Мятежная боярыня

В основе либретто, созданного самим Щедриным, лежат древнерусские литературные памятники «Житие боярыни Морозовой, княгини Урусовой и Марии Даниловой», «Житие протопопа Аввакума», а также письма Аввакума и его сочинение «О трех исповедницах слово плачевное». «Житие и страждание боярыни Морозовой и сестры ее княгини Урусовой» – полное название оперы – написано для четырех солистов, смешанного хора, трубы, литавр и ударных и исполняется на старославянском языке. За прошедшие без малого восемь лет со дня мировой премьеры концертной версии сочинения Щедрина ни один режиссер и ни один театр так и не решились на постановку полноценного спектакля, что не мешает композитору пребывать в уверенности, что рано или поздно его детище обретет и сценическую жизнь.

Музыка оперы пробирает «до костей», столько в ней заключено трагичности и богатой образности. Образы же действующих лиц, напротив, статичны и предельно лаконичны. Но дело не в бедности эмоций, а в том, что все внешнее намеренно скрыто от глаз, запрятано внутри. Отсюда граничащая с бесчувственностью бесстрастность, прямолинейность слов и фраз. Но каждое произнесенное Феодосией Морозовой и ее сестрой княгиней Урусовой слово рождается в страдании, глубоком осознании происходящего, и за непреклонным: «В кой вере родились, в той хотим умереть…» – не мрачный фанатизм, а мужество и стойкость. Разыгравшаяся в XVII веке драма противостояния приверженцев «старой веры» и последователей реформ патриарха Никона становится близкой и понятной благодаря одухотворенности и подлинности, созданных композитором исторических персонажей.

Боярыня Морозова предстает в опере не старообрядческой «иконой», а цельной личностью, любящей матерью и сестрой. Меццо-сопрано Варваре Соловьевой особенно близки эти скупые проблески нежности; и разговор со стражем, у которого молит она, изнемогающая от голода, «калачика», «хлебца» или хотя бы «огурчика», – звучит особенно пронзительно. Как и отчаянно-приглушенная просьба «измыть рубаху», ибо «неподобно ми в нечисте возлежиши в недрах матери своя земли…».

Екатерина Гончарова (Евдокия Урусова) – в хрупких, истаивающих звуках прозрачнейшего сопрано транслирует безропотное и смиренное приятие жестокого удела. И с ее тихой кончиной что-то словно обрывается, и абсолютная невозможность повернуть события вспять погружает сценическое пространство в мертвящий холод. Еще раньше эта необратимость проступит сквозь плач протопопа Аввакума (Александр Тимченко): «Выпросил у Господа светлую Россию сатана, да очервленит кровию мученической…» и в непреклонности царя Алексея Михайловича (Сергей Алексашкин). Но завершающий оперу просветленный эпилог подарит надежду, что несчастные мученицы обрели мир и покой. И финал, вопреки всему, будет светлым.