Хутор на берегу вечности

Примерно за полтора месяца до начала «Балтийского дома» в Интернете появились молодежные форумы специально для мечтающих попасть на спектакли Meno Fortas. Обсуждались недорогие рейсы поездов, цены на гостиницы, места в общежитии, гостеприимство питерских собратьев по «высокой болезни» любви к театру. Было похоже, что возрождаются давно ушедшие в историю времена, когда страна ехала в паломничество на «Идиота» в БДТ или на «Гамлета» на Таганку. Вопреки мрачным прогнозам скептиков, оказалось, что сегодняшние зрители любят театр не меньше, чем их родители. И ради этой любви готовы и на бессонные ночи, плацкартные поезда, пустые карманы и ночевки на вокзальных скамейках. И на четырехчасовые стояния у стенки в зрительном зале. Организаторы «Балтийского дома» добавили в зал на тысячу мест еще триста приставных стульев, а вдоль стен все равно стояли люди (иногда на одной ноге, поскольку некуда было поставить вторую). Забитые проходы приводили в отчаяние пожарных. Глядя на этот зрительный зал, окончательно становилось понятным, что наших зрителей просто оклеветали, годы и годы твердя, что публика хочет видеть только безбашенные комедии да еще «медийные» лица. Правда, и театров, которые стоят паломничества, сейчас в мире осталось меньше, чем пальцев на одной руке,

Уже больше четверти века постановки Эймунтаса Някрошюса – предмет повышенного ожидания театральной общественности. Так смотрят на атлета, который снова и снова «берет» штангу, другим непосильную. Но этот фестиваль и для Някрошюса был особенный. Так у поэтов собранные в сборник стихи обретают особое качество. Ты можешь судить: монтируются ли отдельные стихотворения в цельность. Как движется автор от стиха к стиху. Можешь увидеть мир поэта (или его отсутствие). Существует много вполне известных режиссеров, чьи собранные вместе спектакли произведут впечатление тоскливого кошмара. И есть режиссеры, которые строят свой театр как цельность, где каждый спектакль окликает другой.

У Някрошюса нет здания, где бы шли его спектакли. И фестиваль, пожалуй, единственный «сборник», где мы можем увидеть – мир Эймунтаса Някрошюса. В его сценическом пространстве дышат небеса (то снег, то дождь, то камнепад). На уровне партера плещется море. Спектакли полны звуками, как полна звуками степь или пустыня. Бьется сердце мироздания, и ты слышишь его дыхание в музыке и шуме. Перечень реквизита похож одновременно на стихотворение и какой-нибудь список вещей, необходимых для дачи. Камни, веревки, нитки, свечи, спички, бумага, топоры, ножи, ворох одежды, овчинные полушубки, кубки, печка, котел, тряпки для мытья полов…

Место действия его спектаклей давно определили как хутор. Но только это хутор, стоящий где-то на краю земли и омываемый океаном вечности. Някрошюс создает на сцене магический мир, где оживает полевое пугало, резвятся ведьмы, черт бьется об заклад с Богом. Где разбитый бокал означает смерть, а в зеркалах отражаются образы, которых нет в реальности. Шевелятся могильные холмы и тают люстры. А покойники гуляют средь живых, их окликая.

В мире, созданном Эймунтасом Някрошюсом, трудно живется и легко дышится. Именно на его спектаклях понимаешь, что выражение «разреженный воздух трагедии» – не метафора, а медицинская констатация. Этим разреженным воздухом дышат герои «Квадрата» и «Дяди Вани», «Трех сестер» и «Маленьких трагедий», «Отелло» и «Гамлета», «Макбета» и «Фауста», «Времен года» и «Песни песней».

Время действия в спектаклях Някрошюса – канун гибели мира. Поздно что-либо вправлять, земля не держит умерших, связи между людьми порваны, граница между мирами уничтожена. Воет над трупом сына король Гамлет. В последний путь провожают тело Отелло. Стучит топор в вишневом саду. А вместе с Макбетом гибнет весь мир, и остается только молиться о небесном милосердии. Звуки Miserere звучат в зале и после закрытия занавеса. И тогда понимаешь, что прав был Уильям Блейк, верящий, что искусство – лучший из путей спасения.