Мыльные фантазии дона Педро

Героем картины стал слепой сценарист Гарри Кейн (Луис Омар), за которым присматривают старая подруга и ее сын. Зрители, мало-мальски знакомые с ходами режиссерской мысли и жанровыми клише, с самого начала догадываются, а некоторые даже предвкушают, что к концу фильма у Кейна появится ближайший родственник, то есть их общий сын. Разумеется, Альмодовар это понимает, но рассчитывает, что предвкушение финального узнавания будет для них суррогатом саспенса. Правда, у других зрителей может возникнуть вопрос, почему мать скрывает от обоих мужчин столь приятное для них известие.

Еще один мотив, без которого Альмодовар не может обойтись, – гомосексуальный. Он-то и запускает сюжет «Разомкнутых объятий»: к Кейну обращается посетитель недвусмысленной сексуальной ориентации с псевдонимом Рей Х. (Х-Ray – рентгеновский луч) с предложением снять фильм об истории, которая оказывается историей самого Кейна. Тот выставляет визитера, но погружается в воспоминания, из которых следует, что полтора десятка лет назад сценарист Гарри Кейн был режиссером Маттео Бланко, снимавшим фильм «Женщины и чемоданы», в котором только слепой не распознает намека на ленту, принесшую мировую известность самому Альмодовару, – «Женщины на грани нервного срыва». С этого момента фильм тонет в ретроспекциях, из которых выныривает лишь для того, чтобы набрать воздуха и нырнуть обратно.

Все последующие закрученные и навороченные события насильственно втиснуты в фильм продолжительностью 2 часа 15 минут, очень напоминающий выкройку из латиноамериканского сериала серий эдак на двенадцать с вероятным названием «Режиссеры тоже плачут». Хотя достоверно известно, что никакого сериала Альмодовар не снимал. События развиваются скоропалительно и так немотивированно, что кажется, будто в этом воображаемом сериале они должны идти иначе. Интриги продюсера против режиссера, по идее, должны были бы занять серии три, процесс превращения Бланко в Кейна – еще четыре, но вместо процессов даны результаты, оставляющие вопросы без ответов. Автокатастрофа предстает случайной, хотя жанр требует, чтобы она была подготовлена на протяжении как минимум двух серий либо супругом Елены, либо его сыном, влюбленным в Бланко. Елена могла бы не погибнуть, а таинственным образом исчезнуть и появиться, например, в виде немой сиделки, чтобы в финале Кейн мог ощупать ее лицо и прозреть.

Намеренно или нечаянно режиссер провоцирует насмотренных зрителей на подобные бредовые фантазии, сказать трудно. Но ясно одно: что он не выдерживает правил игры, в которую играет. Такого с ним раньше не случалось, а это значит, что мы действительно имеем дело с творческим кризисом, причем более глубоким, чем кажется самому Альмодовару, явно раздумывающему о своем режиссерском самочувствии. Иначе он сумел бы выкрутиться из положения с не меньшей элегантностью, чем Феллини, оставивший нам классический фильм о кризисе художника.