Posted 28 марта 2010,, 20:00

Published 28 марта 2010,, 20:00

Modified 8 марта, 06:53

Updated 8 марта, 06:53

Карфаген в Нью-Йорке

Карфаген в Нью-Йорке

28 марта 2010, 20:00
Танцевальная компания хореографа Марка Морриса приехала в Москву из Нью-Йорка, чтобы участвовать в программе «Легендарные спектакли ХХ века». Американские танцовщики представили балет «Дидона и Эней» на музыку одноименной оперы Генри Перселла, созданной в 1689 году. Спектакль совпал и с современными представлениями об

Тридцатилетнему английскому композитору поступил заказ – написать произведение для пансиона благородных девиц. Изначально подразумевался камерный формат: девицы должны были сами исполнять оперу. Либреттист Перселла взял за основу поэму Вергилия «Энеида» – о любви царицы Карфагена Дидоны и Энея, приплывшего из разоренной греками Трои. Их счастье обрывалось, когда потусторонние силы (злые ведьмы) обманом призвали принца отплыть восвояси. Неутешная Дидона провожала изменчивого любимца и умирала от разлуки. После премьеры сочинение надолго забыли. О нем с восторгом вспомнили после возникновения моды на все старинное.

Марк Моррис, один из самых известных американских хореографов, использовал оперные сюжет и партитуру для балета. И сделал это, сумев, вопреки пословице, усидеть на двух, даже на трех стульях. Спектакль исполняется с «живым» оркестром и с певцами, причем Моррис сам трудится за пультом: после окончания карьеры танцовщика он, как в свое время Рудольф Нуреев, стал дирижером. Постановка адекватна музыке Перселла, обманчиво «сухой» и откровенно страстной, размеренно-витиеватой, с подспудным огнем, загнанным под внешнюю сдержанность. Дух седой архаики в спектакле тоже есть. Главное для Морриса – создать впечатление чего-то ритуального и мистериального, но не изнутри процесса, а как бы со стороны, глазами заинтересованного исследователя. Плюс к тому на историю о доисторических временах отлично ложатся «примочки» современного хореографа. У автора получилось вполне современная экзистенциальная сказка о конфликте максимализма с конформизмом.

«Дидона и Эней» для времени своего создания – образцово-показательное произведение. Тут есть и назидание с моралью, и страсти с фантасмагориями, то есть опера Перселла, как многие опусы барокко, выполняла двойную функцию – учила и развлекала. Моррис тоже желает учить и развлекать, хотя внушить он стремится отнюдь не правила поведения, а скорее зрительскую толерантность – через многочисленные намеки на историю искусств. Вот композиция, заимствованная с античной вазы. Вот «профильные» древнеегипетские позы. Тут узнаются танцы крутящихся дервишей (хотя это из другой, гораздо более поздней и территориально далекой «оперы»), там ворожат «хороводами» из древних западных мистерий. Местами танец похож на многочисленные – лет сто назад – «босоногие» эксперименты с раскрепощенным от классического танца, «естественным» телом, типа опытов Айседоры Дункан. Зрелище напоминает и о постановках эпохи барокко, с их уместной выспренностью и условно-убедительной патетикой. В мире «Дидоны» есть одинокая скамья, низкая балюстрада и аскетическое пространство. Там живут мрачные женщины и нервные мужчины в черных одеждах, с безбрежной чуткостью к музыке (в танце все тщательно разложено «по голосам»). Нам напоминают: эта опера родилась в стране, где со времен елизаветинского театра умеют непринужденно сочетать прозаическое и высокое. Когда на сцене шабашат ведьмы, сцена заполняется сексуальной «игрой мускулами» и нарочито пакостными ужимками (колдунью танцует исполнительница роли Дидоны, женщина-«тигрица» с длиннющими серебряными ногтями, и тема двойников придает спектаклю еще один смысл). Танец матросов, неожиданно пляшущих шотландскую чечетку а-ля Майкл Флэтли, тоже хорошо срабатывает: в самом деле, странно было б, если б простые троянские парни разговаривали на том же языке, что «леди» и «джентльмены» древнего Карфагена.

В общем, Моррис берет там, где может, и делает это красиво. Даже американский модерн-данс, славный жесткой энергетикой и буйными телодвижениями, автором «приглушен», чтобы не противоречить торжественному настрою. Моррис знает, что о мифе можно и нужно рассказывать мифически, то есть и «по канону», и свободно. Время действия спектакля – та история, которую за давностью лет и ненадежностью источников специалисты называют «легендарной». Вот хореограф и создал личную легенду на тему «как это могло быть».

"