Posted 27 октября 2003,, 21:00

Published 27 октября 2003,, 21:00

Modified 8 марта, 09:42

Updated 8 марта, 09:42

Стивен Петронио

Стивен Петронио

27 октября 2003, 21:00
«В моей жизни было много потерь»

– Ваш спектакль посвящен трагедии 11 сентября. Вы в тот день были в вашем родном Нью-Йорке?

– Я репетировал в Лондоне, когда позвонил друг и начал рассказывать мне об этом. Я подумал, что это розыгрыш, и бросил трубку. Поверил, когда увидел по телевизору, как самолет таранит башни-близнецы. Лучше, если бы я был в эти дни все-таки в Нью-Йорке... Когда три недели спустя вернулся домой, я был потрясен. Когда на машине ехал из аэропорта, с трудом пытался убедить себя, что это мой дом, что это тот самый Нью-Йорк. Даже спустя три недели дома были оранжевого цвета, а в воздухе стоял жуткий запах пережаренного барбекю.

– Многие американские артисты в те дни прервали свои гастроли, кинорежиссеры приостановили свою работу. Насколько я знаю, вы этого не сделали.

-–Для меня эта трагедия стала своеобразным афродизиаком, она побуждала работать дальше и создавать новые спектакли. И таких людей, как я, поверьте, в Америке много. Чтобы преодолеть трагедию, нужно было преодолеть страх внутри себя, доказать всем, что жизнь продолжается. Поэтому люди сильные не опускали руки, а строили дома, продолжали заниматься бизнесом. Почему-то все привыкли воспринимать Нью-Йорк, как вид на открытке, как фотографию в глянцевом журнале. Что касается меня, это мой родной дом, и я знаю, что этот город не глянцевый – он живой... В моей жизни было много потерь – я потерял уже много друзей и близких. Но это ведь не значит, что нужно складывать руки и идти ко дну. Жизнь продолжается!

– В Москве вы впервые. Какой вы ее представляли, что здесь успели посмотреть?

– Посмотреть почти ничего не удалось. Красная площадь и отель. Мы приехали позавчера. График очень жесткий: репетиции, выступления, немного времени на сон. Но Москва для меня -–это Большой театр, где работают потрясающие танцоры. Я несколько раз видел их выступления на гастролях в Америке.

– Кстати, в Америке вас называют Нуреевым современного танца. Причем не только за безукоризненную технику исполнения, но и за эпатажные выходки. Говорят, как-то в Лондоне вы даже занимались любовью прямо на сцене.

– Да, это правда. Но, во-первых, это происходило не на сцене, а в галерее современного искусства. К тому же это скорее художественная акция – инсталляция. То был период в моей жизни, когда хотелось доказать, что танец в двадцатом и двадцать первом веке – это не только красивые движения, но жизнь, где есть место всему: и сильным чувствам, и тяжелому труду, и, конечно же, сексу. Это была попытка сделать танец более реалистичным. Конечно, люди восприняли эту акцию очень по-разному. Но в тот момент мне важно было почувствовать себя свободным во всех отношениях.

– Сегодня многое меняется, и современный танец вслед за балетом становится искусством элитарным – он интересен немногим.

– Что касается Нью-Йорка, несмотря ни на что, город становится все богаче и богаче, и некоммерческое искусство постепенно вытесняется. Это правда. И танец тоже меняется – теперь это часть театра, в нем много от драматического театра, много от цирка. Что же до меня, то я не пытаюсь следовать моде, а привнести современность в танец другими путями.

– То есть сегодня вы – консерватор?

– Хотелось бы надеяться...

"