Василий Дворцов: "Вот покончу с проклятой войной - будет звездами взорвана ночь!"

Сергей Алиханов

Василий Дворцов родился в Томске в 1960 году. Учился в Новосибирском Государственном медицинском университете, окончил Новосибирское государственное Художественное училище. Дворцов - автор романов: «Аз буки ведал…», «Каиново колено», «Terra Обдория», «Звезда Марии», а также стихотворных сборников и 14 пьес, которые поставлены и идут в театрах страны. В качестве театрального художника оформил более пятидесяти спектаклей.

Он так же художник и реставратор Русской православной церкви.

Творчество и общественная деятельность отмечены премиями: имени И .А. Гончарова, имени В. И. Нарбута, Фонда «Возрождение Тобольска» имени Александра Дунина-Горкавича, «Российский писатель» в номинации «Наставник», имени Н. С. Гумилёва, «Российский писатель» в номинации «Поэзия», «Золотой витязь», имени И. А. Бунина, Святого благоверного князя Александра Невского, имени А. Н. Толстого, имени Эдуарда Володина, журнала «Москва», «Русского переплёта», Патриаршим знаком «За вклад в развитие русской литературы».

Действительный член Академии Российской словесности. Член Союза Писателей России...

Для начала стоит посмотреть слайд-шоу с творческого вечера Василия Дворцова -

https://youtu.be/b4c_eL5M4i0

Словно былинный богатырь современной русской поэзии, Василий Дворцов начал свой бенефис с чтения поэмы «Правый мир», посвященной солдатам Великой Отечественной войны и своему деду Илье Васильевичу Дворцову. Эта поэма — одно из самых трагических и необходимых произведений о войне, — недаром ее изучают в школах!

Формат нашей рубрики не предусматривает публикацию обширных произведений — тем более Василий Владимирович просил обнародовать не более 20 своих стихотворений. Вдохновляющее, замечательное чтение поэмы стало зачином всего Творческого вечера (видео-фильм: https://youtu.be/57P6gR3HqgI).

Архивные документы, посвященные боевому пути Ильи Васильевича Дворцова, я стал искать сразу же после Творческого вечера, поскольку нашел описание боев, в которых сражался брат моего отца, мой дядя Михаил Иванович Алиханов, награжденный Орденом Великой Отечественной войны 1 степени за форсирование Одера в феврале 1945 года, и погибший в мае 1945 года при освобождении Гданьска.

По действующему тогда в Красной Армии Боевому Уставу, каждый день после боев подводился учет ежедневных ротных потерь, а затем писались ходатайства о награждении бойцов и взводных командиров, особо отличившихся в течение прошедшего боевого дня. Эти записи велись полковыми писарями в штабных землянах на пишущей машинке, или от руки при свете керосиновых ламп.

И несказанно повезло! — вот наградные документы Ильи Васильевича Дворцова — они были найдены! Сканы этих бесценных документов выставлены на сайте «подвигнарода.ру»:

https://flic.kr/p/2iyzLJP Илья Васильевич Дворцов — общий перечень наград,

https://flic.kr/p/2iyytYF — ходатайство 1941 г.,

https://flic.kr/p/2iyzLYb - ходатайство 1945 г.,

https://flic.kr/p/2iyzLm9 наградной лист,

https://flic.kr/p/2iyyumz фотография Илья Васильевич Дворцов.

Вот расшифровка: «Ходатайство о награждении лейтенанта Дворцова Орденом «Красное Знамя».

Краткое конкретное изложение личного боевого подвига: «В бою у ст. Погостье 16.09.41 под сильным минометным и артиллерийским огнем противника эскадрон тов. Дворцова был окружен противником.

Тов. Дворцов личным примером храбрости воодушевляя бойцов три раза водил эскадрон в контратаку, при чем было убито и ранено более сорока фашистов. Раненный тов. Дворцов продолжал уничтожать врага, будучи окруженный врагом, наносил ему большие потери. Получив приказ на отход, прорвал кольцо окружения и вывел эскадрон к новому рубежу обороны.

Ходатайствуем о награждении лейтенанта Дворцова Орденом Красного Знамени».

Комиссар 109 кавалерийского полка политрук Нарышок.

После Победы над фашисткой Германией спустя 4 года, уже гвардии майор Дворцов сражается на Дальнем Востоке: «Ходатайство о награждении Гвардии майора Дворцова Орденом «Красной Звезды». Дата подвига 14.08.45.

«За период выполнению боевой задачи гвардии майор Дворцов лично организовывал и руководил переправой и также правильно организовал движение полка по маршруту пустынно-болотистой местности и преодолению Хребта Большой Хинган. 14.08. 45 года на станции Болта лично организовал вылавливание и уничтожение разрозненных групп японцев, засевших на сопках». (Подпись не отсканирована.)

Фотография Ильи Васильевича Дворцова, которая выставлена в начале поэмы его внуком, теперь будет находиться и на сайте «подвигнарода.ру».

Ну а творчество Василия Дворцова уходит корнями - словно в древнерусские богатырские былины — в сражения Великой Отечественной войны, и в этом природа колоссального воздействия стихов Василия Дворцова на слушателей. Поэтический пафос основан на реальных воинских подвигах советских солдат и его деда-героя, которые по боевым подробностям и деталям сравнялись, а зачастую и превзошли былинные предания древнерусских богатырей. И приведенные штабные записи - бесценное тому свидетельство! Время выявило подлинный масштаб сражений, и величие героев Великой. Отечественной войны, которая теперь является новой эпической эпохой в жизни народа.

Ритмическая организация стихов Василия Дворцова зачастую схожа с солдатскими пословицами, и с боевыми поговорками:

Мы шагали с тобой

По дороге крутой.

И тащилась судьба

За военной трубой.

Только ворон кружил

Высоко синевой -

Надо мной и тобой.

Побратим-братан-братушка,

Пополам с тобой ели варево,

И одна у нас была кружечка, -

Да только жизнь по углам все расставила…

Недаром, даже такое мирное, казалось бы, дело как составление «толкового словаря живого великорусского языка» стало возможным исключительно благодаря тому, что военный хирург Владимир Иванович Даль - на войнах! - записывал и вятские, и тамбовские, и курские значения и выражения. Даль принимал участие в русско-турецкой войне, в подавлении польского восстания, в хивинском походе, в дороге, переезжая из конца в конец бескрайней Российской империи с командировочными предписаниями, с подорожными с войны на войну, оперировал раненных солдат. В полковом же обозе шла телега, груженная записками Даля, которая иногда терялась, но потом - слава Богу! - всегда находилась. Телега эта и была гружена будущим словарем…

В просодии Василия Дворцова ощутимы тонические говорные формы, строфам присуща и песенная, и речитативная напевность, свойственные устному, подлинно народному творчеству — и этом природа столь глубокого воздействия:

Кто успел - пусть нет на нём суда.

Кто не смог - навек теперь в стоп-кадре.

Маяком сияла на кокарде

Каждому в судьбе его звезда.

В этом воля наша, господа.

Есть приказ - оставить, пропустить,

Развести им коридор дороги.

Только вот отстрелянные ноги

Не прикажешь снова прирастить.

Чтоб понять всё это и простить:

Говори, сестрёнка, говори,

О любви, о смерти, о любви…

Человек в высшей степени современный, Василий Владимирович ведет и страницу в Фейсбуке. И там он иногда делится стихами, выражающими — с возвышенной грустью —саму мимолетность бытия. Мне бесконечно дороги эти его строки:

Скрипучей порошью бежали

Меж чёрных елей эти дни.

Вокруг мечтали и стяжали,

Кляли и клеили скрижали,

И бесконечно провожали

Созвездий спелые огни…

Бог даст, да обнулятся снова

Зима, отвар, петардный бой.

Меж звёзд счастливая подкова.

Бумажно-снежная основа

Под первопутным скрипом слова.

И одинокости покой.

Поэзии Василия Дворцова посвящено множество статей, аналитических трудов и научных исследований.

Кубанская поэтесса Нелли Василинина, автор многих поэтических сборников, радуется душевному общению: «С первой страницы... Василия Дворцова – сразу погружаешься в богатый, многокрасочный и многозвучный мир, где, казалось бы, знакомые слова обрели новое звучание, более глубокий смысл, может быть, самый глубинный. И слова эти не просто находки, так говорит душа поэта – это ее язык, дыхание, видение, ее движение...

Всего одно слово..., и сразу видишь, какие волны черные, тяжелые, холодные с маслянистом блеском, сразу же ощущается мощь и опасность стихии, чем точнее образ или определение, тем они многограннее, полнокровнее, богаче, ближе к сути вещей. В этом сказывается талант и мастерство.

До глубины души меня тронули стихи, где удивительно нерастраченное, не смотря на то, что с нами в последнее время происходит, чувство Родины, нерасторжимость с ней и поистине сыновья любовь.

Стихи – высоко-художественны, жизненны и глубоки, они – судьба, за которую плачены, по словам автора, «неслыханные цены...».

Прозаик, публицист, главный редактор газеты «Российский писатель» Николай Дорошенко анализирует: «Василий Дворцов - из Сибири…помню как, открывши для себя Павла Васильева, я изумился его сибирской энергии... нас одаривал русским языковым богачеством и богатырством Валентин Распутин…

Вот и читая Василия Дворцова, я вынужден отдавать себе отчет в том, что не только природными кладовыми, но и своей духовной полнотою в наше неурочное время спасает Россию Сибирь.

Но если проза поэта Есенина интересна лишь тем, что её написал гениальный поэт, то стихи крупнейшего современного прозаика Василия Дворцова вполне самодостаточны, они могут стать в первый ряд современной русской поэзии... скажу просто: стихи прозаика Василия Дворцова - это результат его богатейшей художественной оснастки, его внутренней, личностной и изобразительной свободы.

Да, талантливейший прозаик Василий Дворцов всего лишь нетерпеливо бросил мне, читателю, горсть сверкающих поэтических слов, но в них я узнаю так же и вечные, как созвездия в небе, силуэты собственных житейских волнений и опытов...».

Александр Орлов поэт и школьный учитель, присутствовавший на юбилее Дворцова: «В своих стихах Василий Дворцов приглашает всех на братский пир и на это торжество русского слова созываются многие, но разделяют с поэтом праздник избранные, которых он величает сердечными друзьями. Поэзия Дворцова широка и открыта, и эти два определения отражают её духовную глубину. Помимо всего поражает лексическая насыщенность автора. Порой кажется, что он через словесное многообразие народа познал его душу. Поэтому он понятен каждому русскому человеку куда бы ни приводили его дороги жизни или смерти, ведь стихи Василия Дворцова призваны - воскрешать…».

Письмо

Я на север гляжу, где твой дом,

Где зажгла ты огонь у окна.

Город зябнет за тонким дождем,

И по стеклам ползет тишина.

И я вижу твой клетчатый плед,

Как нахохлилась ты над столом,

Абажуром изрезанный свет

Над моим - слишком кратким письмом:

«...Ты прости меня, слышишь, не мог отказать -

Как ребятам по жизни смотрел бы в глаза?

Ты прости, ты прости - все нельзя рассказать...»

Рассказать... Рассказать...

Я на север гляжу, где звезда

Закачалась в ладонях ветвей,

Где когда-нибудь будет она

Отражаться в глазах сыновей.

Что ты! Что ты - не спорю с тобой!

Пусть родится красавица дочь.

Вот покончу с проклятой войной -

Будет звездами взорвана ночь!

«...Мы под самым аулом неделю стоим.

Днем жара, тошнотворный пожарищный дым.

Но нам все-таки легче, чем многим другим...»

Чем другим... Чем другим...

Я на север гляжу, где судьбой

Мне дарованы лучшие дни -

Заградившись панельной стеной,

Были мы бесконечно одни...

Из долины вздымается тень,

Все отчетливей трассы свинца.

Я на север гляжу через щель -

Чтобы снайпер не видел лица.

«...А у дома березы ссыпают листву,

И рябина сгорает в закатном ветру.

Я люблю. Я люблю тебя - значит приду.

Я приду... Я приду».

СИБИРЯК

В моей крови течёт моя страна:

Ленца Днепра и бурный нрав Амура,

Седого Волхова негромкая волна

С Кубанской мутью вешнего разгула.

Во мне связались солнечным узлом,

Сплелись, свелись Господними путями

В единстве объяснимо непростом

Хохол, маньчжур, казак и северянин.

Тесню плечами Запад и Восток,

Ушкуйный свист в усах Тмутаракани.

Но горькой желчью прожигает бок

Чернь Томских изб в крапиве и бурьяне.

Смиренье и бунтарство – маята

В моём сердцебиеньи и дыханьи,

А облаков предгрозных полнота –

Мои моленья и мои дерзанья.

Котомка-память семена хранит,

Что станут виноградом и пшеницей.

А под пятою сонный рыба-кит…

А в волосах гнездующие птицы…

Четыре края с памятью кровей,

Такая щедрость многим и не снилась!

Я переполнен Родиной моей –

Она на мне

во мне

перекрестилась.

ОСИНОВАЯ КУПИНА

Ах, года вы мои золотые!

Вам цена – прокипевшая кровь.

По осенним ландшафтам России

Я вернуться пытаюсь вновь.

Узнаю, и как будто бы заново

Проживаю былые пути:

Перелесок под взорванным заревом,

Выгибаемый ветром, гудит,

Поле мокрое, холм скособоченный,

Над гумном ожерелье ворон.

На коньке пастушок озабоченно

Объезжает разбитый загон…

Так в точь я – в мелкий дождик еланями

Собирав одичавших телят,

В негорячем осиновом пламени

Услыхал, как мечты говорят.

Повело, понесло, позаснежило

В расцарапанных в зиму полях...

Я живым пронесён был по нежили,

Чтобы мир не ценился в рублях.

Чтобы платой за всё – только алая

В сизых мшаниках осыпь осин.

И чтоб золото запоздалое

Уступало богатству седин.

Чтоб сродниться не с опрометчиво

Закопавшим таланты рабом,

А с таким же, предсмертьем освеченным,

Говорившим со мною кустом.

Перед робким октябрьским пламенем

Я стоял не снимая сапог...

Неужели опять то же знаменье?

Тот же мокрый насквозь пастушок?!

Он коня понужает коленами,

Он замёрз, и устал, и сердит.

Только я уже знаю наверное:

Перед ним тихо ангел летит.

И когда пастушок вдруг очутится

За оградой хозяйских забот,

Пусть ему тоже, тоже почудится,

И пусть шёпот листвы позовёт.

Позовёт в города отдалённые,

Там, где люди красивы как сон...

Я здесь вновь, чтобы было позволено

Быть зарытым под этим кустом.

Чтоб под палой листвой отсырелою,

Раствориться в отчизну свою.

Где, сойдясь, пастухи поседелые

Отслужили б по мне литию.

СОНЕТ

Изорванным лиловым покрывалом

Закат укрыл остылые луга.

Сегодня в ночь просыпятся снега –

Последье листьев ветром оборвало.

Несут заряды облака устало.

На фоне леса серые стога

И чёрных елей мокрые рога

Двоятся в озере вечерне-алом.

Вдыхаю дыма зябкий аромат,

И слушаю, как тоненько звонят

В монастыре оконченную службу.

Село томится сиростью дворов.

Но завтра все обиды, беды, нужды

Утешит милость снежная – Покров.

БОЛЕЗНЬ В НОВОГОДНИЕ КАНИКУЛЫ ПОДЛЕ СТАНЦИИ ЗЕЛЕНОГРАДСКАЯ

Скрипучей порошью бежали

Меж чёрных елей эти дни.

Вокруг мечтали и стяжали,

Кляли и клеили скрижали,

И бесконечно провожали

Созвездий спелые огни.

Скучал в ногах роман о Дели,

Чужая жизнь во сны текла.

Но заоконные метели

Такое в мире завертели,

Сплели, напенили, напели

За беспросветностью стекла,

Что хорошо и одиноко,

Скорбей и хворей спив отвар,

Мне гнать от дельты до истока

Деепричастия без срока,

Жизнь отражая многобоко,

Писать-дерзать, пока не стар.

«Не стар» ещё в глазах старушки

Что от меня меня блюдёт.

И двадцать трав в железной кружке

От горя мне (отец наш Пушкин!),

Поправя жаркие подушки,

Как «суперстару» подаёт.

…………………………..

Бог даст, да обнулятся снова

Зима, отвар, петардный бой.

Меж звёзд счастливая подкова.

Бумажно-снежная основа

Под первопутным скрипом слова.

И одинокости покой.

ВИДЕНИЕ

В сраженье есть начало, есть конец:

Начало в тактике, конец в надежде.

Тут ангелы в сияющих одеждах,

Скорбя, склоняют воинский венец.

Венец тому, кто не закончил бой –

Но тело опрокинулось в атаке,

Кто не хотел – но верен был присяге,

Кто в двадцать – не согласен на покой.

Кто добежать пытался до врага,

Достать штыком, не доверяя пуле, –

Но пред глазами огненно сверкнули

Иные, непривычные снега.

И в охватившей полной тишине

Прорезалась мелодия иная.

И поднялась восполненная стая

Солдатских душ к развёрстой вышине.

«Вождей и воев», – звал церковный хор –

«Жизнь за Отечество в полях сложивших».

И всех – тысячелетие служивших –

Соединял заоблачный простор.

ИЗ ПОЭМЫ «ЕРМАК»

Чаша Руси – деревянная птица,

Лебедем-гусем плывёт меж теней.

Громы и ропоты, хмарь и зарницы

Блазью мятутся над ней и под ней.

Да благодать над расщепами крыльев –

Парусом белым парит омофор

Девы Пречистой, и звёздною пылью

Сеется снег с Покрова на простор

Божьего мира под ангельский хор.

Господи Боже, помилуй нас грешных, коли за правое дело стоим,

Даруй соборностью, сладом утеши, не покидай нас дыханьем Своим:

«Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое;

победы православному государю на сопротивныя даруя,

и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство».

Други сердечные, братья-казаки!

Лето за летом, зима за зимой

Держим оплот, не скудея в отваге,

Держимся силою въявь не земной.

Други зарочные! Что совершили –

Всем воздаяния на небесах.

Самых достойных бойцов схоронили,

Их имена – уголья на устах.

Путь наш отмечен в зарубах-крестах.

Други-казаки! Нам брашно не горько,

Нет ни обид, ни занозной тоски –

Шли на Сибирь не по алые зорьки,

Не по кисель у молочной реки.

И не под рабство языки мы клоним,

Стоит ли жизнь соболей да бобров?

Капля за каплей стекает в ладони,

В братину общую общая кровь –

Чашу Руси наполняет любовь.

Верные други мои. Не задули,

Не разметали сложенье углей

Вихри сторукие в бурном разгуле,

Ветры упругие с мёрзлых полей.

Держимся, братья. Держимся, держим

Пламенный круг, за спиною спина.

Разве по силам кому русский стержень

Сбить, раскачать, будь он сам сатана?

Брань наша свята – се в духе война.

Держимся, держим… В натуг без подмоги.

Где ты, Москва? То морок, то туман.

Сбились полки с неторёной дороги?

Грозным Царём не прощён атаман?

Ночи длиннее, скуднее рассветы…

Что не сложилось? Где ты, Москва?!

Теми вопросов, ничтоже ответы.

Тени на лица, свинец в рукава.

Да пламеннее молитвы слова.

Господи Боже, помилуй нас грешных, коли за правое дело стоим,

Даруй соборностью, сладом утеши, не покидай нас дыханьем Своим:

«Спаси, Господи, люди Твоя…

….победы православным христианом на сопротивныя даруя…»

Что намечали, да что получили?

Славно – войну отвели от Руси!

Худо – Кучума в побег упустили,

Где-то, поганый, петляет-лисит

Но не поднять ему больше туменов,

Скрошатся орды в осколки родов

В междоусобицах, в кознях, в изменах.

Лижет пусть падаль лишённый зубов –

Нет для него больше русских рабов.

Нет больше страха бесчестья и боли –

Мирным и робким заступа дана.

Будет отныне, по вере и воле,

Обетованная Богом страна

Равновозможна для промыслов чистых,

Для зачинаний, заделов, затей

Славных и добрых, вовечных и быстрых –

Только усердствуй, ратай и радей.

Эта страна для широких людей.

Господи Боже, помилуй нас грешных, коли за правое дело стоим,

Даруй соборностью, сладом утеши, не покидай нас дыханьем Своим:

«….благослови достояние Твое…

Твое сохраняя Крестом Твоим жительство».

Чаша Руси – деревянная птица,

Лебедем-гусем плывёт на восход.

Солнце встречает её у границы

Тверди небес и превратности вод.

Воды земные и те, что над небом…

Там, на востоке – в шафране румян,

Пахнущий клевером, хмелем и хлебом,

Дышащий ладаном, перлами слан,

В неразделённости ждёт Океан.

Там, на востоке, Русь лебедем-гусем

Путь свой продолжит в кружении звёзд:

Крылья-расщепы узорным убрусом,

Справа воркует сестра-Алконост…

Выше, всё выше – где радость без края,

Где уже в боль ослепителен свет.

Строго безстрастны вратарники Рая…

Трона Христова алмазный стоцвет…

Там о себе Русь исполнит завет.

Свет… Вижу, Господи, Свет.

ИЗ ПОЭМЫ «ПРАВЫЙ МИР»

От Дона до Волги холмы запечённые.

Смесь глины и мела – смесь ржи и пшеницы.

По бурым окоркам полынью горчёные,

Объёмно-обзорные пышки-царицы,

Ковриги, куличища, колобы, просфоры –

От Дона до Волги земля самобранка.

И вкусно так чудится – звёздами острыми

Осолено небо в заре-вышиванке.

Придите, вкусите! Народы, народности,

Входите в чертоги для братского пира!

Просторно для песен, бесед в беззаботности,

Привольно для дружбы, вольготно для мира.

Изведайте, гости, заветной сердечности.

Священные земли от Волги до Дона

Приподняты к истине, вздыблены к вечности –

Здесь небо прозрачно до Отчего трона.

Здесь слово – молитва, хоть криком, хоть шёпотом,

Здесь мысль – сразу сила, что горы воротит.

Но! Эхо прошения скатами грохота

Накроет неправого, громом смолотит.

О чём вы молились? Чего ж вы так жаждали?

Пришедшие ныне с закатного края?

Окопами взрезана пышечность каждая,

И бомбами крошатся в пыль караваи.

Кто вы? На каких языках ваши ропоты?

Германо-романские, кельтские вскрики…

Хворит одержимостью ваша Европа там

Под новым вождём, сатанински безликим.

Мы звали гостей в наши земли сычёные,

Но вы-то не гости – пустые глазницы…

От Дона до Волги холмы запечённые –

Смесь крови и пыли – смесь ржи и пшеницы.

Ковриги, куличища, колобы, просфоры –

От Дона до Волги земля в урожае.

Но пышат зарницы тротилом и фосфором

И режутся, крошатся в пыль караваи.

***

Орёл скользил по плевре синевы,

Раскинувшись аршинными крылами.

В край неба надувными куполами

Круглились дальних облаков главы.

Под ними зыбился чуть видно Дон

В осеннем стыло-студяном томленье –

То голых ив сквозное обрамленье

Финифтью оттеняло халцедон.

Орёл парил, за кругом круг скользя,

Всё более сползая в скос востока.

Ещё чуть-чуть, совсем ещё немного –

Его захватит низовой сквозняк!

Его погонит, сломит и сомнёт

Туда, где смута падями густится,

Но с клёкотом взметнулась к солнцу птица,

Аршинными крылами силя взлёт.

А с той неизмеримой высоты –

Бугры, холмы – как вздохи тяжкой глины

Между изложин и платформ целинных,

Как панцири могильной пустоты.

Холмы делили водосборы рек,

Что круто развели пути варягов:

По Волге плыли к персам, в царства магов,

По Дону – к грекам, мимо печенег.

Валами здесь возлёг водораздел,

Определив судьбу Руси-России

От мучеников до апостасии –

Святой страстотерпения удел:

От Волги мы язычились огнём,

Семарглами, велесами, сварожьем,

А с Дона встретили единобожье,

Фаворский свет теперь навечно в нём.

Всё круче птица восходила ввысь,

Всё шире разрастались её крылья…

Вдруг звёзды заискрили тонкой пылью

Вкруг солнца распахнувшихся кулис!

Орёл достиг космической каймы,

Тень крыльев перекрыла пол-Европы.

По ней волнами нового потопа,

Дымы, дымы… Одни дымы, дымы…

Земля горела... Мокрая земля,

Осенняя, остудная, пустая.

Познавшая ненужность урожая,

Нематеринской зряшностью боля…

От Дона к Волге по её груди

Катили, топали, ползли, летели,

В двенадцать языков взахлёб галдели

Язычеств древних новые вожди.

На тех же междуреченских холмах

Вновь для Руси-России перепутье:

Что Запад? Что Восток? – Везде, по сути,

Чужая кабала в желаньях и в умах.

Уйти иль устоять?.. Заклад стократ…

И вот сошлись, собрались миллионы,

Упёрлись лбами тьмы Армагеддона –

Настал твой час, Царицын-Сталинград!

Час вне часов – он как последний вдох.

Пять месяцев, то пыль, то снег вздымая,

С холма Мегиддо на курган Мамая

Сходила злоба браней всех эпох.

Сводилась лютость древних упырей,

Чтоб ей сгореть в огне упорной веры –

Алтарь войны – алтарь любви без меры,

Нет на земле святее алтарей.

Нет в свете более любви, чем та,

Что за своих друзей теряет душу.

Она весь мир собой несёт и дюжит:

Солдата смерть есть исповедь Христа.

А тем, кого призвали в судный бой,

Кому досталось самой полной чашей

Черпнуть, глотнуть от ярости кипящей,

Но выжить – тем не жить собой…

Два миллиона улеглось во рвах,

В окопах, блиндажах, воронках,

В траншеях братских… Чьи-то похоронки

Доныне шевелят сиротский страх.

Два миллиона… ровно пополам

Разделены не кровью, а идейно:

Налево – царство расы безраздельно,

Направо – мера счастья по делам.

…Метель волнами бьёт под Млечный мост.

Колонны танков, сонмы самолётов,

Ряды колючки и гнёздовья дотов –

Орлу уже не разглядеть из звёзд.

Уже не различит он за пургой

Рысящий в ночь разъезд казачий

В надежде боевой своей удачи.

Миры иные ближе, звонче, ярче…

Орёл, прощай! Тень скрылась за Луной…

Завещание

Помяните меня лопухи,

Мать-и-мачеха и ракиты, -

Я под Грозным споткнулся убитым,

Когда дома кричат петухи.

Я под утро остыл на камнях,

Изукрашенных рыжими мхами,

Когда в избах огни потухали,

И мальчишки неслись на конях.

На росистый укошенный луг

Табунок топотал врассыпную,

А у мамы по сердцу хлестнуло,

Коромысло упало из рук:

Как любил я в июльский рассвет,

Разбудив стрижей щебетанье,

Мимо окон своих без дыханья,

Без седла на покос пролететь.

Я любил белой глины откос,

Дебаркадер, позыв теплохода.

Я любил по болотам охоту -

Помяни же меня, старый пес.

На малиновой зябкой дали

Фиолетом кружавят березы.

Жемчугами кукушкины слезы

Кто-то сеет на бархат земли.

Коротает не годы, а дни

Наша лодка с ободранным днищем.

Куличок, пробегая, просвищет...

В нашем крае - бесценном и нищем -

Куличок, ну и ты - помяни.