Актер Александр Филиппенко

– Александр Георгиевич, когда можно ждать ваш моноспектакль «Один день Ивана Денисовича» на сцене Театра имени Моссовета?

– Показ назначен на 9 февраля, и дата выбрана не случайно. В этот день в 1945 году на фронте был арестован капитан Александр Солженицын, впоследствии разжалован и приговорен Особым совещанием к восьми годам исправительно-трудовых лагерей и ссылке по окончании срока заключения. Причиной послужило письмо к другу, в котором Солженицын покритиковал советский строй. Цензура прочитала письмо и сочла его преступным.

– Помните, как открыли для себя Солженицына?

– Это имя не нужно было открывать. Он появился сразу для всех после публикации в 1962 году в журнале «Новый мир» (это было как вспышка молнии). И я, прочитав «Один день Ивана Денисовича», пережил потрясение, как и каждый читавший, – понял, что живу в одно время с классиком. И повесть его – из разряда тех книг, которые должны быть в домашней библиотеке.

– Поэтому впоследствии и выбрали «Ивана Денисовича» для постановки?

– С этим театральным проектом все получилось неожиданно. Мне позвонила директор Библиотеки иностранной литературы Екатерина Юрьевна Гениева и предложила поучаствовать в интересном проекте. Наша и чикагская публичные библиотеки обсуждали одну книгу. Сначала был Фолкнер, а теперь читатели выбрали «Один день Ивана Денисовича», и Екатерина Юрьевна попросила меня прочесть на заключительном вечере отрывки из повести. Я сразу сказал «да» и тут же позвонил Давиду Боровскому, с кем был прекрасно знаком по моей работе на «Таганке» в начале 70-х. Мы встретились с ним ночью в Овальном зале, походили, все осмотрели. Вдруг Давид говорит: «Давай рояль колючей проволокой обмотаем». Потом посмеялся и предложил мне читать на фоне большой, три на четыре метра, карты ГУЛАГа. Перед картой стоит табуретка, на ней бутылка от кефира и в ней как букет – три колючие проволоки. А еще предупредил: «Александр, только никаких бушлатов. Ты будешь читать в костюме-тройке».

– И вы последовали совету художника?

– Конечно, и всегда играю этот спектакль в классическом костюме. А придуманная Боровским карта ГУЛАГа, испещренная черными точками разбросанных по всей стране лагерей, – это основное в моем спектакле. Но вот совместной работы с Давидом у нас, к сожалению, не получилось. Это был 2006 год – вскоре после нашего с ним разговора Давид уехал в Колумбию на открытие своей персональной выставки и там умер. В моей записной книжке стояла дата встречи с ним, которая, к сожалению, совпала с поминками. Но, несмотря на эту ужасную потерю, я сыграл «Ивана Денисовича» в Библиотеке иностранной литературы. Это был большой официальный вечер с последующим обсуждением произведения. На вечер пришла Наталья Дмитриевна Солженицына, и мы проговорили с ней целый час. Между нами состоялся чудесный разговор. И я думаю, что Наталье Дмитриевне понравилась постановка, потому что она и потом не раз приходила на спектакль и даже давала советы, как найти ключ к точному образу Шухова. Например, сказала: «Александр, меньше графики, больше акварели. У Шухова нет готовности к восстанию. Внутреннее смирение, но при глубоком чувстве достоинства. Вы знаете, у него такое «тихое достоинство». Ковыль клонится, но не ломается. Не хитрить – вот это важно. Чистая радость, не ястребиная. Не злобливость, не злопамятность». Я ответил Наталье Дмитриевне, что наш ректор Щукинского училища Борис Евгеньевич Захава в свое время поставил бы за это зачет по режиссуре. А вот Александр Исаевич, к моему сожалению, спектакль не видел, но передал через Наталью Дмитриевну мне книгу с автографом: «Александру Георгиевичу Филиппенко – попутного ветра! 25 мая 2006 года».

– Как публика реагирует на вашу постановку?

– Как только спектакль появился в моем репертуаре, из разных городов стали звонить. Все хотели услышать слово Солженицына. И сегодня хотят. Очень памятной для меня была поездка в мемориальный музей-лагерь «Пермь-36», где в свое время сидели политические заключенные. В то время там много сохранилось: реальная пилорама, реальная зона, вышки, бараки и колючая проволока. И когда я говорил текст Солженицына: «…А вот от тех дальних вышек пока часовой дотопает…» – и показывал рукой (а там действительно реальная вышка), это усиливало драматический эффект. Иногда казалось странным, что зрители на этом спектакле смеются. Но ведь там и в тексте уже был заложен определенный посыл, вчитайтесь. А я, как рыбак, «вожу» зрителей по тихим заводям, а потом внезапно – хлоп! – и вы у меня «на крючке». Юмор сменяется болью за человеческую судьбу, загубленную в сталинских лагерях... И всегда в финале все встают, как в минуту памяти.

– А постоянной прописки у «Ивана Денисовича» никогда не было?

– Постоянной площадки у спектакля не было, пока однажды я не предложил Эдуарду Боякову «пригреть» у себя в театре «Один день Ивана Денисовича». Так спектакль на время обрел свой дом в «Практике». В те годы это был очень популярный молодежный театр, куда приходили родители и приводили своих детей. И вот однажды, уже после спектакля, пришел сын Давида Боровского Александр, тоже художник. Я начал прогон для него одного. Через пять минут он все остановил и придумал свое фантастическое световое оформление спектакля. За что ему отдельное спасибо. И все шло легко и спокойно, но «Иван Денисович», возникший совершенно неожиданно, точно таким же неожиданным образом вдруг снова оказался бездомным.

– Но все-таки вы нашли силы и добились того, чтобы у спектакля появился новый дом?

– Силы мне дала Наталья Дмитриевна, вернее ее фраза: «Александр, поймите, Иван Денисович всё по лагерям да по лагерям. Всё бездомный. Найдите ему дом». И теперь, благодаря «Дому русского зарубежья имени Александра Солженицына» и Театру имени Моссовета, наш «Иван Денисович» обрел свой дом – уютную сцену «Под крышей» Театра имени Моссовета. Приходите на спектакль. Я буду рад видеть умные и родные лица своих зрителей.

СПРАВКА «НИ»