Любовь и готика

Балет по «Собору Парижской богоматери» с самого начала был чем-то вроде визитки этой труппы, призванной существовать в искусстве по заветам основателей – тех самых, чьи имена вписаны в название театра. Театр Станиславского всегда тяготел к постановкам с «горячей кровью», в которых нужно вкусно разыгрывать какую-нибудь историю с крутыми поворотами сюжета. Балет Бурмейстера этот исполнительский стиль и формировал. А значит, он на все сто подходит для продления традиции в наше время, чтобы публика, особенно ветераны сцены и зрители со стажем, счастливо вздохнули и сказали: «Вот оно! Наконец-то большой спектакль, с развернутыми драматическими ролями, с поражающими воображение наглядными, а не условными декорациями, с красивыми историческими костюмами, с обилием игры и классических танцев!» В данном случае ветераны будут абсолютно правы.

Удовольствие получаешь, едва поднимается занавес и открывается панорама средневекового Парижа с вершины Нотр-Дам: готические своды в каменных «кружевах», громадные горгульи по бокам, извилина Сены вдали... Знаменитый собор в разных ракурсах станет одним из персонажей спектакля. Автор сценографии Александр Лушин во времена «железного занавеса», кажется, уловил потаенную тоску советских граждан по Европе: детали готики воссозданы так тщательно, что возникает иллюзия присутствия, словно стоишь на парижской площади и смотришь на башни и своды в бинокль.

Спектакль опровергает домыслы о том, что советский «драмбалет», в русле которого сделана «Эсмеральда», – это всегда мало танцев, к тому же, как правило, бедных по лексике, и чересчур много пантомимы. Здесь найдена счастливая гармония, баланс художественных интересов. На самом деле у Бурмейстера действие строится в монтаже пантомимно-хореографических «узлов», причем движения поставлены изобретательно, на каблуках и на пуантах, с использованием богатства классики и народных танцев. Сначала будет эпизод с шутами на карнавале отбросов общества и комическим «коронованием» Квазимодо. Потом – помолвка в доме невесты Феба, где изящные дамы и кавалеры в богатых одеждах выступают необходимым контрастом к буйству парижского плебса. Череда камерных сцен, подводящих к кульминации – то в кабаке (свидание Феба и Эсмеральды), то в темнице (приход исступленного от похоти Фролло к девушке). И последняя массовая сцена, мастерски разрешающая конфликт, сделанная в лучших романтических традициях: зловещий палач в красном, готовящийся отрубить голову невинной жертве, безумная Гудула, в последний момент узнавшая в цыганке украденную дочь, и отчаяние Эсмеральды, переживающей крах любви и мужское предательство. Когда героиню казнят, Квазимодо посягнет на утратившего авторитет архидьякона и, скинув злобного сластолюбца с башни, страдальчески заломит руки, оплакивая казненную – единственного человека, который пожалел урода.

Балет прекрасно отрепетирован, за что спасибо педагогам труппы и Сергею Филину, худруку балета. Прима-балерина театра Наталья Ледовская и раньше исполняла Эсмеральду, всегда вызывая восторги публики. Эта танцовщица к тому же одна из немногих в Москве балетных актрис, тонко прорабатывающая детали: в Эсмеральде неразрывно сплетаются невинность и сексуальный соблазн, и даже пробег на пуантах у нее каждый раз – разный: то зазывный, то испуганный, то ликующий. Семен Чудин в роли капитана Феба брал зал безразличным офицерским высокомерием и отделывал па своих вариаций с ювелирной точностью, словно солнечное имя его персонажа оказало влияние на этот аполлонический танец. Ирина Белавина в роли Цыганки, гибкая и безрассудно открытая, показала, что такое настоящая характерная пляска по-московски. Квазимодо Антона Домашева был уродлив без визуального «переигрывания» и точен в переживаниях. Грамотно справилась с техникой сложных танцев двойка офицеров – Роман Маленко и Сергей Кузьмин.

А по-хорошему буйный кордебалет можно хоть сейчас брать массовкой в историко-костюмный фильм а-ля Жан Марэ. Этот порыв артистов, танцевавших с удовольствием и самоотдачей, и порадовал больше всего. Кажется, труппа с приходом Филина вообще стала работать лучше.