Старик и буря

В постановке Делана Доннеллана обиталище изгнанного миланского герцога больше всего напоминает сцену небольшого театра. Постоянный сценограф режиссера Ник Ормерод выстроил многофункциональную конструкцию – две стены под углом, с несколькими дверями, в проемах которых то врывается шум бури, а то появляются накрытые столы… На стенах плещутся проекции волн. А на самом верху по удобной площадке прогуливаются демиург, он же главный режиссер этого маленького мирка-театра, волшебник Просперо (Игорь Ясулович) с деловитым помрежем и по совместительству главным униформистом Ариэлем (Андрей Кузичев). Ариэль деловито и точно выполняет все распоряжения патрона, выстраивая простые, но действенные чудеса. Он то руководит экзотическим музыкальным ансамблем, то наблюдает за гостями, а то и вовсе становится деталью реквизита: изображает бревно, которое перетаскивает будущий муж Миранды…

Первые спектакли Доннеллана, привезенные им в Москву, такие как «Герцогиня Амальфи», или «Сида», или питерская «Зимняя сказка», сравнивали по безупречности построения с гениальными шахматными партиями. А по красоте диагональных мизансцен – с балетом. Их жанр был четко определен, а темп действия можно было определить как «быстрый» или «очень быстрый». В последние годы в спектаклях Доннеллана поубавилось блеска и добавилось печали. Прежде сияющий мир, открытый всем ветрам, все больше замыкается в границы коробки. Жанр все ближе к расплывчатому – пьеса… А несущиеся навстречу судьбе крылатые персонажи-птицы сменились грустными рефлектирующими героями, спотыкающимися на каждом шагу.

«Буря» – спектакль неровный, с постоянными перебоями ритма и драматического пульса, со странными провалами вкуса (ну зачем праздник Цереры превращать в какие-то пляски советских колхозников?), с не устоявшимися актерскими работами… И с какой-то очень личной нотой разочарования в возможностях волшебства, в том числе и театрального…

«Другого шанса мне судьба не даст!» – подстегивает себя Просперо-Ясулович, уверенный, что вся его судьба зависит от успеха давно задуманного и выстраданного представления. Но странное дело, чем успешнее разворачивается интрига, тем все более несчастным выглядит этот всемогущий старик.

Он сердится по пустякам, обижается на безделицы, капризничает и придирается к каждому, кто попадется под руку… Дурной характер? Может быть. Как он мучает будущего зятя Фердинанда (Ян Ильвес). Как невозможно груб с Калибаном (Александр Феклистов)… Но помимо и поверх всего, в этом Просперо физически ощутима тоска по потерянным годам, отданным злобе и мыслям о грядущей мести. Ощутим страх перед будущим (кому он нужен в Милане? кто его помнит?). А тут еще точит мучительная отцовская ревность к близкому счастью дочери-невесты Миранды (Анна Халилулина).

Деклана Доннеллана, похоже, не заинтересовала философская природа шекспировской пьесы-притчи, из многообразного сплетения тем и мотивов режиссер отчетливо поймал и прочертил только семейную историю «несчастного старикашки», алчущего реванша, всем отомстившего, всего добившегося и вдруг понявшего, что это и глупо, и напрасно…

Все придумал Просперо, все срежиссировал, все «держал под контролем», а когда все сбылось точка в точку, как сам хотел, вдруг понял ужас совершившегося. Впору и впрямь завыть, как завыл в последнюю минуту нелепый, несуразный, поразительно смешной Калибан (одна и лучших ролей Александра Феклистова последних лет). И Миранда так искренне бросилась к нему, вцепилась (так увозимые из дому дети иногда обхватывают какого-нибудь дворового Трезора, как будто ничего дороже у них и не было)... И почему-то совсем не верится ни в Милан, ни в спокойное плавание, ни в счастье, которое почему-то обязательно нужно искать где-то далеко и которое всегда оказывается на волшебном острове прошлого…