Из архива «НИ»

Надо полагать, Николай Васильевич Гоголь предназначал критические стрелы своего «Ревизора» для улучшения нравов российского чиновничества. Однако, оглядываясь вокруг спустя 165 лет после премьеры бессмертной комедии, приходится признать: пока не получилось. Выслушайте одну непридуманную историю нашего времени и судите сами.

Петров рассказал мне чистую правду – в этом не может быть сомнений. Ему просто незачем было что-либо сочинять. Он даже не знал поначалу, что разговаривает с журналистом. Нас свела на короткий срок больничная палата, где сама обстановка предрасполагает к откровенности. Поневоле в одной комнате днем и ночью, уже зная в деталях, у кого какие анализы, где болит, что советуют врачи, уже выслушав его разговоры с женой о том, соглашаться ли на операцию и где брать на нее деньги, – после всего этого не верить его ночному рассказу о жизни просто невозможно.

Кстати, Петров – это псевдоним, который я для него придумал. Настоящая его фамилия другая, называть ее я не хочу, поскольку думаю, что для журналиста принцип «не навреди» столь же принципиален, как для врача. А его бизнесу, как станет ясно из дальнейшего, огласка может навредить, поскольку месть чиновников (если их называть поименно) последует неизбежно. Да, Петров – бизнесмен. Думаю, бизнесмен средней руки, если учесть, что несколько тысяч долларов, потребовавшихся на операцию, явно составили для него проблему. Успех или неуспех именно таких средних и мелких бизнесменов означает успех или неуспех всего дела реформ.

Болезнь застала его в трудный момент. Все свои деньги он вложил в новое дело: купил полностью оборудование, готов работать, а работать не может. Уже три месяца. На мой вопрос, кто мешает, ответил кратко: все. Префектура, налоговая полиция, регистрационная палата, разнообразные инспекции – все, вплоть до представителей милиции и ФСБ. Все прозрачно и удручающе неизменно с гоголевских времен: с кем не поделишься, от того не получишь вожделенную визу. Я подумал, что эти мытарства, скорее всего, и довели до сердечного приступа, а может быть, и до инфаркта этого здоровенного сорокалетнего мужика, десятки лет не имевшего дела с врачами.

Вспомнились реляции правительственных реформаторов об успехах «дерегулирования» – так вроде бы именуется процесс освобождения отечественного производителя от всевластия чиновника. Сообщалось, что количество регулируемых видов деятельности сокращено с двух тысяч до сотни с небольшим. Уж, наверное, бизнес моего собеседника хотя бы лицензированию не подлежит: он не оружие производит, не лекарствами торгует, не атомные электростанции строит. Его отрасль всего лишь пассажирский автотранспорт. Он считает, что в Москве есть ниша для новых транспортных предприятий, поскольку пассажиров обслуживают плохо.

Про себя я тут же с ним согласился, как вспомнил картинку на знакомом дачном маршруте. У тротуара томится очередь пассажиров, а в двадцати шагах стоят неподвижно микроавтобусы маршрутного такси. У всех на лобовом стекле обозначен самый короткий и, надо полагать, самый выгодный маршрут. Все пассажиры, стремящиеся в этот городок, уехали, оставшимся надо дальше, но дальше ни одна машина не идет. Между тем выбора нет: в этом направлении нет железной дороги, да где и есть она – поезда ходят редко и цена билетов кусается. Автобус тоже ходит редко и медленно, а цена автобусного билета вопреки всякой логике выше стоимости проезда на маршрутном такси. Впрочем, опытные пассажиры не ждут этого момента: несколько человек, сговорившись, предлагают шоферу заплатить на десятку больше обозначенной на ветровом стекле официальной цены, и машина тут же отправляется по дальнему маршруту.

На языке экономической науки – типичная локальная монополия. Инспекции и санкции в борьбе с ней бессильны, действенное лекарство одно: конкурент. И вот он явился в лице Петрова, рвется в бой. Надо полагать, избранные нами городские власти встречают его с распростертыми объятиями?

– Так как же с лицензией? – спрашиваю я. – Лицензию хоть от вас не требуют?

– Лицензию мне выдали, – отвечает Петров. – Ограничительную.

– То есть как это?

– Да очень просто: с запретом возить людей на городских маршрутах, хотя перевозка людей и есть моя работа.

Я долго соображаю, как можно в Москве отделить загородный маршрут от городского. Пути за город для автобусов и такси начинаются не от городской черты, а от станций метро, порой весьма удаленной от МКАД. Хочешь не хочешь, а не миновать ехать по городу. Но чем же продиктовано странное ограничение?

– А мне сказали: если тебя допустить, то как же будет жить местный автокомбинат?

– Да он же и должен плохо жить, если будет обсуживать пассажиров хуже, чем вы! Это и есть первейшая обязанность государства в рыночной экономике: обеспечить свободу конкуренции. Чиновник, оберегающий монополиста, – это худшее извращение служебного долга, какое только можно придумать.

Тут же я соображаю, что горячусь напрасно. Просвещать наших чиновников насчет постулатов Фрайбургской школы бесполезно и даже смешно: они глухи и на это ухо. Понимание службы у них свое: служить «крышей» для «правильных» партнеров.

К чему же пришла десятилетняя борьба нашего общества за разгосударствление? К замене одного обмана другим. Раньше нам врали, что все вокруг принадлежит народу, но ни один простой человек не имел никакой реальной возможности распорядиться и воспользоваться ни малейшей долей той государственной собственности, которая громко именовалась общенародным достоянием. Бюрократия – вот кто полностью распоряжался этой собственностью и бесконтрольно от нее кормился. Что же изменилось с тех пор? Изменились условия бюрократического кормления: они стали гораздо более комфортными для чиновников. В самом деле, чего ради было стараться государству все самому производить – это же мороки сколько!

Производством пусть занимаются бизнесмены, тем более что самые крупные и лакомые куски бывшей «общенародной» собственности тем же бывшим государственным управляющим и достались. Пусть бизнесмены получают свою долю, но не забывают делиться с чиновниками, у которых теперь только одна забота: выдавать разрешения. Или не выдавать – тем, кто их не уважит. Освободившись от докучной ответственности за реальное производство, чиновники сохранили свое право стричь купоны.

Данная история замечательна не масштабами потерь – экономических и социальных. Она замечательна типичностью. Подобное можно встретить в Москве или Владивостоке, в Рязани или Казани с равным успехом. Верховная наша власть прекрасно об этом знает. Совсем недавно в мраморных покоях роскошного московского «Мариотт-отеля» на «Российском Давосе» наш главный министр по реформам Герман Греф говорил замечательные слова о регистрации предприятий «в одном окне и за пять дней». Можно было бы прийти в восторг от обещанного вот-вот грядущего счастья бизнесменов, если бы не одно обстоятельство: разговорам этим уже как минимум десять лет. Вертикаль день ото дня крепче, но в эту сторону ее карающее могущество почему-то не обращается.