Певица Марина Капуро

– Марина, в последнее время вас совершенно не видно на телевидении. Не зовут?

– Недавно пригласили в программу «Пока все дома». Но если честно, то мне во многих программах не хотелось бы участвовать. Мне неинтересны вкусы продюсеров, они далекие от музыки люди. Они выращивают артистов в своих «фабриках». Но это всего лишь красивый антураж. Важна ведь суть. За тридцать лет на сцене я могу позволить себе выбирать артистов, которые мне по душе. Зачем мне смотреть на этот междусобойчик? У каждого свои задачи, у меня – свои. Я рада, что не пересекаюсь с ними на сцене.

– Появившись на советской эстраде, вы покорили зрителей искренностью и песней «Маменька». Поете ее сейчас на концертах?

– Да. И всегда, как в первый раз.

– Почему вы пропали из поля зрения телезрителей после такого громкого успеха?

– Это не я пропала, а меня пропали. Не думайте, что у меня до перестройки, когда появилась возможность спеть на центральных телеканалах, все было прекрасно. Тогда был «свой» списочек артистов, которых можно было приглашать в передачи, а мне и моей группе пришлось ждать приглашения восемь лет.

– Многие ваши коллеги прибегают в качестве саморекламы к рассказам о своей личной жизни или о своей квартире, даче…

– Я музыкант, и это не имеет отношения к магазину. О таких вещах лучше говорить с директором мебельного магазина. Я думаю, что на самом деле народу это неинтересно.

– В партию, как другие певцы, не вступали?

– Даже мысли об этом не было, хотя знаю, что нужно вступить, как в КПСС, и тогда тебе дадут кусочек кости. У меня есть чувство собственного достоинства, и оно не позволяет общаться с чиновниками. Вот не могу и все. Они для меня – чужие.

– А с музыкантами общаетесь?

– Как бог дает... Я не тусовщица. Раньше общалась с Крисом Кельми, Виктором Резниковым, Игорем Корнелюком, Сергеем Курехиным…

– Вы даже исполняли «Воробьиную ораторию» Курехина...

– Он сам предложил, когда услышал, как я пою в студии на записи. Курехин с Гребенщиковым должны были записываться в следующей, после меня, смене. А после моей записи мы стали музицировать – просто пели под гитару в пересменке. Я еще подумала: «Как жаль, что он сейчас уйдет записываться», а он взял и отменил запись ради нашего сейшена. Мы провели вместе четыре часа – пели что-то. Когда у него появился проект «Воробьиная оратория», то предложил его группе «Колибри», но они не справились с задачей, и тогда он обратился ко мне, приехал к нам домой. Потом состоялась запись на «Ленфильме». Ему понравилось, что я быстро работаю, придумываю какие-то свои варианты. Знаете, когда мы, музыканты, общаемся, это равносильно чему-то божественному. Многие люди думают, что для дружбы нужно продолжать отношения, а у музыкантов музыка сразу наводит мосты между сердцами.

– Почему вы, при всем богатстве вашего голоса, ограничиваете себя в жанрах?

– Я люблю импровизировать, но джаз не люблю. Мне интересны стили «АВВА», «Битлз». Три года назад мы сделали спектакль «АВВАмания», в ней участвовало 150 человек. В «Октябрьском» все три спектакля были полные залы.

– Вы потом познакомились с Бенни Андерсеном. Как это случилось?

– Случайно. Он инкогнито приезжал в Петербург с семьей. Один из артистов, принимавших участие в моем шоу, работал в «Астории», он-то и сообщил мне, что видел Бенни в отеле. Мы с мужем приехали, встреча состоялась. Бог дал такую чудесную возможность. Мы поговорили о музыке, подарили ему диск с нашим спектаклем. Я понимаю, что его со всего мира засыпают записями разные исполнители, везде есть группы-двойники, и у него, наверное, уже квадратная голова от этого. Но в России песни АВВА пою только я, надеюсь, он посмотрел запись нашего спектакля.

– То, что вы поете фольклор, связано с особенностями вашего голоса?

– Если у человека есть голос, он может петь и фольклор, и романсы, и классику. Если он любит петь, то он должен петь то, что у него лучше получается. Я пою то, что у меня лучше получается. Например, оперетту категорически петь не буду. Исполняю то, что мне интересно как музыканту.

– В советском прошлом, да и сейчас, у многих исполнителей есть свои композиторы. Почему у вас не получилось найти «своего» одного?

– У нас есть союз композиторов, и в советское время нужно было обязательно сотрудничать с каким-нибудь членом союза. Потом эта необходимость отпала. Певец должен быть независим. У меня есть несколько прекрасных аранжировщиков, например, Владимир Иванчин, в Норвегии – Клаудиа Скотт. Есть предложения от Александра Морозова, других композиторов.

– Сами тоже пишете музыку?

– Конечно. Мой муж Юрий Берендюков пишет песни, иногда мы делаем это вместе, как соавторы. Обожаем записываться в студии. Мы с ним вообще любим музыку за процесс.

– Дома поете?

– Бывает, спонтанно. Иногда для себя, иногда в компании.

– Насколько вы сейчас востребованы?

– Меня очень часто приглашают на корпоративы. График расписан на несколько месяцев вперед. Приглашают и на официальные мероприятия.

– И в Смольный?

– Неоднократно приглашали. Я уже несколько раз отказывалась. Потому что такие выступления почему-то планируются на утреннее время. Так рано мы предпочитаем не выступать. Вообще любой концерт должен быть во второй половине дня.

– Вы заметили, какая публика самая благодарная?

– Та, которая умеет слушать. Не могу сказать, что это относится к какому-то определенному срезу общества. В этом плане мне повезло, общаюсь с самыми разными людьми. Чему я рада, так это тому, что никогда не выступала для бандитов. Я не пою шансон. Пусть они его сами поют.