Юбилей с пансионерками

Предполагалось, что 2006 год превратится в Год Третьяковки. Повод был не особенно важен – покупка Третьяковым первой картины (1856 год). В данном случае важнее не прошлое, а будущее. Когда сотрудники ГТГ рисовали юбилейные богатства, правительство недоверчиво примерялось к многомиллионному бюджету. Тут и строительство нового корпуса рядом со старым на Софийской набережной, и приезд знаменитых мировых музеев, и, конечно, трехдневные гуляния. Была еще одна тайная надежда нематериального свойства – юбилейная встряска выведет музей на новый уровень. Галерея сейчас стремительно меняется. Молодеет и по составу сотрудников, и по проектам (самый горячий фронт для нее – искусство ХХ века). Но в то же самое время она забуксовала на проходных выставках, на отсутствии новых решений.

Мечты о строительстве сразу пришлось отставить – не дали денег. С зарубежными музеями все тоже непросто: галерея посылает на международные выставки сотни своих картин (Кандинский, например, так и не вернулся к юбилею), но получить от каждого именитого партнера хотя бы по одному шедевру оказалось делом неподъемным. Так или иначе, перед самым торжеством в ход пошли два главных козыря: парижские картины из Музея Орсе и своя собственная классика, которой, как известно, мало не бывает.

Про французскую коллекцию «Новые Известия» уже писали, а безграничные запасы национальных богатств демонстрируют сразу две выставки. Первая – под стать парижской, привозная: на Крымский Вал доставили сто шедевров русского искусства из 31 музея по всей стране, от Якутска до Краснодара. Зрителей встречают иконы из Череповца и Петрозаводска, затем идут «Гадающая Светлана» Карла Брюллова из Нижнего Новгорода, прижизненный портрет Гоголя из Иванова, уникальный портрет «Нищая», написанный Репиным во Франции, а теперь хранящийся в Иркутске, и, наконец, целая россыпь авангардных работ со всей страны. Никто и не думал спорить – в региональных музеях масса шикарных вещей, которые так просто не увидишь. Но тут же возникает вопрос: а какой смысл делать еще один клон Третьяковки в виде стокартинной солянки?

Примерно те же нехорошие мысли навевает экспозиция в Новом Манеже с завлекательным названием – «Третьяковская галерея открывает запасники». Всем известно, что в обычные дни зрителям едва ли доступны 10% всех музейных богатств. И открытие закромов очень интригует. Но, во-первых, в закромах, как правило, лежит не самый лучший товар. Во-вторых, нужно понять, какие произведения стоит обнародовать и ради чего. С первой проблемой Третьяковка справилась. Подборка вышла статусной – сплошь первые имена, от Рокотова до Петрова-Водкина с неординарными картинами. Зато второй вопрос так и повис в воздухе: а что кроме имен? Кроме того, что эти картины мало выставлялись. Сама выставка дает какие-то подсказки, но очень робкие и едва различимые. Можно, например, представить, как в советское время отнеслись бы к картине Петрова «Пансионерки» 1872 года: две старорежимные школьницы затягиваются первой сигаретой, а третья «стоит на стреме». Или к нескольким работам, показывающим беспробудное русское пьянство.

С особым трепетом ожидалось открытие обновленных залов на третьем этаже, там, где на Крымском Валу был раздел «Искусство ХХ века». Раньше вся наша история нового века начиналась с Петрова-Водкина. Сегодня акценты сместились: ХХ столетие открывают эффектно показанные художники из авангардного объединения «Бубновый валет». Менее эффектно, но с некоторой изобретательностью показаны Малевич и его соратники. А дальше идет череда тоскливых комнат с соцреализмом и «суровым стилем» 1960–70-х годов.

Дело Павла Михайловича и впрямь в надежных руках: запасники пополняются, с заграницей связь действует, имеем что повесить на стены. До сих пор по завету основателя галерея превозносит русский дух передвижников. Правда, Третьяков никак не предполагал такого мощного разрастания своего дома. Ведь в его доме появились художники ХХ века, критически настроенные по отношению к «национальному духу». И с этим пора уже считаться, не боясь смелых и неординарных шагов. В любом случае периодически стоит проветривать помещение свежими идеями, чтобы не было сильной духоты.

«ДЕВОЧКА С ПЕРСИКАМИ» В КОЛОННОМ ЗАЛЕ

Своего пика музейные торжества достигли в четверг в Колонном зале Дома союзов. Там собрался политический и артистический бомонд, чтобы выпить за здоровье Третьяковки и увидеть пышную имперскую презентацию нашей духовности.
Вначале было зачитано сухое и краткое поздравление президента, затем министр культуры Александр Соколов прочитал еще более сдержанное обращение председателя правительства, ничего не добавив от себя лично. Ситуацию спас мэр Юрий Лужков, говоривший о своем почтении к «любимому музею» искренне и страстно, постоянно нажимая на величие Павла Третьякова, гражданина Москвы. О музейной любви к Третьяковке поведал Михаил Пиотровский, сказав, что именно все остальные музеи страны равняются на ГТГ. Наконец восхищение от всех английских коллег передал директор лондонской галереи Тейт, напомнив удивительную параллель: Павел Третьяков передал свою коллекцию в дар Москве тогда же, в 1897 году, когда Генри Тейт передал свое собрание Лондону. Так появились два крупнейших национальных музея.
После этого на сцену вышел актер Сергей Шакуров, чей стиль – быстрая речь, сдержанность, деловитость – был похож на поведение аукциониста. Сравнение с лондонским аукционом усиливало и то, что главным украшением сцены был огромный экран-мольберт, на котором постоянно появлялись изображения картин из Третьяковки. Так, когда звучал церковный хор «Богородице Дево, радуйся», на экране появлялись залы с иконами. На музыку Бортнянского наложили весь XVIII век с парадными портретами Екатерины Великой и прочих вельмож. Пока Ольга Гурякова пропевала «Письмо Татьяны» из оперы Чайковского, зрители наблюдали за увеличивающимся лицом Пушкина и портретными типажами Тропинина.
Музыка далеко не всегда совпадала с визуальным рядом: так, самые пафосные места Фортепьянного концерта Рахманинова кроме левитановских пейзажей неожиданно иллюстрировались «Натюрмортом с селедкой» Коровина или «Девочкой с персиками» Серова. И явно «Купание красного коня» было лишним дополнением к скрипичному концерту Шостаковича. Музыкальный марафон завершился хором Глинки «Славься», когда на мониторе замелькали все залы и шедевры Третьяковки сразу. Сила звука наложилась на картинное богатство русского искусства, и они окончательно придавили зал имперским размахом.

Сергей СОЛОВЬЕВ