76-летний «шантрапас»

Отар Иоселиани давно не почивал на лаврах. Призы ФИПРЕССИ (международной прессы) на престижных конкурсах в Каннах и Берлине он брал, еще будучи советским режиссером. После эмиграции во Францию несколько раз удостаивался спецприза в Венеции. Его новая картина «Шантрапа», вышедшая во французский прокат в сентябре прошлого года, участвовала во внеконкурсной программе Канн, но не более того. Это, однако, показатель того, что Иоселиани для европейского кино продолжает оставаться знаковой фигурой, точно так же, как знаковым является все, что он делает и говорит.

Фильм получился грузинско-французско-русским. И по сюжету, и по языковому разнообразию, и по местам действия, и по актерскому составу. Не увидеть в истории с молодым грузинским режиссером (главный герой), угнетенным советской цензурой и уехавшим во Францию, самого Иоселиани довольно сложно. Сам режиссер тоже сыграл роль в своем фильме – но не этого героя, а его духовного наставника.

Отлично смотрится Богдан Ступка в роли председателя Госкино СССР, хорош Юрий Рост (тот самый, большой мастер фотографии), неожиданно воплотивший образ советского дипломата. Если знакомые нам фигуры были востребованы Иоселиани на роли чиновников – винтиков идеологической системы, то французские актеры играли «отрицательные роли» с другого фланга, так сказать, капиталистического – группу одержимых «форматом» и кассовым успехом продюсеров. А вот малоизвестным грузинским актерам достались в основном положительные образы, иногда, впрочем, весьма комичные.

Иоселиани хочет быть не просто художником от кино, он идет на условность формы и содержания. Не важно, насколько достоверно снята та или иная сцена и не важно, что она скорее символична, чем реальна, главное – что работает на идею, которую режиссер хочет донести до зрителя. К примеру, главный герой с друзьями в детстве катаются, прицепившись к железнодорожной цистерне. Почему эта цистерна останавливается ровно там, где они планируют украсть иконы из старой часовни? Почему трогается обратно ровно в тот момент, когда они прицепились? Наконец, невооруженным взглядом видно, что сцена с тормозящим поездом снята в момент, когда поезд стоял (так же условны драки и падения). Но все это не так важно для Иоселиани. Куда важнее, чтобы зритель задал себе вопрос: кого же в действительности считать шантрапой – этих юнцов, которые к тому же пьют и курят, но при этом всерьез увлекаются фотографией, а позже и киносъемками, или респектабельных дипломатов из советского посольства в Париже и их «коллег» – французских продюсеров, навязывающих художнику свое мнение.

Отар Иоселиани должен был выступить перед показом картины, но самолет с режиссером задержался, и он успел только к концу просмотра. «Я не хотел снимать этот фильм, – с ходу сказал мастер. – А потом подумал: хорошо было бы в назидание прохиндеям сделать фильм про упорного человека». Впрочем, по логике самого Отара Давидовича, эти самые «прохиндеи» вряд ли увидят его фильм: интеллектуальный народ в кино ходить перестал.

Вообще, «упорный человек» Иоселиани все больше напоминает Дон Кихота. Его борьба с несовершенством и несправедливостью порой выглядит не только безнадежной, но и странной. На той же «творческой пятиминутке» он, назвав для начала своих фаворитов в киноискусстве (Рене Клер, Борис Барнет, Андрей Тарковский), затем обрушился на далеко не самых «попсовых» своих коллег. «Снимать про Людовика XIV некорректно, – сказал Иоселиани. – Человек уже умер. Или вот Наполеон (речь зашла о фильме Сергея Бондарчука «Ватерлоо». – «НИ»). Кому судить, каким он был? Особенно это касается Бондарчука. Где Бондарчук и где Наполеон!» Спич режиссера выглядел тем более странным, что в живых на сегодняшний день нет не только Наполеона Бонапарта, но и Сергея Бондарчука. Впрочем, живым тоже досталось на орехи: за работу на кассу, а не на искусство обструкции были подвергнуты Кончаловский и Сокуров.

Сам же Иоселиани, признающийся, что «если бы был профессионалом, плохо бы себя чувствовал», как режиссер и как человек, кажется, так и остался эмигрантом. Эмигрантом в самом глобальном смысле этого слова – когда разочаровываешься в одной системе, потом в другой, а в итоге пропускаешь через себя несовершенство мира в целом. Большего нонконформиста сыскать трудно, поэтому ему уже приписали жизненную аксиому: «Нет правды на земле». И сколько бы Отар Давидович ни открещивался от автобиографичности своей «Шантрапы», таких людей, как он и его главный герой, в мире слишком мало, чтобы в одном из них не признать другого.