Дирижер Владимир Федосеев

– Как вы относитесь к тому, что многие оперные певцы и классические музыканты сейчас выступают на стадионах, исполняют популярную музыку?

– Не вижу ничего плохого в том, что музыканты выступают на стадионах, где их слышит гораздо больше людей, и исполняют не только серьезную, но и популярную музыку. В советские времена наш оркестр не раз выступал на стадионах. А «Реквием» Верди я исполнял на стадионе в Стокгольме: в хоре было 2000 человек, а певцы приехали из 20 стран мира. Слушателям нравится более свободная атмосфера. Не зря в Англии так популярны променадные концерты в «Ройял фестивал холле». Там нет кресел, во время концертов публика прогуливается или стоит, держа в руках бокалы с напитками. На променадных концертах не раз выступали замечательные оркестры и великие дирижеры. Их программы чаще всего построены по принципу сэндвича.

– Как это?

– Вначале звучит популярная музыка, в середине – что-то новое, не знакомое слушателям, а в конце – опять популярные произведения. Я считаю, что это гениальная традиция. Попасть на променадный концерт в Англии очень престижно. Я мечтаю сделать в России что-нибудь подобное, но пока мою идею никто не поддерживает.

– Значит, концертов Большого симфонического оркестра (БСО) в Москве, на открытом воздухе, скорее всего, не будет?

– Все не так безнадежно. В начале сентября наш оркестр дал на Красной площади концерт с лучшими скрипачами мира. Сейчас мы пытаемся устроить в Кремле концерт песен военных лет, восстановив песни и музыку, которые исполняли в ту пору. Надеюсь, что кто-то из слушателей тоже вспомнит эти песни и будет петь вместе с нами. Совместное хоровое пение, соборность – это русская историческая традиция.

– А вам нравится, когда оперные певцы превращают свои концерты в шоу?

– Нет, мне очень не нравятся попытки оперных певцов привлекать публику не только своим исполнением, а какими-то эффектными штучками. Этот процесс, к сожалению, трудно остановить, и он наносит большой вред настоящему классическому искусству. На эстраде шоу гораздо смотрится уместнее. Хотя и там оно портит вкусы зрителей. Мне всегда казалось, что все, о чем я сейчас говорил, – это насильственная американизация искусства, своего рода культурный секонд-хенд. Бороться с ним почти невозможно, он проникает во все страны. Например, мне очень приятно слушать негритянский джаз, но в Америке и с местными музыкантами. А когда наши начинают им подражать, получается прямо противоположный результат.

– Я очень удивилась, когда во время концерта на Красной площади, о котором вы говорили, скрипач Максим Венгеров вдруг встал за дирижерский пульт.

– В тот вечер он по каким-то причинам не мог играть на скрипке. Кажется, она была не в порядке. Но выступление Венгерова было заявлено в программе концерта, и он спросил меня: могу ли я участвовать в концерте как дирижер? Я согласился.

– В последнее время многие исполнители-солисты, игравшие на разных инструментах, стали дирижировать оркестрами?

– Конечно, каждый из дирижеров вначале был музыкантом и, как правило, играет на каком-нибудь инструменте. Но дирижерское искусство дается далеко не каждому, и обучить ему очень трудно, поскольку это довольно таинственная профессия. К сожалению, многие известные музыканты считают, что быть дирижером гораздо легче: вместо того чтобы играть на скрипке восемь часов в день, можно посидеть и позаниматься с партитурой.

– В чем заключается тайна профессии дирижера?

– У разных дирижеров по-разному звучит один и тот же оркестр. Конечно, у всех разная манера дирижировать, но дело здесь не в движениях рук, а в чем-то другом. Я на протяжении 33 лет специально занимаюсь тем, чтобы звук оркестра стал теплым, богатым и глубоким. И добиваюсь неплохих результатов не только с нашим оркестром, но и с другими. Я выступаю с ними как приглашенный дирижер. Но я уезжаю, и звук исчезает.

– В чем разница между обязанностями руководителя оркестра в России и на Западе?

– Руководитель оркестра в России в первую очередь администратор, и только потом – художник. Это ответственный человек, который должен заботиться об условиях жизни и работы музыкантов, об их зарплатах, все время что-то пробивать и доставать. На Западе все наоборот: дирижер – прежде всего, художник. Всем остальным, в том числе и администрированием, занимаются совершенно другие люди. Работая в Вене, я занимался программами, репертуаром и отвечал за качество оркестра. В Москве должен делать все сам, от начала и до конца.

– Быть музыкантом оркестра на Западе почетнее, чем в России?

– Там очень много оркестров, и у музыкантов, работающих в них, есть возможность играть в квартетах, трио, ансамблях, выступать со своими программами и участвовать в конкурсах. Поэтому их хорошо знают слушатели. У нас музыканты, работающие в оркестре, могут только преподавать. Камерным музицированием занимаются специально созданные для этого коллективы.

– Финансовое положение у наших музыкантов тоже непростое. В этом году в провинциальных оркестрах даже были забастовки из-за грантов.

– Музыканты забывают, что грант – это не зарплата, а премия за хорошую работу. Не нужно их путать. К тому же грантом оркестра распоряжается только его художественный руководитель.

– Вам не хочется снова стать руководителем какого-нибудь западного оркестра?

– Недавно я получил приглашение возглавить молодежный оркестр Верди в Милане, но пока раздумываю. Это очень большая ответственность и работа, отнимающая много времени и сил. Сейчас, приезжая выступать с Венским симфоническим оркестром как приглашенный дирижер, я готовлю свою программу и отвечаю только за нее. Так работать гораздо легче.

– Почему у вас до сих пор нет ни своего фестиваля в Москве, ни, к примеру, телепередачи?

– Я не из тех людей, которые могут ловко все организовать. У некоторых дирижеров и музыкантов есть еще и административные таланты, а у меня их нет. К тому же я не тусовщик и ни в каких компаниях не состою. У БСО есть фестиваль-конкурс «Орфеум», который раз в два года проходит в Цюрихе. В рамках фестиваля наш оркестр дает несколько концертов и представляет публике молодых российских и европейских музыкантов.

– В последние годы качество звукозаписи становится все лучше и лучше. Вы не боитесь, что со временем люди перестанут ходить на концерты, и будут только покупать диски?

– Мне кажется, что сейчас складывается абсолютно противоположная ситуация. Все большие японские и немецкие звукозаписывающие фирмы терпят фиаско, а некоторые вообще исчезают. Рынок перенасыщен записями одинаковых сочинений и похожих друг на друга музыкантов. Некоторых артистов рекламируют через записи, но часто оказывается, что их голоса или качество исполнения не соответствуют записям. У людей все чаще возникает желание больше слушать живую музыку, даже если ее исполнение не всегда идеально.

– Но ведь меломаны собирают целые коллекции с записями опер.

– С записями опер ситуация несколько иная. Конечно, многие великие певцы ушли, но талантливых людей по-прежнему немало. Кроме того, в мире ставится много неизвестных опер, которые незнакомы публике. Симфоническую музыку Бетховена она знает гораздо лучше. Поэтому ее могут заинтересовать разве что записи Герберта фон Карояна (сейчас их снова переиздают).

– Правда ли, что многие ваши записи исчезли?

– Да, в советское время мы каждый месяц делали определенное количество записей в так называемый «Золотой фонд». Часть из них выпускали на пластинках. После перестройки в один «прекрасный» момент они исчезли. «Золотой фонд» был огромным: в нем хранились уникальные записи Шостаковича и Прокофьева, великих исполнителей, и все они по непонятным причинам пропали.

– И никто не знает, где они?

– Какие-то ловкие люди прибрали их к рукам и продали фирмам, теперь распространяют их на Западе.

– Вы встречали эти записи в продаже?

– Да, я за границей видел такие записи. Их продавали по очень дешевой цене. Понятно, что оркестр не получил за это никакого гонорара.

– На ваших концертах обычно выступают замечательные певцы. Их имена неизвестны в России, но всякий раз оказывается, что это настоящие профессионалы с очень красивыми голосами. Как вы их выбираете?

– Певцов нужно не выбирать, за ними нужно просто охотиться, чтобы их пригласить…

– А в России сейчас есть хорошие певцы?

– В России очень много талантливых людей, наделенных даром петь. Но, к сожалению, им приходится нелегко: школа исчезает, дирижеры о них практически забыли, великие концертмейстеры исчезли. Певцу приходится пробиваться самостоятельно: если хватает ума, он чего-то достигает. Поэтому срок творческой жизни многих исполнителей сокращается до минимума. Певец уезжает на Запад, где хорошо платят, при этом заставляя петь разные, совершенно не подходящие для голоса партии, быстро «выжмут» голос, а потом выбрасывают.

– Вы следите за тем, что сейчас происходит в России? Смотрите телевизор?

– К сожалению, я смотрю только политические программы. Стараюсь понять, что нас сейчас окружает, чего от нас хотят и что будет дальше. Россия для всего мира как белая ворона. Нашу страну не очень любят, ее влияние хотят сократить. Размышления об этом отражаются на моей работе.

– Но ведь музыка вне политики...

– Во-первых, она интернациональна. Мы только что приехали из Англии, где нас встречали, как дорогих гостей. И, кроме того, мне кажется, что музыка – единственный язык, способный заставить людей поменять взгляды. Поэтому музыкант – очень ответственная профессия.

СПРАВКА

Дирижер Владимир ФЕДОСЕЕВ родился 5 августа 1932 года в Ленинграде. Учился сначала в Музыкальном училище имени Мусоргского, затем в Музыкальной академии имени Гнесиных в Москве. Окончил аспирантуру Московской консерватории имени Чайковского. С 1971 года – дирижер оркестра Ленинградской филармонии. С 1974 года по настоящее время – художественный руководитель и главный дирижер Большого симфонического оркестра (БСО), которому в 1993 году было присвоено имя Петра Чайковского. БСО не только стал первым исполнителем новых произведений таких выдающихся композиторов, как Дмитрий Шостакович, Арам Хачатурян, Сергей Прокофьев, Рейнгольд Глиер, но и осуществил многочисленные оперные постановки на самых выдающихся театральных сценах мира. Оркестр регулярно гастролирует в Японии, Австрии, Германии и многих других странах мира. С 1997-го по 2005 год Федосеев был главным дирижером Венского симфонического оркестра. Народный артист СССР (1980), лауреат Государственной премии РСФСР имени М.И. Глинки (1973). Награжден австрийским орденом «Почетного Креста» (2005), российским орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени, Государственной Пушкинской медалью (1999).