О свойствах страсти

Ностальгический мотив возвращения в прошлое – один из самых сильных и постоянных у Алвиса Херманиса. А годы после Второй мировой войны, время молодости родителей, – как пояснял режиссер после «Звуков тишины», – изучены и воспроизведены в его спектаклях неоднократно, досконально, во всех бытовых подробностях. Перенеся действие «Барышень из Вилко» из времени «после Первой мировой» во времена «после Второй мировой», Херманис многое потерял в психологии разворачивающегося сюжета, но явно выиграл в конкретике его погружения в знакомый и плотно выписанный быт.

На сцене – огромная деревенская усадьба с копнами сена в глубине и шкафами, забитыми банками варений, солений и прочих изысков деревенской кулинарии. Прекрасные хозяйки дома с увлечением готовят желе из красной смородины: отжимают сок из ягод, разливают по банкам сироп. Руки и губы – красные от сока. Простейшее кухонное действо выглядит завораживающим ритуалом. Алвис Херманис умеет увидеть и показать на сцене красоту ежедневных бытовых ритуалов жизни женской усадьбы, куда вернулся измученный послевоенной депрессией герой. Ритуал обеда, когда старшая сестра разливает суп. Ритуал танцев, когда за нехваткой кавалеров барышни танцуют друг с другом. Ритуал чтения. Наконец, ритуал постоянных переодеваний. Что еще остается женщинам, когда в доме появляется мужчина?

Набитый платьями громадный гардероб – один из важнейших предметов обстановки. Только гуляющая по дому покойница Феля ни разу не поменяет своего голубого платьица… Остальные сестры, точно участницы модного дефиле, то и дело меняют наряды. Платья ситцевые и шелковые, строгие костюмы и легкомысленные юбки с блузками… Юные женщины переодеваются прямо на сцене, щеголяя в эластичных корсетах и кружевных панталончиках, в шелковых чулках с подвязками по соблазнительной моде начала 1950-х. Плывут облака пудры – этого вечно женского средства обольщения – и ее жадно вдыхает герой.

С каждой из сестер у него была своя история: с одной проводил ночи (и до сих пор не встречал кожи нежнее), с другой дружил, с третьей катался на велосипеде, в четвертую был влюблен, пятая была влюблена в него… В этот приезд снова закручивается любовная карусель и нежные объяснения. Целует младшую, проводит ночь со старшей. Бурно объясняется с бывшей подружкой. Эротическое напряжение растет от сцены к сцене. Вот на Виктора обрушивается водопад женских туфелек. А вот сестры затевают с гостем рискованную игру: сажают его с завязанными глазами и целуют через платок: угадай кто?

Пятнадцать лет назад герой бежал из этого соблазнительного дома. И его отъезд стал ударом для всех сестер, а самая нежная – Феля – покончила с собой и теперь покоится в неухоженной могилке на семейном кладбище да тоскующим привидением расхаживает по дому. Пятнадцатилетняя разлука и все пролитые слезы, и все несбывшиеся мечты, и вся реальная жизнь с замужествами и детьми стали преградой между вернувшимся Виктором и барышнями из Вилко. Херманис материализует эту призрачную преграду в реальные сценические стеклянные перегородки. Стеклянные витрины свободно катаются по сцене, и именно в них забиваются героини, превращаясь одновременно в объект любования и желания. Эротические сцены происходят именно в этом прозрачном и тесном пространстве, где акт любви приобретает подозрительное сходство с арт-объектом. Мужчина и женщина тянутся друг к другу, но между ними стеклянные перегородки. И их не разбить, не преодолеть… И Виктор снова бежит («еще день, и я отсюда никогда не смогу уехать»), самая юная сестра затягивает на шее петлю, повиснув, как ненужное платье в гардеробе.

Чувственный, красивый, расчетливо выстроенный спектакль очень внятно рассказывает об опасности ностальгии, об опасности возвращений туда, где был счастлив. Кому как не Алвису Херманису знать не только о притягательной силе ностальгии, но и о ее опасностях и ловушках.