Перебежчики

Замена одного английского названия на другое английское совершается у нас впервые и свидетельствует о том, что, с точки зрения прокатчиков, для российских зрителей слово «крейзи» понятнее и завлекательнее, нежели его русские эквиваленты «сумасшедшие», «помешанные», «чокнутые» и т.п. Фильм рассказывает о белых и богатых несовершеннолетках, гордящихся своей сексуальной раскованностью и совершающих рискованные прогулки в бедную и смуглую латинскую часть Лос-Анджелеса, столь же опасную для юных белых американцев, как поездка в нью-йоркский Гарлем.

Поскольку каждый фильм так или иначе отражает то, что происходит с его создателем, есть соблазн провести аналогию между поездками героинь в неизведанную часть мегаполиса и путешествием документалистки Барбары Коппл в игровое кино, с которым она до сих пор не имела знакомства. А поскольку подобные путешествия документалистов за пределы своего непосредственного опыта становятся все более частыми, правда, не такими успешными, появляется дополнительное искушение распространить эпитет «крейзи» на все подобные эксперименты.

То, что режиссер «Крейзи» имеет отношение к документалистике, видно уже из того, что на экране вертится юноша с видеокамерой, расспрашивающий знакомых ровесников, которые и на людях, и наедине с интервьюером вовсю хорохорятся перед объективом. Похоже, сверхзадача этого «документалиста» состоит в том, чтобы показать неспособность документалистики проникнуть в реальный мир подростков, который скрывается под внешними проявлениями. На показ реальности, таким образом, претендует игровая часть фильма, описывающая упомянутые выше поездки. В самом деле, неприличные слова на букву «f», как подсчитал один неленивый американский зритель, звучат в картине в среднем один раз в 5 секунд, да и прочие вещи выражаются больше словами, чем изобразительными средствами. У испанца Висенте Аранды в фильме «Обнаженным глазом», пресыщенная героиня которого тоже искала приключений в среде подонков, снимая их мини-камерой, все это было не в пример чувственней и круче, хотя некоторые целомудренные американские созерцатели «Крейзи» жаловались на вполне реальное сексуальное возбуждение. Главная же незадача в том, что «Крейзи» больше напоминает пролог к «экшну», чем само кино. В тот самый момент, с которого режиссер-игровик начал бы основной рассказ, то есть когда идиотское поведение девиц провоцирует межрасовый взрыв, появляется надпись «конец фильма». Зачем г-жа Коппл предприняла свое путешествие в мир игрового кино, остается загадкой – то же лучше было показать чисто документальными средствами, притом снискав куда больше лавров.

Такое же недоумение пока вызывает большинство игровых опытов отечественных документалисток. Татьяна Воронецкая, вместо того чтобы понаблюдать за реальной женщиной, всеми силами пытающейся зачать ребенка, выписывает зрителям неестественный и гламурный «Рецепт колдуньи». Светлана Стасенко, вместо того чтобы до Марины Любаковой сделать нечто вроде «Темного Му» (о судьбе группы Петра Мамонова), выдумывает в «Ангеле на обочине» нечто малоубедительное о судьбе вымышленного музыканта. Галина Евтушенко («Чердачная история») производит «мыло» о чистой чердачной любви киллера и шлюхи. Янина Лапинскайте («Стеклянная комната») снимает психологически достоверную, но совершенно депрессивную и непригодную даже для того, чтобы быть медицинским пособием для будущих рожениц историю о том, как женщина мается от безделья, мастопатии и постродового синдрома. И даже Марина Разбежкина, чей игровой дебют «Время жатвы» был наиболее звонок и удачен, могла бы сделать то же куда лучше на чисто документальном материале. Режиссеры-мужчины в этом отношении более осторожны. Ульрих Зайдль в знаменитой «Животной любви», Виталий Манский в прогремевших «Частных хрониках» и нынешний венецианский призер Алексей Федорченко в «Первых на Луне» балансируют на грани между документальным и игровым кино, сосредоточивая внимание зрителей на самом интересном – на границе между правдой и вымыслом, между реальным и виртуальным, где при столкновении жанров высекается множество смыслов. Разумеется, нет и не может быть никакого запрета на диффузию документалистов в игровую область, но смельчакам следует иметь в виду, что при эстетически незаконном переходе границы критический огонь открывается без замедления.

КОММЕНТАРИЙ

Документалист Виталий МАНСКИЙ:

– Я, может быть, обижу многих «перебежчиц», но мне кажется, что это происходит, с одной стороны, из-за недостаточного владения языком документального кино, а с другой – из-за комплекса неполноценности, возникающего в связи с расхожими представлениями о недостаточной статусности профессии документалиста. В действительности в документальном кино можно выразить любые творческие амбиции и любые мысли. Более того, в нем можно использовать игровые приемы. «Просто жизнь» той же Марины Разбежкиной – игровое кино, но оно снято так, что его можно позиционировать как документальное, и это делает его более интересным.

Что касается мужчин, то когда один мой коллега решил перейти в игровое кино и я спросил, зачем ему это надо, он ответил: «Там артистки…». Это было как бы не всерьез, но он невольно проговорился. Что ж, если человек осмеливается общаться с артистками только в силу производственной необходимости и только с высоты командующего положения, то, наверно, это достаточный повод заняться игровым кино. У меня, правда, тоже был игровой грех юности, но для него есть смягчающее обстоятельство – я купился на комплименты Алексея Германа моему документальному фильму и на его предложение снять игровую картину. У меня не было такой потребности, но если тебя призывает сам бог кино, отказаться трудно. А когда я понял, что он всего лишь заместитель бога, было уже поздно.