Здоровье дороже

История такова. В 2000 году акушер-гинеколог Оксана Вериго неправильно сделала операцию 20-летней Наталье Косьяненко, что в итоге привело к удалению жизненно важных органов. Врача привлекли к уголовной ответственности за причинение тяжкого вреда здоровью, но в 2004 году в связи с амнистией уголовное дело прекратили.

Г-жа Косьяненко подала иск к акушеру-гинекологу Вериго, а также к компании, в состав которой входит лечебное учреждение. Однако суд отказал ей в удовлетворении претензий к врачу. Вместе с тем несколько месяцев назад Борзинский городской суд частично удовлетворил иск к компании, присудив женщине 250 тыс. руб. из требуемых четырех миллионов. Забайкальские правозащитники обжаловали это решение в краевом суде, и сумма компенсации была повышена до 500 тыс. Со времени операции прошло уже много лет, но г-жа Косьяненко продолжает испытывать физические муки – она вынуждена постоянно принимать обезболивающие препараты. К тому же женщина стала бездетной.

Эксперты отмечают, что суммы компенсаций за врачебные ошибки у нас в разы меньше, чем на Западе. «Сумма морального ущерба варьируется, и непонятно, чем руководствуется суд, определяя какие-то суммы, – рассказал «НИ» председатель совета Общества защиты пациентов Андрей Хромов. – Законодательство по этому поводу никак не определено. Сумма в 500 тыс., исходя из практики, достаточно приличная, поскольку зачастую суд назначает гораздо меньшие суммы в качестве возмещения морального ущерба. С другой стороны, компенсация не так уж и велика – у нас уже есть прецеденты, когда выплачивали и 1,5, и 2 млн. руб. за тот же моральный ущерб». Однако, признал эксперт, таких случаев очень немного и «это, конечно, не те суммы, которые получают пациенты на Западе».

И все же, пусть нечасто, наши люди «побеждают». В феврале 2009 года жительница Новосибирска Оксана Кондрашкина, которой по ошибке ампутировали ногу, получила 2 млн. руб. компенсации. Это самая большая сумма, когда-либо выплаченная в качестве морального вреда за врачебную ошибку в России.

Обычно размер компенсации не превышает 700 тыс. руб. К примеру, этим летом суд Волгоградской области обязал онкологический диспансер возместить ущерб в размере около 600 тыс. пациентке, которой из-за врачебной ошибки удалили грудь.

«Более или менее значимые моральные компенсации назначаются в связи с какой-то неизгладимой потерей органов, таких как конечности, – рассказал «НИ» руководитель Забайкальского правозащитного центра Виталий Черкасов. – Первое медицинское дело у нас было связано с тем, что молодому читинцу, начинающему поэту, незаконно поставили психиатрический диагноз: олигофрения в степени выраженной дебильности. Мы подали иск в его интересах, в котором потребовали отменить этот диагноз как незаконный, а также возместить моральный ущерб. Суд диагноз отменил, но назначил ему в качестве компенсации только 20 тыс. руб.».

Примеров подобной «недооценки» моральных страданий наших граждан, которые, как правило, сопровождаются и физическими муками, гораздо больше. Вот еще один случай из судебной практики, по словам правозащитников, весьма характерный. При санировании канала зуба стоматологом девочка 2004 года рождения проглотила металлический инструмент – стоматологический файл. Дело было в Саратовской области. Ребенка госпитализировали, инструмент извлекли. Однако из-за того, что в желудке у пострадавшей какое-то время находилось инородное тело, у нее возник посттравматический гастрит. В марте этого года суд присудил ребенку, точнее родителям, 30 тыс. руб. И, как уверяют эксперты, в случае «легкого» вреда сумма в 20–50 тыс. – это как раз то, на что реально можно рассчитывать.

Вопрос о размере компенсации, конечно, очень не простой, в том числе и с этической точки зрения. Во сколько оценить гибель ребенка по вине врачей? И можно ли вообще оценить это деньгами? В животе жительницы Петрозаводска (Карелия) забыли хирургическое полотенце, она умерла. В 2003 году в том же Петрозаводске известный в республике нейрохирург, профессор медицины, оперировавший 6-летнего мальчика, которому был поставлен диагноз «опухоль головного мозга», тоже забыл в голове у ребенка бинт. Мальчик умер. Какая компенсация может быть здесь?

Может быть, поэтому не все пациенты или их родственники идут в суды. Но не только горе их останавливает. С одной стороны, это очень сложная процедура: пострадавшим приходится годами ходить по инстанциям, бесконечно ждать результатов экспертиз, которые назначают вновь и вновь. Оксана Кондрашкина, например, добивалась справедливости пять лет. Наталья Косьяненко – девять лет. С другой стороны, как пояснил «НИ» Андрей Хромов, привлечь к ответственности врачей вообще непросто. «Основная проблема в доказательстве вины врача – это проблема экспертизы. Понятно, что рука руку моет и одни врачи на других неохотно дают заключения», – утверждает специалист.

«Вы же знаете, что медицинская наука – это особые познания, и кто как не сами врачи могут объяснить тому же судье, что произошло в том или ином случае, правильно ли их коллега провел операцию, не допустил ли ошибки, – отмечает в свою очередь Виталий Черкасов. – Как правило, врачи, которые выступают в качестве экспертов, задумываются: «Не окажусь ли я когда-нибудь на месте человека, против которого подан иск?» Г-н Черкасов полагает, что экспертизу должны проводить специалисты, которые живут в других регионах и не знают тех, в отношении кого они проводят экспертизу. Между тем, по экспертным оценкам, ежегодно от врачебных ошибок в России умирает 50 тыс. человек. «Врачебные ошибки не редкость, – говорит Андрей Хромов. – Они существуют везде, однако где-то с ними борются достаточно успешно, а у нас же это вообще не регулируется».