Гений в страсти

История отношений Родена и Камиллы – находка для Бориса Эйфмана, любящего воплощать в танце издержки человеческой психики. Клодель, ученица и любовница скульптора, была с ним 15 лет, но в качестве творца не достигла и половины его успеха. После разрыва со знаменитостью Камилла нащупала самостоятельную дорогу в искусстве, но ее психика дала трещину, и родные упрятали женщину в сумасшедший дом, где она провела три десятилетия. В спектакле испепеляющую страсть сменит такого же градуса ненависть, поглотившая, по Эйфману, былые чувства Камиллы и Огюста. А все от того, что творцов-эгоистов «загрызла» взаимная профессиональная зависть.

Еще до премьеры (прошедшей в рамках фестиваля «Черешневый лес») можно было не сомневаться, что хореограф выжмет из истории все эмоциональные соки, в чем ему поможет вышколенная до совершенства труппа. Так и случилось. Создавая балет, Эйфман явно вдохновлялся мелодрамами из немых кинофильмов эпохи Родена. Чувства на сцене преувеличены настолько, что, кажется, их рассматривают под микроскопом. Музыкальная нарезка из Равеля, Сен-Санса и Массне скачет галопом. Два часа сценического времени пролетают в тотальной взвинченности персонажей. Их (если говорить о главных) всего три – Роден, Камилла и жена скульптора Роза. Вокруг мятущихся героев кружится безымянная толпа – посетители парижского кафе, сумасшедшие в психушке, крестьяне в деревне и арт-критики в городе (последние, по Эйфману, крайне противные люди).

Балет начинается с конца: Роден навещает больную Камиллу и предается воспоминаниям. Вот мастерская, в которой разбитные подмастерья, дурачась, бегают «паровозиком», а нахальные натурщицы стреляют глазками и вертят попками. Здесь встречаются статный и красивый – в отличие от исторического Родена – мастер (Олег Габышев) и его экзальтированная ученица (Любовь Андреева). Между ними начинается, как выразился Эйфман, «духовный и энергетический обмен». Роден сажает девушку на крутящийся подиум, где начнет сгибать и гнуть ее конечности (то есть искать и находить вдохновение), а потом смешает бурные поцелуи с эстетическими восторгами. Развертывается цепь дуэтов, в которых совместная лепка шедевров плавно переходит в секс, а потом – в скандал. Между выяснениями отношений (они похожи на бои без правил) Роден творит в одиночестве. Роль исходного материала играют скрюченные тела танцовщиков, которые неистовый Огюст увлеченно щупает руками. Из-под его рук на наших глазах вырастают скульптуры. Камилла мнет в руках комок глины и периодически выкручивает руки-ноги пластилиновой фигурке. Это вызывает творческую ревность Родена (и соответствующие нервные телодвижения), но любовница в долгу не остается: она не может спокойно пережить известность друга. Ее па полны ярости, и скульпторша все больше становится похожа на фурию.

Масла в огонь подливает мученица-жена Роза (Нина Змиевец), похожая на унылую старую деву – она в буквальном смысле виснет на обожаемом супруге. Муж, в свою очередь, то злобно отталкивает надоевшую «половинку», то покорно ест поданный ею обед, а то с ностальгией вспоминает их знакомство в деревне, когда задорная селянка с венком на голове пленила заезжего горожанина. Творец все больше и больше неспокоен – он бросается на любовницу-конкурентку, как коршун на добычу. Да и жена вконец достала, пробудив у неверного мужа муки совести. Бросив своего мужчину (или наоборот), Клодель пытается забыться в разврате: она приходит в кафе, где кипит канкан и находится новый любовник, но не может насладиться, поскольку Роден остался в ее мыслях. Итог, как известно, печален: неудачница попадает в дом скорби, где товарки в белых чепчиках танцуют в обнимку с подушками, прижимая их к животам. При этом девушки шипят, как рассерженные гусыни и отнимают у бедной Камиллы ее глину, отчего даму мучают наглядные кошмары. Родену же ничего не остается, как забыться в творчестве – он истово стучит молотком по глыбе мрамора.

Надо сказать, что расклад как сюжетный, так и пластический полностью исчерпывается в первом действии. Второй акт почти повторяет первый: милые бранятся, психозы нарастают, а творец снова рвется на психологические части, хватаясь то за сердце, то за голову, то за почки. Но познавательное значение балет имеет. Во всяком случае, в зрительном зале рядом с автором этих строк оказались девушки, которые весь антракт просидели, уткнувшись в ноутбук. Они искали репродукции роденовских работ и пытались определить, что именно «вылепил» сценический скульптор из тел кордебалета.