Полеты во сне и наяву

Историческая сцена, где показывали первую из двух гастрольных программ, по статусу самая подходящая для знаменитой европейской компании. Ее возглавляют бывшие танцовщики НДТ – британец Пол Лайтфут и испанка Соль Леон, которые с 1991 года совместно ставят балеты. Соавторы не менее талантливы, чем их предшественник в компании, великий Иржи Килиан. Конечно, мэтр ХХ века, соединив практики модерн-данса в их максимальной выразительности, задал общее направление. Но Лайтфут и Леон обрели собственное творческое лицо. Почти гаерские, судорожно-нервные движения рук и корпуса, гримасы тела и лица (внешний знак внутреннего дискомфорта) вплетаются в переживание пластической гармонии. Крайности напоминают о золотой середине. Что главное, Лайтфут и Леон не только блестяще комбинируют движения, но культивируют их эмоции, сохраняя природную сущность танца. Не делая из него чрезмерно рациональную игру одного лишь ума. Не поддаваясь на соблазны концептуализма, превращающего танцующее тело в кинетический автомат. Хотя постановки полны «плавающих» смыслов, их балеты не ребус, который нужно разгадать. Действие сосредоточено на зыбкой границе сюжетности и «бессюжетного» переживания. Поэтому спектакли трудно описать: в них нет той очевидности, к которой отсылают слова.

Балет Sehnsucht (переводится и как «страстное желание», и как «томление» или «ностальгия») сделан на музыку Бетховена, причем записи исключительные – играет Берлинский филармонический оркестр с Гербертом фон Караяном и Клаудио Аббадо. Неистовые мелодии венского классика в балете о тайнах семейной психологии, посвященном, как значится в программке, отцам создателей балета. Все «вращается вокруг взаимоотношений матери и сына: маленькие, мы все защищены родителями, но когда проходит время – буквально все меняется с точностью до наоборот, в том числе и социальные роли». Сказано достаточно, чтоб направить восприятие, но дальше сюжет уходит, уступая дорогу гравитационным метафорам. Отменное чувство юмора, непринужденно живущее в браке с экзистенциальной драмой, – тоже родовая черта балетов Лайтфута-Леон. И куб-перевертыш как место действия, царящий посередине сцены, – почти буквальное воплощение переменчивости жизни, особенно душевной. Куб – это комната, где дуэт мужчины и женщины, петляя в узком пространстве, выстраивает свою жизнь. Это дом, на пороге которого мятущийся взрослый сын (великолепный Силас Хенриксен, кажется, танцует каждой мышцей) живет воспоминаниями. И это условное место, где пол и потолок меняются местами, путаясь, как воспоминания о прошлом: дверь возносится наверх, стул на стене, люстра становится торшером, а окно открыто под ногами. А за пределами куба, в большом мире, бурлит динамика общего танца, чтобы в финале стихнуть, когда герой вернется в недра своих грез.

К балету «Бабочка» артисты и персонал НДТ готовили публику весь антракт: на авансцене медленно, без музыки танцевали то девушка, то мужчина, сценический занавес был опущен не до конца, и любопытствующая публика могла лицезреть фрагменты замены декораций и чьи-то деловито снующие ноги. Если «Томление» вникало в вечные ценности, то «Бабочка», как уверяют соавторы, – эссе о бренности. Тем не менее в нем нет ни показного страдания, ни страха. Это рассказ о том, что человеку на земле отмерено не так уж много времени, и человек, зная это, торопится любить и чувствовать. Под музыку Макса Рихтера и группы Magnetic Fields (философические рок-баллады и задумчивый инструментализм) один трагикомический дуэт сменялся другим. Сперва был узкий черный портал, из которого входили-выходили безымянные персонажи в черном. Потом, как пространство для танца, возникло поле под грозовым небом, пронизанным лучами заходящего (или восходящего?) солнца. Зрители улыбались, вместе с артистами давились черной меланхолией, впадали в веселье и постигали человеческую уязвимость. А каков в НДТ уровень исполнения, словами не передашь. Он близок к идеальному. Это не означает, что участники интернациональной труппы похожи на полубогов: среди них есть и не очень молодые, и даже не совсем худые и стройные. Но об этом не думаешь. Потому что танцовщики пронзительно точно выражают и себя, и замысел хореографов – здесь и сейчас.