Совсем не кусачая Муха

Эта антология наполнена трагическими судьбами поэтов и трагическими стихами. Так уж сложилась история России и Советского Союза. Но людям, склонным глядеть в будущее без всякой надежды, нужно избавляться от самовнушаемой неизбежности исторических бедствий. Полный пессимизм, как и полный оптимизм, – источники опасной разрушительной энергии.

Гармоничность Пушкина была уникальной, потому что его хватало на всё – на исторический оптимизм и на временный пессимизм, на взаимоборство и на взаимоуравновешивание. Когда он с неотразимой очаровательностью обронил фразу о том, что поэзия должна быть, прости господи, глуповата, кто-то наверняка спасительно схватился за нее, как за соломинку. Но эта фраза была лишь камешком в огород привычного для многих его современников неповоротливого тяжеломыслия, соединявшегося к тому же весьма часто с неуклюжим тяжелословием. Пушкин оправдывал грациозность кажущегося легкомыслия, которое все-таки было «мыслием», хотя бы в весе мухи, что вовсе не унизительно, например, в боксе.

Тут-то мы и добрели по извилистой тропинке прямодушия и иносказаний, безуспешно старающихся выглядеть философией в тяжелом весе, до объекта этой статьи – Ренаты Мухи, живущей сейчас в Израиле.

Она поэт мыслящий, но непобедимо веселый, как будто ей не позволяют жаловаться на жизнь все те, в ком жил генетический страх от давних одесских погромов, и от нацистских душегубок, и от убийства Соломона Михоэлса, и от «дела врачей». Жизнелюбие, которое она преподает своими стихами, – это побежденный ею страх.

Я несколько раз был в Израиле и не только не встретил ее лично, но даже имени ее ни от кого не слышал, а узнал я о ней лишь года четыре назад в Москве. Это как раз меня не удивляет. Братья-писатели и в нашей стране не очень любят знакомить иностранцев со своими коллегами. Так что Мухи-то я и не приметил – будем считать, сам виноват.

К сожалению, у не «раскрученных» исполнителей и авторов сейчас мало шансов засветиться. Но, чтобы «раскрутиться», самому надо без устали крутиться на бесчисленных тусовках.

Рената Муха к категории «раскрученных» не принадлежит. У нее легкое, но все-таки «мыслие». Она ведь одесситка, а своеобразное одесское омархаямство не увядает даже вдалеке от этого легендарного города.

Вчера Крокодил улыбнулся так злобно,
Что мне за него до сих пор неудобно.

Развожу руками. Говоря по-дерибасовски, это же шедеврально.

Стихи Ренаты Мухи, захлебываясь от восторга, на память начитывал один наш кинематографист, а некоторые из них и записал по моей просьбе. Его восторг перешел ко мне, в нем я и пребываю до сих пор.

А вот это:

Когда вам гадит Троглодит,
Ведь что-то им руководит?

Тут сплетаются лучшие традиции детско-взрослых или взросло-детских стихов – это уж как вам больше понравится.

В ее стихах есть «…Особенный, еврейско-русский воздух… Блажен, кто им когда-либо дышал», как написал Довид Кнут. Ну и, конечно, здесь ощутима прелестная украининка, которая вплелась и в стихи Корнея Чуковского и Эдуарда Багрицкого, и в прозу Юрия Олеши и Валентина Катаева. А почему любимым киногероем советских зрителей был Марк Бернес? Да потому, что всё одесское – русское, еврейское, украинское – так гармонично и обаятельно сплелось в его образах. Именно эта многоцветность и спасена в стихах Ренаты Мухи.

Так пусть она сама расскажет о себе в написанной специально для «Новых Известий» краткой автобиографии:

«Я родилась в Одессе в 1933 году. В 1936 году семья (отец – военный, мать – преподаватель) переехала в Харьков, откуда в 1941 году отец ушел на фронт, а мы с мамой эвакуировались в Ташкент.

Мы приехали в Ташкент в октябре 1941 года. Мне было восемь лет. Выходя из дома в школу, я поворачивала направо, а налево меня не пускали, потому что там бегали местные дети и дразнились:

– Выковырянная (т. е. эвакуированная)! Курочку хочешь?

Еще в той стороне были Ташкентский медицинский и базар. Однажды, возвращаясь оттуда, к нам заскочила моя очень взволнованная одесская тетя, тоже эвакуированная в Ташкент, и с порога закричала:

– Чтоб я так жила, кого я только что видела! Эту «Муля, не нервируй меня».

Вмешалась наша соседка:

– Ну да, она же (имея в виду Фаину Раневскую) там снимает комнату вместе с этой писательницей.

– С этой писательницей, – горько сказала моя мама и прочитала первое любовное стихотворение, которое я услышала в жизни. Оно кончалось так:

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».

– Это Анна Ахматова, – сказала мама мне.

Позже она много рассказывала про Ахматову, читала ее стихи. И, когда я встречала на улице женщину покрасивее и в мало рваном платье, я думала:

– Наверное, это Анна Ахматова.

В 1944 году мы вернулись в Харьков, где я окончила школу, университет, аспирантуру и защитила кандидатскую диссертацию».

Работала на кафедре английской филологии Харьковского университета в должности доцента. Занималась исследованиями в области английского синтаксиса, подготовила курс «Матушка Гусыня в гостях у Курочки Рябы» о влиянии английской детской литературы на русскую, разработала методику «Сказочный английский» об использовании устного рассказа при обучении иностранным языкам. Опубликовала свыше сорока научных работ в Советском Союзе и за рубежом. Регулярно выступаю перед русской и англоязычной аудиториями со стихами и рассказами. В Израиле с 1995 года преподавала английский язык в университете г. Беер-Шева.

Стихов не писала ни в детстве, ни в юности, ни в ранней молодости и не собиралась писать вообще. Но наступили шестидесятые. В Харьков возвратился из заключения Борис Чичибабин, наведался Булат Окуджава, приезжал Евгений Евтушенко, долетели песни Новеллы Матвеевой. А у меня появилось первое стихотворение. В нем были две строчки и две ошибки:

Жили в одном коридоре Калоши,
Правый – дырявый и левый – хороший.

(Ошибки, между прочим, легко было исправить. Примерно так:

Жили в одном коридоре Калоши и я.
Правая – дырявая и левая – хорошая.

Но, может, с ошибками забавней? – Е.Е.)

И пока мои знакомые литераторы и физики пытались починить эти калоши, я стала автором других стихов и даже двух новых литературных жанров – «недоговорок» и «начало следует». В 1998 году у меня вышла первая книга стихов, часть которых написана в соавторстве с Вадимом Левиным. Книга называется «Гиппопопоэма» и имеет подзаголовок «Для бывших детей и будущих взрослых» (Иерусалим, 1998), а следом вышли «Недоговорки» (там же, 2001), «Немного про осьминога» (Москва, 2004), «Однажды, а может быть, дважды» (Минск, 2005), «Я здесь не сплю» (Москва, 2006).

Герои моих стихов – звери, птицы, насекомые, дожди и лужи, шкафы и кровати, но детским поэтом я себя не считаю. Мне легче считать себя переводчиком с птичьего, кошачьего, крокодильего, туфельного, с языка дождей и калош, фруктов и овощей. А на вопрос, кому я адресую свои стихи, отвечаю: «Пишу до востребования».

И ещё: Рената Муха – не псевдоним, это моя девичья фамилия – от отца, а по паспорту я – Рената Григорьевна Ткаченко, и это – от мужа».

Маленький, но большой поэт Рената Муха достойна того, чтобы ее стихи не только включались в школьные хрестоматии, но и сопровождали по жизни нас всех, даже седеющих, но не стареющих душой, ибо такие стихи нам этого не позволят.

Стада
По пустыне шли Стада
И сгорали от стыда.

Окружность
Я никогда не видела Окружности
Такой безукоризненной наружности.

Молоко
Наверное, я Молоко обижала.
С чего бы оно из кастрюли сбежало?

Сосулька
«По-моему, уже не та я», –
Сосулька прошептала, тая.

Лужа
У Лужи за домом работа простая,
Зимою – замерзнуть, а летом – растаять.

Дорога
А вчера меня Дорога прямо к дому привела,
Полежала у порога, повернулась и ушла.

Особое мнение
Мы смертны, и только Бессмертный Кащей
Считает, что это в порядке вещей.

Скелет
Чуть-чуть похудеть захотелось Скелету,
И он ради этого сел на диету.

Река
Вот под мостом течет Река.
Но только без воды пока.

Кровать
А где продается такая Кровать,
Чтоб рано ложиться и поздно вставать?

Семейная тайна
Мама – Зебра, папа – Лось.
Как им это удалось?

Лось
«Ну, дела! – подумал Лось. –
Не хотелось, а пришлось».

Червяки и Дятлы
«Едят ли Дятлы червяков?» –
Спросил Червяк. И был таков.

Потомки
Потомки бывают умнее, чем предки,
Но случаи эти сравнительно редки.

Простое предложение
Простое Предложение
Лежало без движения,
И ждали продолжения
Внизу пустые строчки.
– Какое продолжение? –
Сказало Предложение. –
Вы что, не понимаете,
Что я дошло до точки?

Таракан
Жил в квартире Таракан,
В щели у порога.
Никого он не кусал,
Никого не трогал.
Не царапал никого,
Не щипал, не жалил,
Насекомые его
Очень уважали.
Так бы прожил Таракан
Жизнь со всеми в мире…
Только люди завелись
У него в квартире.

Лук
Лук сказал Цветной Капусте:
«А тебя мы в борщ не пустим».

Тонкий ценитель
Как жаль, что в дубраве замолк Соловей
И трели его не слышны средь ветвей.
– Ну, это как раз – небольшая потеря, –
Заметила с ветки Глухая Тетеря.

Жалоба Мухомора
Не есть такую красоту!
Зачем же я тогда расту?

Без преувеличения
Преувеличивать всё – глупо, –
Сказала Микроскопу Лупа.

Какие мелочи…
Не трудно убеждать ослов –
Нам просто не хватает слов.

Прынц
– Пожалуйста, я откажусь от короны.
А можно сначала доесть макароны?

* * *

Будут любить старики и все дети
самую умную Муху на свете!

Евгений ЕВТУШЕНКО