Posted 27 июля 2004,, 20:00
Published 27 июля 2004,, 20:00
Modified 8 марта, 09:49
Updated 8 марта, 09:49
Сестра моя, смерть
После спектакля Томаса Остермайера «Концерт по заявкам» (Сoncert a la carte) стало окончательно понятным, что последнее увлечение телевидения – реалити-шоу – вещь ну для очень бедных. Быть по-настоящему естественным, достоверным и живым под взглядом сотен пристрастных зрителей – задача, которая по плечу только большому актеру. Такому, как Анн Тисмер, сыгравшая в «Концерте по заявкам» мадемуазель Раш. Нужно было обладать мастерством Анн Тисмер и ее бесстрашием, чтобы сыграть мадемуазель Раш на пределе достоверности. Видимо, это была любопытная задача для актрисы, недавно перешедшей в театр «Шаубюне» и ставшей здесь примой – после Норы в «Кукольном доме» Ибсена сыграть одинокую старую деву, живущую в своей небольшой квартирке где-то в пригороде.
Сценограф Ян Паппельбаум выстроил на сцене абсолютно достоверный интерьер дешевой аккуратной квартирки с диваном, который на ночь раскладывается, как кровать. Со столом, за которым и едят, и работают. С крохотной кухонькой, где тряпочки сушатся на дверцах полок. С совмещенным санузлом. В маленькой банке на полочке плавает крохотная золотая рыбка (дальний отзвук огромной рыбины в гигантском аквариуме буржуазного дома Норы). У каждой вещи долгая биография. Легко представить, как хозяйка выбирала и покупала в магазинах и на распродажах все эти приметы уюта: пластиковый поднос на ножках для чашки кофе и подушки с аляповатыми рисунками. Пока не раскрылась дверь, вещи можно разглядывать, размышляя, как стерся быт современной горожанки: ни за что не отличить среднестатистическую квартиру в Берлине и Лондоне, Москве и Нью-Йорке.
Ключ поворачивается в двери, и входит женщина, из тех, про которых говорят «без возраста»: мышиный хвостик, сильные очки, строгая юбка, бесформенная сумка. Она выложит продукты, кинет корм рыбке. Аккуратно снимет колготки и кинет их в корзину с грязным бельем. Наденет зеленую домашнюю кофту, а поверх поясницы розовую шерстяную полосу, «от радикулита». Закурит сигарету и уставится в экран телевизора, где юные голоса рекламируют чудодейственные свойства очередного продукта.
За весь часовой спектакль героиня Анн Тисмер не произнесет ни одного слова (люди вообще редко разговаривают сами с собой и произносят монологи только из любезности к драматургам). Несколько раз мадемуазель Раш вздохнет, несколько раз всхлипнет от боли, когда по неловкости и близорукости врежется коленкой об острый угол дверцы кухонного ящика. Удовлетворенно рыгнет, съев вкусный бутерброд. Издаст вздох облегчения, вставая с унитаза, на котором долго мучилась по «большой нужде».
Томас Остермайер и его актриса не пропускают и не боятся ни одной подробности: для них нет «некрасивых моментов». Когда-то герой Достоевского Макар Девушкин очень переживал из-за господ сочинителей, которые могут застать человека «в неглиже» и вывести его в таком виде на публику. Вопреки ожиданиям Девушкина зал не смеется над близорукой старой девой, а скорее благодарно вздыхает на каждый узнаваемый момент. Вот героиня присела к компьютеру и запустила пасьянс «косынку». А вот аккуратно постелила кровать: разложила диван, достала из шкафа постельное белье и одеяло. Положила горку подушек с думкой наверху. А поверх думки – маленькую плитку шоколада на ночь.
Анн Тисмер создает у зрителей ощущение, что они действительно смотрят в скрытую камеру на человека об этом абсолютно неподозревающего. Она лепит свою героиню мельчайшими жестами, микроподробностями. Семенящая походка, суетливые движения. Постоянная внутренняя напряженность, что что-то сделала не так. Манера делать бутерброд – почти роман. Как сыр режется на малюсенькие квадратики. Как на каждый квадратик кладется четвертинка сорванного с домашнего огорода листочка мяты. Манера стирать колготки – психологическая новелла. Как на спинку стула вешается полотенце. И только на него выстиранные невесомые, тщательно расправленные колготки, чья красная цена пара евриков.
За час спектакля у тебя возникает ощущение, что ты можешь рассказать об этой мадемуазель Раш практически все: и детство, и школу, и про контору, где она работает. И про то, куда она ездит отдыхать. И про ее праздники в компании таких же безвозрастных и безрадостных дев.
Когда-то схожее ощущение радостного узнавания живой жизни на сцене дарил спектакль Анатолия Васильева «Взрослая дочь молодого человека». Там жарили настоящую яичницу на настоящей плите. Резали настоящие овощи в салат «Столичный». И густота быта была необходимым фоном для «правды чувств». Последние годы внимание к точности бытового обихода куда-то исчезло из нашего театра. Бытом стали пренебрегать, предпочитая условное пространство где-то там, среди безликих вещей из театральных мастерских. Характерно, что главный реформатор немецкой сцены Томас Остермайер в своих спектаклях (скажем, в показанных в Авиньоне «Войцеке», «Кукольном доме», «Концерте по заякам») упорно возвращает театр к точности бытового антуража, к почти натуралистической достоверности актерской игры.
В сверхплотную атмосферу бытового спектакля Остермайер вводит сцену, когда за окном героини неожиданно появляется певица, чей голос звучит по радиоприемнику. Протягивая руки к героине, она поет о любви, страданиях, страсти – обо всем том большом мире, вне которого живет в своей квартирке мадемуазель Раш. В финале спектакля героиня тщетно пытается заснуть. Читает книгу, пьет воду. Закрывает форточку в туалете. Проверяет краны. Потом достает снотворные таблетки. Аккуратно глотает одну и запивает водой. Потом высыпает на стол оставшиеся. Изучает их, поднеся вплотную к подслеповатым глазам. Глотает еще одну. Потом еще. За столом сидит одинокая фигурка, которая уже не может удержаться на стуле. Какая-то сила неуклонно тянет вниз хрупкое тело. Свет начинает расплываться и меркнуть. Где-то там, в маленькой квартирке, не стало еще одной одинокой мадемуазель. Еще одна неприкаянная душа растаяла в холодном мировом пространстве.