Президент журфака МГУ Ясен Засурский

– Вместе с адвокатом Станиславом Маркеловым была убита студентка журфака Анастасия Бабурова. Как вы восприняли ее гибель?

– Ужасно. Весь факультет до сих пор этим очень подавлен. Нет уверенности, что это убийство было за ее статьи. Но сам факт, что убили человека в центре Москвы, у храма Христа Спасителя...

– Многим студенткам журфака родители и знакомые сейчас говорят: «И ты хочешь так же погибнуть!?». Что бы вы ответили на такой вопрос?

– Я всегда предупреждаю тех, кто идет на факультет, что журналистика – очень опасное дело. Говорю об этом в «День открытых дверей». Но ребята все равно поступают. Почему? Мне кажется, потому, что преданы профессии. НТВ несколько лет назад даже сняло фильм «Убить журналиста». Отстрел журналистов – это факт, и он отражает ситуацию с охраной порядка и с безопасностью в стране. У адвоката Маркелова еще было дело химкинского редактора (Михаил Бекетов, главный редактор газеты «Химкинская правда» – «НИ»). Его изуродовали, он до сих пор в больнице и еле жив. Там речь шла о защите леса и злоупотреблениях власти. Его избили, и никто официально не сказал ничего по этому поводу. Здесь погибли два человека, и тоже никаких официальных заявлений не последовало.

– Почему?

– Не знаю, почему. Среди бела дня убили адвоката. Это все равно как парламентера убить, когда идут переговоры воюющих сторон. Адвокат – это же посредник. Он не участвует в делах, а просто помогает разобраться. Его убили. И убили девочку. Просто так. Это-то и тревожит.

– И все же, как вы считаете, повлияет ли случившееся на количество желающих поступать на журфак?

– Думаю, что нет. Мне кажется, что в обществе очень сильно стремление противодействовать всему этому. Общество понимает важную роль журналистов, как и адвокатов. Хотя поддержки от силовых структур нет. Убийц журналистов не находят. Ни в случае Политковской, где есть только догадки. Ни в случае Холодова – дело развалилось в суде. Никто журналистов не защищает. Других тоже не защищают, но журналисты – на виду.

– Что мог бы сделать журфак, чтобы таких случаев не было?

– Создать свою милицию мы не можем. Или какую-то охрану. Только просить вас об этом написать и привлечь внимание. Когда убили Холодова, «Московский комсомолец» организовал достаточно мощную демонстрацию. Сейчас даже это не просто. Люди принесли цветы к месту убийства, и там с ними пытались разбираться. Хотя ни речей, ничего не было.

– А ввести какой-то курс самообороны, поведения в критических ситуациях?

– У нас есть курс «Гуманитарное право». Это право, которое действует во время войны. У нас есть группа студентов, которых обучают, как вести себя во время боевых действий, при террористических атаках. Но я не знаю, как бы посоветовали специалисты действовать Насте Бабуровой. Стоять и ждать, пока застрелят и ее? Она инстинктивно бросилась на защиту. И ее убили.

– На войне «Гуманитарное право» защитит. А в городе?

– В городе, конечно, опаснее. Никаких специальных упражнений, как уклоняться от пуль, у нас нет. В условиях войны можно носить бронежилет, прятаться. Но как можно помочь девочке, которая идет с адвокатом? Идти на расстоянии и с ним не разговаривать? Меры предосторожности понятны во время войны. А в мирное время, я думаю, меры по защите журналистов должны принять власти. И защищать их не как журналистов, а как граждан. Журналист в защите не нуждается. Потому что если его будут защищать, он работать не сможет. Например, вам нужно пойти куда-то, взять интервью, и вы не хотите, чтобы все знали, куда и зачем вы идете. Если журналисту давать охрану, он потеряет возможность собирать конфиденциальную информацию. Большинство преступлений против журналистов связаны с коррупцией. И отсутствие мер защиты косвенно поддерживает коррупцию. Коррупционер нанял, и все. Казалось, что это ушло в прошлое, в 1990-е годы…

– Насколько правы те, кто говорит, что мы возвращаемся в 90-е? И в плане экономической нестабильности, и в плане разборок на улицах.

– В плане экономической нестабильности – пока еще несправедливо. В отношении разборок на улицах – таких фактов тоже немного. Но уже не один случай.

– Почему кризис затронул журналистов одними из первых? Снижение зарплат, сокращения, закрытие изданий…

– Когда начались экономические реформы в 1992 году, первыми тоже пострадали журналисты. Когда подорожала бумага, полиграфические услуги, стали собирать арендную плату. А рекламы не было. Какая реклама в 1992 году?

– Но тогда был переход к рыночной экономике. А теперь мы живем по рыночным правилам и все равно оказались не готовы.

– Кончено. Доля газет на рынке рекламы и до кризиса была очень невелика. Таковы особенности нашей экономики. В ее основе – сырьевые ресурсы: нефть, газ, металл. А рекламу дает промышленность легкая, пищевая. Она тоже стала подниматься и какую-то рекламу давала. Но цены стали расти, и возможности давать рекламу уменьшились. Поэтому нужны новые меры поддержки прессы. Нужен контроль над ценами на бумагу. В нашей стране эти цены несправедливые. Российская бумага стоит дешевле за границей, чем у нас!

– Что журналисты сами делали не так?

– Журналисты не думали, что кризис наступит. Они, как и все граждане, были настроены легкомысленно. Нефть идет, и хорошо. В первом номере петровских «Ведомостей» была статья, что около города Казани нашли нефть, и можно качать и качать, надолго хватит. Вот ее и качали 300 с лишним лет. А оказалось, что теперь нефти избыток. Все качать научились. Этого не учли. Журналисты могли бы лучше анализировать экономику. Наверное, мало писали о том, что нашу экономику нужно разнообразить. Что не может она быть только сырьевой. Что о потребителях нефти и газа нужно думать, а не отпугивать их высокими ценами.

– Журналисты о потребителях своей продукции думали?

– Мало, конечно. Хотя хорошие газеты есть. Плохо думали в том смысле, что сегодня нет большого разнообразия в нашей прессе. Основные доходы от рекламы у нас получает телевидение, и оно о потребителях думает. Но это называется «привлечь любым образом». Сейчас наступила новая эпоха развития журналистики. Появились цифровые технологии, газеты издаются в двух вариантах – печатном и виртуальном. У многих московских газет интернет-версии очень хорошие. А вот у газет вне Москвы часто слабые. Мы забываем, что Интернет позволяет газете выполнять те функции, которые раньше выполняло только радио – очень быстро сообщать новости.

– Следует ли отказываться от бумажных версий?

– Бумажная версия все равно важна. Вы посмотрите номер и уже узнаете, что в мире происходит. Кроме того, в газете можно прочитать аналитические материалы. Когда люди перестают читать газеты, у них падает уровень мышления. А газета учит думать. Режим онлайн же помогает придать этой аналитике еще и оперативность.

– Как повлияет кризис на свободу слова?

– Хорошо не повлияет. Критических материалов станет меньше. Просто потому, что для них останется меньше площади. Если только газеты не оказывают поддержку тем, кто попал в кризис.

– Насколько оправдан запрет властей не употреблять слово «кризис» в новостях государственных телеканалов?

– Есть поговорка: «Если спрячешь голову в песок, это не значит, что ничего не происходит в мире». Есть несколько таких приемов. Первый – не писать. Второй – не называть кризис кризисом. У американцев даже есть система создания «слов прикрытия». Они не говорят про бомбежку, а говорят про вылеты в район дислокации вражеских войск. Третий прием – отвлечь от трудностей при помощи развлечений. Но надо не отвлекать от трудностей, а помогать их преодолевать. Выяснить, почему кризис. Мы перешли в новую экономику и очень успешно боремся со старой, советской. Подшучиваем над ней, говорим, какие были очереди. Но как научиться жить в условиях кризиса? Ведь рыночная экономика предполагает кризис.

– Сами журналисты кризис могут спровоцировать? Будут писать, пугать, и он в конце концов наступит.

– Пугает людей резкое падение рубля. У нас все привыкли мерить ситуацию в экономике соотношением между рублем и долларом. И вы же не можете написать, что рубль не падает? Это не от газет зависит.

– А какую пользу пресса может извлечь от кризиса?

– Никакой. Единственное – сейчас газет и журналов в России больше, чем есть или может быть рекламы. Так вот санитарную функцию кризис выполнит. Слабые газеты, не имеющие читателей, могут погибнуть. Сильные выживут за счет более прицельного поиска аудитории, которая привлекала бы рекламодателей.

– Вы говорите, что должны погибнуть слабые. Но пока что гибнут сильные, которые ищут, экспериментируют, пусть не очень успешно. А, как правило, самые слабые – это государственные газеты. Но они прекрасно живут и выходят, несмотря на кризис.

– Это уже проблема государственной политики. Но есть и «Российская газета», которая сервильностью не отличается.

– Зато многие другие отличаются. А теперь благодаря кризису они становятся монополистами.

– Необходимо, чтобы в сфере массовой коммуникации действовало антимонопольное законодательство, был обеспечен плюрализм. Нужно прописать в законе «О печати» запрет на монополию одного телеканала, одного издания. Во многих странах существует ограничение тиражей на одном рынке, даже когда есть несколько газет.

– Но как этот плюрализм обеспечить, когда в районе выходит одна газета администрации, а на вторую, частную газету, просто не наберется рекламы?

– На Западе, в Америке, например, малые газеты очень успешны и прибыльны. Но для этого нужна другая культура торговли прессой, нужна реклама и производители, которые борются за покупателя.

– Как должно меняться в связи с кризисом журналистское образование?

– Оно должно точнее ориентироваться на потребности индустрии. Журналистов нужно готовить универсальных, которые могут работать и в бумажной прессе, и в онлайне, и в голосе на радио. Еще журналисты должны стать аналитичными. Информация важна, есть мобильные средства коммуникации, но умений анализировать события нашим изданиям недостает.

– Может, стоит сократить прием на журфак? Ведь в газетах сокращения?

– Газеты у нас – не главные потребители. Растет количество радиостанций, телеканалов. Развивается Интернет. Спрос достаточно велик, и нужно добиваться экономического здоровья журналистики. Но это зависит от успешного развития экономики, прежде всего, малого и среднего бизнеса. Когда он будет, пойдет реклама, в том числе в районные газеты.

– Насколько журналистика сейчас экономически больна?

– Достаточно сильно. Потому что ресурсы печатной журналистики очень невелики. В прошлом году из десяти миллиардов долларов рекламы газеты получили только полмиллиарда. Все остальное ушло на телевидение.