ сегодня работает в трехдневном режиме.

– С «Автофрамосом» понятно, но нужен ли Москве ЗИЛ? Во-первых, производство практически в центре города, во-вторых, кому нужны эти автомобили?

– Город купил ЗИЛ в 1994 году. В 1990 году там делали 200 тыс. автомобилей, в 1994–1995 годах – ничего. Купив предприятие, мы стали потихонечку заниматься его реструктуризацией. Я с вами согласен: в своем нынешнем виде ЗИЛ для Москвы излишен. Во-первых, он занимает очень много территории. Во-вторых, у него практические все свое – литейки, сварки, механика, кузница. Вместе с этим ЗИЛ всегда, в том числе в советские времена, был носителем научно-технического прогресса. Если посмотреть технологическое оснащение его конвейеров, то это роботизированные линии, очень приличные стендовые испытания – то, чего практически нет ни на одном другом предприятии. Многие мировые производители имеют аналогичное оборудование. Потом, когда его покупали, Юрий Михайлович заметил, что Москва без ЗИЛа – как поплавок без грузила.

– Но ведь грузило может и затянуть…

– Именно поэтому принята программа технического перевооружения ЗИЛа. В Москве останется четыре производства: вся стендовая база – испытательные полигоны, вся конструкторская инфраструктура. Останутся сварка, сборочный конвейер, штамповка – она здесь самая современная, и, по крайней мере, фирма «Рено» сделала заказ на штамповку всей своей продукции – 160 тыс. автомобилей, которые они собираются выпустить. То есть здесь останутся самые высокопроизводительные производства. При этом территория ЗИЛа сократится более чем в три раза. Предприятие уже освободило 35 га и отдало их под Нагатинский технопарк, который сейчас вводится в эксплуатацию. Вторую часть (около 100 га) ЗИЛ сейчас активно высвобождает и в ближайшие два года отдаст под развитие городской инфраструктуры. У него 6 заводов-филиалов, и большая часть производства переводится туда. Так что ЗИЛ будет в Москве, это точно, но не такой, как сейчас.

– Может быть, другие предприятия машиностроительного комплекса с учетом плохой экологической ситуации в Москве тоже вывести?

– Есть программа территориального размещения промышленного производства в Москве. Город произвел зонирование, определил примерно двести промышленных зон. Это зоны, где сосредотачиваются в основном предприятия промышленности и инфраструктурные объекты, с ними связанные. Из них примерно половина – в бывших производственных зонах, а ряд предприятий – в так называемых селитебных зонах, недалеко от жилья. Они, вы правы, потихоньку будут выводиться. Например, завод «Красная Пресня», который находится почти в центре Москвы, завод цветных металлов – недалеко от Павелецкого вокзала. Предприятиям, которые мы хотим сохранить, мы помогаем найти территории либо в промышленной зоне, либо за пределами Москвы. По каждой зоне сегодня сделан анализ текущего положения, ясно, какие предприятия там есть, какие нужны, какие не нужны, какие надо переоборудовать, какие надо увести.

– Какая у нас сейчас общая площадь промышленных зон?

– Раньше производственные территории в Москве занимали 19,5 тыс. га. Сегодня под развитие промышленности и связанной с ней инфраструктурой по генплану отведено 7,5 тыс. га.

– Включая мусоросжигательные заводы?

– Да.

– А они так необходимы в каждом районе?

– Они действительно необходимы. У нас в Московской области есть полигон, который переполнен. Какой субъект Федерации даст нам землю, чтобы мы к нему свозили мусор? Если вы были в Вене, то знаете: самая красивая труба в центре города – это мусоросжигательный завод.

– Но как в Вене организован прием мусора, его сортировка!

– Вы правы, проблема есть. Конечно, надо повышать рентабельность первого этапа мусоропереработки – перегрузки и сортировки. Но без заводов не обойтись. В городе существует целая программа по утилизации мусора, и она обязательно будет реализована.

– Можно построить суперзавод, но если в эту топку бросать весь объем несортированного мусора, это будет газовая камера для всего города. А ведь супертехнологий, которые бы все это сожгли, нет.

– Это проблема не просто производственно-технологическая, но и научная. И решение она, кстати, имеет. В Институте им. Келдыша прошли испытания печи по сжиганию мусора со сверхтемпературой, которая не дает никаких выбросов. Все сжигается, все утилизируется. Они ее сделали сами, инициативно. Но пока это опытная установка, посмотрим, как она работает и что реально дает.

– Кстати, о науке. Есть статистика, что промышленность в Москве самая низкая по наукоемкости, по инновационным технологиям. Кажется, у нас это 0,3%, в то время как в Штатах – 36%.

– Что касается инновационных разработок, вы правы. И это проблема не только Москвы, но и всей страны. Сегодня мы по этому показателю находимся на неприличном для себя месте. Не зря сегодня и президент, и премьер очень много говорят об инновациях, о поддержке науки. Дело в том, что когда все занялись добычей полезных ископаемых и их продажей, отраслевая наука оказалось брошенной напрочь. Во времена приватизации здания, где работали отраслевые институты, раскупили под офисы. Только сегодня мы начинаем создавать инжиниринговые фирмы, которые могли бы сделать связку между инновацией и ее внедрением. Этот процесс пока идет сложно.

– Научные кадры вообще «проседают». Молодые ученые ведь сейчас уезжают за рубеж?

– Действительно, уезжало, и очень много. Но начиная с 2005 года ситуация в России с каждым годом улучшалась, уровень жизни поднимался, развивалась инфраструктура в городах, не только в Москве, деньги появились, работа появилась – и очень многие вернулись, в том числе и в науку. Я знаю очень много специалистов, которые уехали в 90-х годах и работали там на «Форде», «Дженерал Моторс». Им там дали зарплату по 100 тыс. долларов в год – это манна небесная для специалиста в 30 лет. Но потом, когда они через пять лет увидели, что их сокурсники и в Москве получают не меньшую зарплату, работая в науке, они стали возвращаться.

Фото: АЛЕКСАНДР ЯКОВ

– В какой отрасли науки у нас платят такую зарплату?

– Я здесь говорю не о средней зарплате, а о зарплате ведущих специалистов и топ-менеджеров.

– В какой стадии кризиса мы находимся? Кто-то говорит, что на дне. Когда начнется подъем?

– Я полагаю, что разные отрасли и предприятия будет выходить из кризиса с разной скоростью. В Москве у нас три крупных сегмента. Первый – это предприятия пищевой индустрии. Думаю, что этот сегмент в течение этого и следующего года свои позиции отвоюет, имея в виду, что у нас сегодня в город идет 40% продовольственного импорта. Встает проблема импортозамещения, а качество наших товаров конкурентоспособно. Вторая система – предприятия ВПК. В бюджете ни на этот год, ни на следующий не сокращен оборонный заказ, он даже может быть увеличен. Поэтому и они в ближайшие два года должны справиться с проблемами. Есть третий сегмент, который состоит из большого количества разных предприятий из разных отраслей, в основном частного бизнеса. Их выживаемость в большей степени зависит от них самих. Эти предприятия должны зачастую переориентироваться и найти свою нишу. Мы им помогаем. Но очень многое, повторю, зависит от них самих.

– У столицы есть антикризисный список предприятий, которым будет оказана поддержка по примеру списка, составленного федеральным центром?

– Городское правительство составило перечень социально значимых столичных предприятий, но это документ для внутреннего пользования. Из 1200 предприятий мы отобрали 234, которые имеют или большие коллективы, или уникальные технологии, или производят большую часть продукции определенного вида. Но этот список не более чем ориентир для нас. Если мы получаем заявку на антикризисную помощь, то смотрим в основном две позиции. Во-первых, насколько наша помощь поспособствует стабилизации работы предприятия хотя бы на уровне провального последнего квартала 2008 года. А во-вторых, предприятие не должно сокращать численность работающих.

– Евгений Алексеевич, как руководитель Федерации тенниса Москвы можете обещать, что Центр имени Самаранча, который должен стать нашей гордостью и уже получил прозвище «Русский Уимблдон», будет достроен, несмотря на кризис?

– Я абсолютно уверен, что он будет достроен, тем более что город выделил для него площади в красивом месте. Летняя часть готова, но не закончено главное сооружение с закрытыми кортами. Центром имени Самаранча занимается Федерация тенниса России.

– А что Москва делает для развития тенниса? Недавно даже Шамиль Тарпищев признал, что теперь, когда ребенок приходит в теннисную секцию, то ему практически наверняка ответят: мест нет. Вам не кажется, что образцом для нас могла бы послужить парижская система? Там каждый житель города может по Интернету записаться за 4 евро в час на открытый корт и за 8 евро на закрытый.

– Было бы куда записываться. Кортов сейчас в три раза больше, чем в 1995 году, но должно быть еще втрое больше. Москва сейчас активно строит физкультурно-оздоровительные комплексы – примерно по 30 в год. Чтобы полностью удовлетворить потребности в кортах, их надо будет строить еще 5–6 лет. Для ускорения процесса часть существующих ФОКов мы перепрофилируем с игровых видов спорта или расширим для тенниса.

– Сами часто играете в теннис?

– Пару раз в неделю играю.

– А правительства Москвы кризис коснулся непосредственно?

– Штаты не сокращали. Это было бы глупо – бороться с безработицей и самим сокращать штаты. Урезаны транспортные расходы, командировки, выставки за рубежом. Я оцениваю экономию примерно в 30%. Базовые зарплаты остались на прежнем уровне, а вот премиальный фонд полностью сокращен.

"